Дикие карты - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 33

• Предыдущая
• 33/114
• Следующая

– К черту! – не выдержал я. – Ставлю на Первую. Свобода слова и объединений – это понятно каждому американцу.

Но сам я не верил в свои слова ни на грош, а просто чувствовал, что должен сказать хоть что-то оптимистичное.

В первый день меня так и не вызвали – мы с Дэвидом и Эрлом слонялись по вестибюлю, считая шаги и кусая ногти, пока мистер Холмс со своим поверенным пытался разыгрывать из себя короля Кнута[43] и не дать гибельной волне слизнуть едким языком плоть с их костей. Дэвид все пытался уговорить охранников позволить ему пройти в зал, но ему не повезло: те, что находились снаружи, и рады были бы пропустить его внутрь, но вот на тех, что были за дверью, его феромоны не действовали, и они упорно продолжали стоять у него на пути.

Прессе, разумеется, присутствовать позволили. КРААД обожал демонстрировать свою деятельность перед камерами кинохроники, а камеры придавали этому балагану подлинный размах.

Я не знал, что происходит внутри, пока оттуда не вышел мистер Холмс. Он двигался, как человек, перенесший инсульт: осторожно переставлял одну ногу за другой, лицо было пепельно-бледным, руки тряслись – короче говоря, за какие-то несколько часов он постарел на два десятка лет. Эрл с Дэвидом подбежали к нему, а я мог лишь в ужасе смотреть, как другие вели его по коридору.

Страх держал меня за горло.

Мистера Холмса посадили в его автомобиль, потом Эрл подождал, когда подъедет лимузин «МГМ», и вместе с нами уселся на заднее сиденье. Ким, надувшись, забилась в уголок, чтобы мой чернокожий приятель случайно ее не коснулся, и отказалась даже поздороваться.

– Что ж, я оказался прав, – сказал он. – Нам вообще не следовало сотрудничать с этими мерзавцами.

Я до сих пор находился под воздействием увиденного в коридоре.

– Не понимаю, за каким дьяволом они все это делают.

Сэндерсон весело посмотрел на меня.

– Деревенские мальчики, – сказал он, ни к кому не обращаясь, потом покачал головой. – Нужно хорошенько дать им лопатой по башке, чтобы привлечь к себе их внимание.

Ким засопела. Эрл и бровью не повел.

– Они жаждут власти, деревенский мальчик. А Трумэн и Рузвельт долгие годы не давали им до нее дорваться. Теперь они хотят заполучить ее обратно и ради этого раздувают всю эту истерию. Взгляни на «Четырех тузов» – что ты увидишь? Негр-коммунист, еврей-либерал, фэбээровец-либерал и женщина, живущая в грехе.

Добавь к этому Тахиона – инопланетянина, который ведет подрывную деятельность не только в стране, но и в наших хромосомах. Возможно, есть и другие, не менее могущественные, о существовании которых никто не знает. И все они обладают сверхъестественными способностями, не подчиняются правительству, выполняют какой-то никому не известный либеральный план, который угрожает выбить политическую почву из-под ног большинства членов Комитета. Как мне представляется, теперь у правительства есть свои собственные тузы, о которых мы не слышали. Это значит, что без нас можно обойтись – мы чересчур независимы и политически неблагонадежны. Наши поражения в Китае и Чехословакии и имена других тузов – вот их оправдание. Суть в том, что, если они смогут публично сломить нас, это послужит доказательством, что они могут сломить кого угодно. Это положит начало господству террора, которое продлится целое поколение. И ни один человек, даже президент, не сможет чувствовать себя в безопасности.

Я покачал головой, слова моего приятеля доносились до меня, но мозг отказывался принимать их.

– Что мы можем с этим сделать? – спросил я.

Эрл встретился со мной взглядом.

– Ни черта мы не можем, деревенский мальчик.

Я отвел глаза.

Вечером мой поверенный дал мне прослушать запись допроса Холмса. Мистер Холмс и его поверенный, старый друг семьи из Виргинии по имени Кренмер, не впервые были в Вашингтоне и неплохо разбирались в юриспруденции. Они ожидали обычного процесса, когда одни господа задают вежливые вопросы другим господам.

