Вся наша жизнь - Аренев Владимир - Страница 24

• Предыдущая
• 24/44
• Следующая

— Подожди, не торопись. Что-то на самом деле важное есть? Нету — знаю, что нету. Поэтому давай договоримся так: сегодня ты меня оставляешь в покое, а с завтрашнего дня — так уж и быть — тирань меня, сколько позволю. И не спорь.

Все, ступай.

Харлин поклонился:

— Всего один вопрос, Пресветлый. Один вопрос — и я уйду.

— Ладно, — великодушно согласился Талигхилл. — Один вопрос. Слушаю.

— Кто такой Раф-аль-Мон, господин? Не далее, как вчера, он явился ко мне с распиской на получение… некоторой суммы денег. Расписка была выдана вами.

— Верно, — подтвердил принц. — Мной. А что тебя смущает? Некоторая сумма ? Пустяки. А кто такой этот Раф-аль-Мон, я не знаю. Не имею ни малейшего понятия. Торговец, который продал нечто, что мне понравилось.

— Благодарю, Пресветлый. Значит, завтра…

— Завтра, завтра, — лениво проговорил Талигхилл. — И никак не раньше.

— Как будет угодно Пресветлому, — казначей поклонился и вышел.

На пороге он столкнулся с Джергилом — телохранитель пропустил Харлина и вошел в комнату:

— Ваши вещи распаковали, Пресветлый.

— И махтас?

— Да, как вы и приказывали — в желтой комнате.

— Отлично. Больше никого ко мне не впускайте. Харлина тоже не следовало бы, ну да я не давал вам по этому поводу никаких распоряжений, так что вашей вины в том нет.

Ступай.

Телохранитель покинул комнату принца, а тот снова откинулся на подушки и стал размышлять об услышанном от Домаба. Думать о таких вещах Талигхилл не привык. Некоторое время он лежал на кровати, пытаясь разобраться с собственными чувствами и постановить, как же относиться ко всему, сказанному управителем.

Потом поднялся и подумал, что не помешает немного развеяться. Как быть с тем, что рассказал Домаб, он решит завтра. А сейчас…

Не прогуляться ли мне до желтой комнаты?..

Талигхилл поднялся с мятого покрывала и решительно направился к двери. Джергил вопросительно взглянул на Пресветлого, но тот лишь отмахнулся:

— Можешь остаться здесь. И ты, Храррип, тоже.

Все-таки один из телохранителей должен был следовать за принцем — они переглянулись, и Храррип последовал, а Джергил остался.

Талигхиллу, впрочем, было все равно.

Желтая комната находилась недалеко от его покоев, Пресветлый распахнул дверь и вошел, жестом повелев Храррипу остаться снаружи.

— Вы все еще здесь, Тиелиг? Я думал, мы обсудили все, что вы хотели — и смогли — обсудить.

Жрец оторвал взгляд от игральной доски и поклонился:

— Вы правы, Пресветлый. Но я услышал от слуг об этом чуде, — Тиелиг указал на махтас, — и решил зайти сюда, чтобы взглянуть на него.

— Где я вас и застал, — завершил за него принц. — Удивительно, как много вы стали себе позволять, Тиелиг. Просто удивительно. Ходите там, где ходить вам не положено, заглядываете в покои Пресветлых — просто поражаюсь тому, как вы…

осмелели. Что, культ Ув-Дайгрэйса приобрел популярность в народе?

— Не большую, чем раньше, — ответил жрец. — Я, видимо, должен просить у вас прощения за свои действия.

— Должен, — согласился Талигхилл. — Но ведь не просите. Да и что мне в ваших просьбах?.. Скажите-ка лучше, Тиелиг, вы любите играть в азартные игры?

— Мне не полагается: сан, — с поклоном ответил жрец. — Но, позволю себе заметить (если вы имели в виду махтас), что это — не азартная игра. По крайней мере, в нее мне играть не запрещается.

— Да, я имел в виду махтас, — согласился Пресветлый. — Так что же, сыграем?

— Как пожелаете.

— Пожелаю сыграть, — сказал Талигхилл, усаживаясь в кресло. — Итак, начнем со знакомства с правилами игры…

— Простите, Пресветлый, но мне они уже знакомы, — сообщил Тиелиг, также устраиваясь в кресле.

— Да? — удивился принц. — Откуда же?

