Вся наша жизнь - Аренев Владимир - Страница 32
- Предыдущая
- 32/44
- Следующая
— Но кто-то же кричал, — раздраженно проговорил Валхирр.
Я отмахнулся:
— Спросите у господина Мугида.
Данкэн, кажется, понял. Остальные захлопали глазами и провожали меня взглядами до тех пор, пока я не скрылся у себя на этаже.
Парня в очках среди них не было — наверное, слишком крепко спал.
ДЕНЬ ШЕСТОЙ
Мугид, конечно, оказался прав — утром пятна не было. А раз не было пятна, то и говорить, в сущности, не о чем. Приснилось, привиделось, прислышалось. Показалось.
Я мрачно сидел за столом и с садистским удовольствием расковыривал залежи салата в своей тарелке. Одинокий, умаявшийся от переживаний и весь блестящий маслом гриб, откатился в сторону и делал вид, что он здесь ни при чем и уж конечно — несъедобен. Я наколол его на вилку и сжевал. Нечего прикидываться!
— Признайтесь, Нулкэр, вы ведь вчера что-то видели, — небрежно произнес Данкэн. Великий Конспиратор! Можно подумать, Мугид не заметит наших перешептываний.
Я удивился этой мысли. В конце концов, с какой стати мне скрывать от старика то, что я говорю с кем-либо о вчерашнем? Ведь это я оказался в дурацком положении.
— Видел, — проворчал я. — Скажите, Данкэн, в горах водятся олени?
Тот озадаченно посмотрел на меня и сморщил лоб:
— А при чем здесь олени, Нулкэр? Или вы таким образом пытаетесь уйти от вопроса?
— Нет, просто интересно. Понимаете, я вчера видел оленя.
— Во сне?
— Наяву, Данкэн, наяву! Хотя наш почтенный повествователь желал бы убедить меня в обратном.
Журналист кивнул:
— Итак, олень. И что же он делал, этот ваш олень?
— Стоял и истекал кровью. И еще кричал. Кстати, вы не слышали крик этой ночью?
— Слышал, — Данкэн отпил из своего бокала и потянулся за пирожным. Кажется, не существовало ничего, что могло бы заставить этого человека хоть на несколько минут потерять интерес к завтраку. — Слышал, поэтому и выбежал наружу. Жаль только, что не сразу — сначала лежал и думал: Показалось мне это или нет? Остальные, между прочим, поступили подобным же образом.
— Вы уже и это успели узнать?
— Как говориться, положение обязывает, — самодовольно заявил Данкэн. — По сути, вы последний.
— А вот и нет. Очкарика, по-моему, среди нас нету, так что я думаю, вы его не успели допросить.
Журналист скривился:
— Ну у вас и выраженьица, господин Нулкэр! Допросить! Впрочем, вынужден признать вашу правоту: не успел. Зато выяснил, что юноша заболел. Видимо, держал открытым окно и простудился.
Я пренебрежительно хмыкнул:
— Спрашивали, небось, у Мугида?
— А у кого же еще? — парировал Данкэн. — Он на данный момент — самый информированный человек в гостинице.
— И самый правдивый, — саркастически добавил я.
— Ну, по крайней мере, будем знать официальную версию случившегося.
В это время к моему плечу прикоснулись. Я обернулся.
— Вы сплетничаете, не хуже двух столетних старушек, — сказала, улыбнувшись нам, Карна. — Может, поделитесь парой секретов с умирающей от любопытства девушкой?
Я взглянул на Данкэна:
— Спасем умирающую?
— Вы всегда отличались неоправданным человеколюбием, — заметил тот. — Рассказывайте, а я займусь тортом.
— Похоже, господин журналист наедается впрок, — сказала девушка.
— Ага, он просто узнал, что на самом-то деле запасы в гостинице скоро подойдут к концу, а никакого радиопередатчика у Мугида нету. Вот и старается перед смертью на… накушаться.
— Нулкэр, прекратите грубить! — велел журналист. — Просто не вижу никакой причины обижать повара, готовившего сей шедевр, — он указал на укремленный кусок торта. — Ведь кроме меня его никто не ест: остальные наши, с позволения сказать, коллеги ударились в философию и разглядывают собственные тарелки так, словно это — ключи к разгадке всех тайн бытия сразу. А повара жаль.
— Так что же вы так увлеченно обсуждали? — спросила Карна. — Неужели, кондитерские таланты местного кулинара?