Реальность никак не оправдала их ожиданий. Комитетчики не дали Холмсу даже рта раскрыть – вместо этого они принялись кричать на него, перемежая гнусные намеки пересказом неподтвержденных слухов, и не позволяли ему сказать ни слова в свою защиту.

А что касается теста расшифрованной стенограммы...

Мистер Рэнкин: Когда я смотрю на этого отвратительного последователя «Нового курса», который сидит перед комитетом со своими пижонскими замашками, одеждой с Бонд-стрит и декадентским мундштуком, все, что во мне есть американского и христианского, восстает. Приверженец «Нового курса»! Этот проклятый «Новый курс» пронизывает его всего, как метастазы раковой опухоли, и мне хочется кричать: «Это вы виноваты во всем дурном, что происходит с Америкой. Убирайтесь отсюда и возвращайтесь в свой красный Китай, где вам самое место, вы, грязный социалист! В Китае вам с вашим вероломством будут только рады!»

Председатель: Время уважаемого члена комитета истекло.

Мистер Рэнкин: Благодарю вас, господин председатель.

Председатель: Мистер Никсон?

Мистер Никсон: Назовите имена людей из Государственного департамента, с которыми вы советовались перед своей поездкой в Китай.

Свидетель: Будет ли мне позволено напомнить комитету, что люди, с которыми я имел дело, были американскими государственными служащими, добросовестно выполнявшими свои обязанности...

Мистер Никсон: Комитет не интересуют их характеристики. Только имена.

Стенограмма допроса не кончалась и не кончалась – восемьдесят страниц в общей сложности. Мистер Холмс, как следовало из нее, нанес генералиссимусу удар в спину и сдал Китай красным. Его записали в сочувствующие коммунизму, как и этого его салонного социалиста, Генри Уоллеса, которого он поддерживал на президентских выборах. Джон Рэнкин из Миссисипи – пожалуй, обладатель самого зловещего голоса во всем комитете – обвинил мистера Холмса в участии в сионистско-коммунистическом заговоре, результатом которого стало распятие Спасителя. Ричард Никсон из Калифорнии желал во что бы то ни стало узнать фамилии людей, с которыми Холмс советовался в Государственном департаменте, чтобы сделать с ними то же самое, что уже сделал с Адджером Хиссом. Мистер Холмс никаких имен не называл и ссылался на Первую поправку. Вот тогда комитет действительно зашелся в праведном негодовании: они мурыжили его несколько часов, а на следующий день выдвинули обвинение в неуважении к Конгрессу. Перед мистером Холмсом замаячила перспектива тюремного заключения.

А ведь он не совершил ни единого преступления!..

– Боже правый! Мне нужно переговорить с Эрлом и Дэвидом.

– Я уже говорил вам, что это неразумно, мистер Браун.

– Да плевать мне. Нам нужно выработать план.

– Послушай его, милый.

– Мне плевать. Должен же быть какой-то выход.

Когда я добрался до номера мистера Холмса, ему уже дали успокоительное и уложили в постель. Эрл рассказал, что Блайз с Тахионом тоже получили повестки и должны были явиться на следующий день. Мы не понимали зачем. Блайз никогда не участвовала в принятии политических решений, а Тахион вообще не имел никакого отношения ни к Китаю, ни к американской политике.

Дэвида вызвали на следующее утро. В зал он вошел ухмыляясь. Он собирался поквитаться за нас всех.

Мистер Рэнкин: Я хотел бы заверить еврейского джентльмена из Нью-Йорка в том, что он может не опасаться предвзятого отношения на основании его национальности. Любой человек, верующий в основные принципы христианства и живущий в соответствии с ними, будь он католик или протестант, пользуется моим уважением и доверием.

Свидетель: Хотел бы обратить внимание комитета, что я возражаю против характеристики «еврейский джентльмен».

Мистер Рэнкин: Вы возражаете против определения «еврей» или против определения «джентльмен»? Чем вы недовольны?

• Предыдущая
• 33/114
• Следующая