Денискины рассказы: о том, как всё было на самом деле - Драгунский Виктор Юзефович - Страница 38
- Предыдущая
- 38/65
- Следующая
Октябрята должны были носить значки в виде красной звездочки. Там в середине был портрет Ленина. Но не взрослого Ленина, лысого, с бородкой и усами, – такой Ленин висел в холле, в актовом зале, в учительской, – а Ленина-ма-лыша, с кудряшками.
Был такой глупый детский стишок: «Когда был Ленин маленький, с кудрявой головой, он тоже бегал в валенках по горке ледяной». Мы это передразнивали и говорили вместо «с кудрявой головой» – «с огромной бородой», а вместо «по горке ледяной» – «по пыльной мостовой». Но это мы говорили тихо, чтоб учителя не услышали. Потому что Ленин был самый первый премьер-министр в СССР, и его надо было уважать и любить.
Пять октябрят – это была октябрятская звездочка. Понятно почему – потому что у звезды пять лучей. В каждой звездочке был командир, санитар, цветовод, физкультурник и библиотекарь. Санитар проверял, у всех ли чистые руки. Цветовод поливал цветы на окне. Библиотекарь раздавал книжки, а физкультурник показывал, как правильно делать зарядку. А что делал командир? Наверное, ничего не делал. Не помню точно. Командиром звездочки я ни разу не был.
В рассказе «Где это видано, где это слыхано» написано: «На переменке подбежала ко мне наша октябрятская вожатая Люся».
Что это такое – «октябрятский вожатый»?
В третьем или четвертом классе ребят принимали в пионеры. Повязывали красные галстуки и прикалывали на грудь значки: там была звезда, огонь, портрет Ленина – уже не с кудряшками, а с лысиной – и надпись: «Всегда готов!» Пионерам давали пионерское задание – возиться с малышней из первых классов. Устраивать с ними разные концерты и конкурсы.
Теперь почти все дети умеют читать до школы. А тогда наоборот, почти все учились читать в первом классе.
Помню, к нам пришел новый ученик, Саша Сморчков. Он пришел в класс на месяц позже, в октябре. Кажется, они переехали из другого города. Его привел на урок отец – очень на него похожий, точно такой же скуластый, курносый и стриженый «под бокс» (это когда с боков почти наголо, а сверху ежиком).
– Раиса Ивановна! – сказал он, указывая на сына. – В случае чего вы его бейте! Вот как отец вам поручаю, честное слово говорю: бейте, бейте!
У него получалось «бейтя, бейтя!». Он прикладывал широкую ладонь к сердцу.
Потом он ушел. А Саша остался стоять у учительского стола.
– Сморчков, значит? – спросила Раиса Иванна. – Хорошо. Будем тебя звать Сморчок! Привыкай. Не бойся, бить не буду. Иди, Сморчок, на место.
Учился Саша Сморчков плохо. Буквы учил с трудом. Сначала он вообще узнавал только букву «у». Когда видел ее, очень радовался. Кричал: «У!!! Раиса Иванна, У!!!» Но потом потихоньку научился читать.
Зато никак не мог понять разницу между гласными и согласными.
– Гласные можно тянуть, – в сотый раз повторяла Раиса Иванна, – а согласные – нельзя. Вот, слушай, Сморчок. Ааааа! Оооо! Ыыыыы! Но – ф! р! ж! Понял?
– Не-а… – говорил Сморчок.
– Ну, давай сам. Аааааа! Ээээээ!
– Ааааа! – повторял он. – Ээээээ!
– А теперь: ф! р! м!
– Фффффф… Ррррррр! Мммммм…. – говорил он.
– Идиот! – кричала Раиса Иванна.
– Жжжжж! – робко говорил Сморчок. – Лллллл! Ззззззз. Хххххх. Шшшш.
Он долго так жужжал, шипел и пыхтел. Мы хохотали.
Потом его перевели в другую школу. «Для особо одаренных», как пошутила Раиса Ивановна. Но мы-то поняли – в школу для дураков.
Жалко. Теперь жалко. А тогда было всё равно.