— Нет, — рассмеялся я. И вкратце пересказал то, что случилось этой ночью и наш разговор с журналистом.
Девушка внимательно выслушала меня и кивнула:
— Понятно. Скажите, Нулкэр, у вас не складывается впечатление, что господин Мугид превосходно осведомлен о происходящем с нами? Я имею в виду эти сверхталанты на сутки.
— А даже если и так? Он в этом не признается, можете не сомневаться.
— А вы не задумывались, почему?
— Что — почему ?
— Да все — почему! — воскликнула Карна. Потом понизила голос и пояснила:
— Почему Мугид стал повествователем и почему живет здесь, в Башне , почему мы на сутки становимся обладателями сверхъестественных способностей, и почему старик знает об этом, и почему он скрывает свое знание, а не помогает нам? Почему, наконец, мы сами ничего не предпринимаем?
— Ну, последнее я могу вам объяснить. Заметьте, что с самого утра и до позднего вечера у нас нету ни одной свободной минуты. Мы просыпаемся — нас будят стуком в дверь, — завтракаем и внимаем. Затем обедаем и внимаем.
Или вообще сидим до вечера голодные, потому что не отрываемся от повествования, после ужинаем и идем спать, вымотанные настолько, что не способны даже подняться ночью, когда слышим чей-то крик.
Разумеется, мы ничего не предпринимаем. У нас нету времени даже задуматься об этом как следует.
— Господа, — произнес Мугид. — Если вы не против, давайте отправимся вниз, чтобы начать новое повествование.
Я обличающе взмахнул рукой:
— Видите?
— Да, — кивнула Карна. — Вижу. Но с этим нужно что-то делать, вы не согласны?
— Согласен, но что? — мы поднялись из-за стола и вышли вслед за остальными. Только Данкэн увлеченно колдовал над тарелкой с тортом.
Девушка вздохнула.
— Не знаю. Но что-то, несомненно, делать нужно.
Журналист оторвался от сладкого и присоединился к остальным.
— Давайте поразмыслим над этим, — предложил я, — а завтра утром поделимся своими мыслями по этому поводу.
— Давайте. Это на самом деле…
ПОВЕСТВОВАНИЕ ВОСЬМОЕ
Это на самом деле была всего лишь церемония, а не торжественные похороны, которых удостаивался каждый усопший правитель-Пресветлый. Просто предыдущие умирали на руках своих слуг, а от Руалнира осталась только полуразложившаяся голова, которую и в гроб-то не положишь. Какие уж тут похороны…
Скорбная процессия вышла из ворот дворца и направилась к Аллее владык. Под эту Аллею еще в незапамятные времена отвели обширную парковую зону, в которой устанавливали памятники всем бывшим правителям-Пресветлым. А в самом дальнем конце Аллеи чернела большая металлическая дверь, ведущая в гробницу усопших членов династии. Аллея была свободна для посещения и считалась одной из достопримечательностей Гардгэна. Лишь в гробницу невозможно было войти постороннему:
хитроумный механизм, изготовленный древними мастерами, открывал дверь только тогда, когда в небольшую замочную скважину вставляли и проворачивали положенное количество раз специальный ключ. Ключ сей хранился у Харлина, и сейчас лежал в кармане его траурного одеяния.
Когда настанет время, дворцовый казначей выйдет и исполнит свой долг, отпирая дверь в гробницу, а покамест он шагал, скорбно склонив голову, вместе со всеми. Рядом с Харлином шел с прямой спиной Талигхилл, и лицо его не отражало ни единого чувства.
В городе стало непривычно суетно и серо. Хмурые лица прохожих, угрюмые взгляды, сжатые в кулаки руки. Не было здесь того, что именуют всеобщей скорбью об усопшем, хотя Руалнира, вроде бы, и любили, и почитали. Так вот оно и получается: живешь и не знаешь, как о тебе после упомянут — одной строчкой в крошащемся летописном свитке или массой толстенных книг; надгробным камнем или роскошным памятником; искренней слезой или безразличным взглядом, брошенным на мертвое тело…
Длинная похоронная процессия растянулась. Впереди несли пустой закрытый наглухо гроб, украшенный цветами и лентами, за ним шли скорбящие. Простой люд несмело толпился у домов и смотрел.
- Предыдущая
- 32/44
- Следующая