Оружие возмездия - Маркеев Олег Георгиевич - Страница 32

• Предыдущая
• 32/114
• Следующая

«Живут люди на могиле, вещи мертвых в дом несут, а потом удивляются, почему кошмары снятся и дети болеют».

Максимов попробовал представить студию подвалом времен войны.

Получалось, ящик тащили в черную комнату.

Максимов обошел ее, ведя ладонью вдоль стен. Там, где стояла ваза с перьями павлина, ладонь обожгли холодные иголки. Вход в заваленный тоннель находился там, почувствовал Максимов. Но чтобы подтвердить, потребовалось бы содрать слой ДСП, доски и, вероятно, еще раздолбить стену.

Во время войны, спасая население Кенигсберга от бомбежек, комендант отдал приказ заложить между домами ходы сообщения — тоннели в человеческий рост и длиной до сотни метров. Очевидно, именно такое убежище стало склепом для четырех солдат. У хозяина студии, откопавшего завал, хватило глупости оставить вещи мертвых у себя.

Размышляя о человеческой глупости, Максимов мимоходом проверил карманы Карининой куртки.

Пачка сигарет. Горстка мелочи. И всего три купюры по десятке. Права на управление мотоциклом и легковым автомобилем. Паспорт скорее всего где-то прятала.

Имя и возраст она назвала правильно. Фотография соответствовала оригиналу, спящему сейчас в ванне. Отчество — Ивановна. С именем Карина сочеталось плохо, но смешанные браки никто не запрещал. Фамилия...

Максимов сунул пластиковую карточку на место. Бросил куртку на сундук.

Бесшумно вернулся в белую комнату, плюхнулся в кресло-мешок.

«Ну, конечно же, Дымова! — Он тихонько шлепнул себя по лбу. — Мог бы сразу догадаться. Так пилят и хаят только горячо любимого и близкого человека. Детская обида... Судя по всему, развелся с мамой. Пил, конечно. А тут перестройка с нищетой началась. Разошлись. А Дымову подфартило: не приходя в сознание, стал парижанином. Там его Карина и нашла. Сравнила творческого папу с богатым отчимом... Нет, живут же люди. Бразильский сериал!»

Он встал, поднял с пола куртку Подумав, выпил «стременной», заел огрызком яблока. Рукавом куртки протер стаканчик, края столика, где могли остаться отпечатки пальцев. Вытер кинжал и полку стеллажа. Процедура бессмысленная в век анализа на микрочастицы, но привычка есть привычка. Окурок бросил в пачку сигарет, а ее положил в карман.

Напоследок осмотрел бело-черный подвал.

— Спасибо этому дому, пойдем к другому, — прошептал он.

На всякий случай заглянул в ванную.

Карина лежала в хлопьях пены. Как спящая Афродита. Потому что острые соски, затвердевшие от холода, соблазнительно торчали вверх, а ноги грациозно сплелись, как у античной статуи. Или как юная Офелия, выловленная из ручья. Потому что губы были фиолетово-черными, а лицо бледным. Мокрые волосы прилипли к щекам.

«Еще отморозит себе все на свете», — подумал Максимов и постучал по косяку.

— Бонжур, монами!

Веки у Карины дрогнули. В узкой щелочке появился зрачок. Потом закатился под верхнее веко.

— Подъем! — скомандовал Максимов.

Карина вздрогнула и распахнула глаза. Уставилась на Максимова.

— А, это ты! - наконец сообразила она. -Бр-р-р.

Она села, обхватив дрожащие плечи. Кожа сразу же пошла пупырышками.

— О, колбасит, — пролепетала она, перемежая звуки мелкой морзянкой зубов.

— Я что, здесь уснула?

— Привычка, наверное, такая. Пьяный заплыв называется.

— Не подкалывай, — огрызнулась Карина. — Раз, два...три!

Она резво вскочила, повернулась спиной и врубила душ. Горячий дождь окатил ее с головы до ног. Смыл пену. Перед тем как ее окутало облако пара, Максимов убедился, что по копчику у Карины действительно ползет черная ящерка, а между острых лопаток синеет угловатая кельтская вязь.

Соблазн остаться был велик, но Максимов сделал над собой усилие и пошел по коридорчику к выходу.