Я никогда не пел перед всем классом, как в рассказе «Слава Ивана Козловского», – это всё мой папа придумал, конечно. Но я правда не умел петь. У меня не было ни слуха, ни голоса, и сейчас нет.
В этом рассказе есть одна фраза. Дениска говорит: «Я знаю еще одну песню. Когда я ее дома пою, все соседи прибегают, спрашивают, что случилось».
Вот это – чистая правда. Такой случай был. Один раз папа с мамой куда-то ушли, и я остался один дома. Увидел на полке маленькую, но очень толстую книжку. Она была почти как большой кубик. На переплете было написано «Лейся, песня!». Это был сборник песен. Понятно, откуда он у нас взялся, – мой папа написал несколько песен, и они были в этом сборнике.
Я решил немножко попеть, раз дома никого нет. Нашел песню про крейсер «Варяг», и как заору: «Наверх! Вы! Товарищи! Все по местам! Последний! Парад! Наступает!!!»
Тут в дверь застучали.
– Дениска, что с тобой? – я услышал голос соседки Веры Сергеевны.
– Ничего, – сказал я и продолжал: – Врагуууу! Не сдаёёётся! Наш! Гордый! Варяг!!!
– Дениска! – она застучала еще громче.
– А вдруг это он поет? – услышал я голос Алёнки. Она тоже выскочила в коридор. Мы же с ней жили в одной коммунальной квартире, их комната была как раз через стенку.
– Нет, нет, – сказала Вера Сергеевна. – Наверное, он хотел забраться на подоконник и упал, и сломал руку! И закричал, потому что ему больно. Денис, Дениска! – закричала она через дверь. – Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо! – закричал я.
– Почему же ты так закричал? – спросила она. – Я даже испугалась!
– Это я пою песню про крейсер «Варяг»!
– Я же говорила! – крикнула Алёнка.
– Не смей больше петь! – сказала Вера Сергеевна и ушла, я слышал ее шаги по коридору. Аленка тоже убежала. И мне совсем расхотелось петь. Я поставил книжку «Лейся, песня!» на место и больше ее не брал.
А в школе всё было немножко по-другому.
Нашего учителя пения звали Рудольф Васильевич. Он очень со мной мучился.
Вот, например, все поют песню «Выше знамя советского спорта, шире шаг от рекорда к рекорду!» – а я только рот открываю.
Рудольф Васильевич говорит:
– Драгунский! Я всё вижу! Я всё слышу! Ну-ка пой! Пой со всеми!
Я киваю и начинаю громко петь. Он сам просил, так вот же ему.
Рудольф Васильевич говорит:
– Драгунский! Не ори!
И так много раз.
Рудольф Васильевич, бедный, меня после уроков оставлял, занимался со мной. Хотел развить мой музыкальный слух. Играл на пианино разные простые мелодии, чтоб я их повторял. Чтобы я хотя бы тра-ля-лякал или пускай даже мурлыкал. Хоть что-нибудь! А я – ни в какую. Но я не нарочно, честное слово.
Когда я был в третьем классе, мы переехали в новую отдельную квартиру, и я пошел в другую школу.
Номер 175.
Эта школа была совсем другая. Огромная, красивая, высокие потолки, внутренняя парадная лестница с первого этажа на второй. На третьем этаже учительская, куда надо было подняться еще по одной двукрылой лестнице с полированными пузатыми балясинами.
До пятого класса у нас была учительница Лидия Сергеевна. У нее был красивый гулкий голос. Она нас все время воспитывала. Везде находила что-то поучительное.
Вот, например, читаем мы Некрасова. Как Мороз-Воевода хвастается:
Она начинает спрашивать, у кого сколько в семье зарабатывают, кому что когда покупают. «Значит, ваши родители считают казну!» – говорит, подняв палец.
Это, конечно, правильно. Хотя скучно и немножко обидно.
Или вот. Мы выискивали однокоренные слова. «Работать» – «рабочий», «работа», «заработок». Кто-то сказал – «раб».
- Предыдущая
- 38/65
- Следующая