Он выбрался из подвала. Блаженно потянулся. Рассвет уже позолотил крону липы. Птицы расчирикались так, словно обсуждали новый проект птичьей конституции. Облезлый кот подвальной наружности забрался на перила и внимательно следил за прениями пернатых депутатов, скачущих с ветки на ветку. С надеждой посмотрел на Максимова.

— Извини, брат, рогатку не взял.

Кот прищурил янтарные глаза, оценив шутку. Проводил взглядом человека в черном и вновь задрал морду.

В сотне метров от дома Карины Максимов остановился, пораженный открывшимся видом.

Чистый свет струился с неба, заливая проснувшийся город. Солнце зажгло реку, невидимую отсюда, но яркие блики на стеклах домов вдоль набережной горели так, что слепило глаза.

Покатый холм спускался к продолговатому пруду. Солнечные лучи еще не осветили его поверхность. И пруд казался полированным холодным изумрудом. А трава вокруг горела миллиардами алмазных брызг.

Представил, как таким же утром отряд рыцарей-крестоносцев взлетел на этот холм. Кони роняли пену с горячих губ в траву. Поскрипывали ремни под латами. Солнце дробилось на остриях копий. Мир, наверное, был таким же светлым и чистым. Впереди лежала граница — река Хрон. В тот год рыцари не рискнули пересечь ее и заложили новый замок на этом холме Понарт. У них уже была крепость Бальга, южнее.

Максимов попробовал слово на вкус — Бальга. Он научился и полюбил нанизывать созвучные слова, как разноцветные бусинки на ниточку. В образовавшемся цветном орнаменте иногда открывался великий смысл, затертый от частого и бездумного употребления слов.

«Бальга, Волга, Волхов, Балхаш — один корень. В звуке чувствуется что-то вращающееся. Валгалла — обитель героев. Бал-холл. Получается — круглый зал. Круглый стол короля Артура. Столько общего... Зачем же столько копий сломали и крови пролили?»

Он вспомнил, как называется этот пруд, изумрудной брошью лежащий у подножья холма. Шванентайх. По-русски — Лебединый.

«Белый лебедь Чайковского, царевна-лебедь и рыцарь-лебедь Лоэнгрин... Господи, что нам неймется? Что мы ищем различия, когда столько в нас общего?»

На боку под курткой запиликал телефон. Максимов быстро, как пистолет из кобуры, выхватил его из кожаного футлярчика.

На дисплее мигала пиктограмма с почтовым конвертом. Максимов нажал нужную кнопку. Под зеленым стеклом пробежали черные буковки, сложились в сообщение. «Свободный поиск», — прочел Максимов. Навигатор давал ему право самостоятельно найти и уничтожить цель.

— Спасибо за доверие, -усмехнулся Максимов.

Косой шрам на животе больно дрогнул, напомнив, чем кончается «свободный поиск».

Максимов в последний раз бросил взгляд на город под ясным рассветным небом. Отвернулся и пошел к дороге.

На автобусной остановке скучал пожилой приземистый мужчина с двухколесной сумкой-тележкой у ног. Тельняшка под сереньким пиджаком, спортивные штаны, пузырящиеся на коленях. Синяя бейсболка кустарного изготовления с трафаретной надписью «Кент». Курил мужик «Беломор», профессионально сдавив цилиндрик в гармошку.

Он, прищурившись от солнца, смотрел на идущего по бордюру Максимова.

Из редких кустов, Как медведь, выбрался молодой бычок в джинсовой куртке и адидасовских штанах. И, конечно, в шикарных кроссовках. В одной руке он держал банку пива, другой что-то поправлял в штанах. Покачиваясь, подошел к мужику в бейсболке, встал, закрыв солнце. Приложился к банке. Чмокнул и оглушительно рыгнул на всю округу.

— Ну что, ты докопался, парень? — услышал Максимов.

— Я с тобой, дед, за жизнь говорю. Так, как я ее понимаю. А ты молчи, м-ля...

Максимов решил не сворачивать, а идти прямо на них.

— Ты чо щеришься, дед? Чо ты зубы мне показываешь? Весело ему... А мне вот грустно.

— Шел бы ты домой, — подал голос дед, невидимый за широкой спиной.

— А я дома. И мне тошно. — Он приложился к байке. - Проорали страну патриоты хреновы.

— Мы-то ее отвоевали, паскудник. Без нас просрали, — с глухой обидой в голосе возразил дед.

«Зря он с пьяным спорит. Дал бы сразу в рожу», — подумал Максимов.

• Предыдущая
• 32/114
• Следующая