— За мою долгую и неспокойную жизнь приходилось встречаться с разными вещами, — уклончиво ответил жрец. — В том числе и с махтасом.

— Выходит, Тиелиг, вы опытный игрок?

— Все относительно, Пресветлый. Есть игроки, по сравнению с которыми я — младенец.

— Отлично. Если вы знакомы с правилами, тогда начнем.

— Начнем, — согласился жрец.

Две армии зашевелились, выстраиваясь в боевые порядки и нацеливаясь на крепость, что находилась в центре поля. Еще некоторое время ей предстояло быть ничейной территорией, а потом…

Потом — как получится.

После сеанса Мугид попрощался с нами, пожелал спокойной ночи и удалился — только тогда мы начали выходить из комнатки, все так же, в молчании. И взглядами старались друг с другом не встречаться. Наверное, каждый думал о толстухе.

Кроме, разумеется, меня. То есть, я тоже думал о ней, но совершенно иначе, чем все. Я был ей благодарен.

Потом я заметил Карну — она медленно поднималась по лестнице и выглядела очень печально. Наверное, ей было не по себе оттого, что вчерашняя собеседница сегодня сошла с ума.

Я догнал ее, взял за локоть и тихо сказал:

— Мне очень жаль.

Снова банальности, старина.

Мельчаешь.

— Да, — согласилась она, — жаль ее. Но может, это и к лучшему. Как знать, вдруг ей и впрямь удастся благодаря своему сну спасти сына?

— Вы верите в то, что ей снился вещий сон? — удивление в моем голосе не пришлось имитировать — я на самом деле был обескуражен такой суеверностью — глупо верить всуе, в то, чего не может быть. А еще историк…

Девушка внимательно посмотрела на меня:

— А вы что же, после всех этих повествований считаете подобное невозможным?

— Почему же, считаю возможным. Было возможным. Но только не в наше время.

Кривишь душой.

— Почему?

— Потому что Боги ушли, древний Ашэдгун слился с Хуминдаром, а Пресветлых больше нет. Вот почему. Время Богов миновало, Карна. И теперь не стоит надеяться на сверхъестественные силы. Мы сами становимся Богами, изобретая самолеты, пароходы, телевизоры и многое другое, мы летаем в небесах и спускаемся под землю. Мы, если вам будет угодно, заняли ту экологическую нишу, которая до сих пор была прерогативой Богов. А сами Боги вымерли. Поэтому их чудеса стали невозможными, хотя раньше были объективной реальностью; теперь же наши самолеты-телевизоры превратились в такую реальность — а тогда они были невозможными. Вот такие пироги.

— Да, — согласилась она. Ну, по крайней мере, кивнула так, будто согласилась. — Но сон-то ей приснился.

— Мне сны тоже снятся, — признался я. — Некоторые даже сбываются. Конечно, не полностью, но все же…

Понимаете, если я очень хочу приобрести, скажем, дачу на одном из живописных берегов Ханха , как принято об этом писать в рекламных проспектах, — так вот, если я очень этого хочу, думаю об этом все время, то и присниться мне эта дача может запросто, даже не раз и не два. Ну а удивительно ли будет то, что в конце концов я накоплю денег — или, скажем, ограблю банк — и приобрету-таки эту свою двухэтажную мечту? По-моему, вполне закономерное явление.

— Но Сэлла не мечтала о том, чтобы ее сын погиб, — заметила девушка.

— Да. Не мечтала. Но она могла, предположим, беспокоиться о нем, бояться, что такая катастрофа произойдет. Вот и приснилось.

Карна остановилась и внимательно посмотрела мне прямо в глаза.

— Нулкэр, вы же не верите ни единому своему слову. Тогда зачем говорите? Чтобы утешить меня, да?

Не знаю, насчет историка, но психолог из нее великолепный. А утешитель из меня…

— Верю, — сказал я. — Верю, Карна. Потому что если не верить в мои слова, тогда — что же остается?..

— Наверное, раскрыть глаза и посмотреть на правду. Сделать то, чего так боялся Талигхилл.

Карна развернулась и ушла, а я некоторое время так и стоял, с некрасиво отвисшей челюстью. Поговорили, значит. По душам. Только твои слова ее ни в чем не убедили, даже не утешили, а ее — шарахнули тебя по темечку. Только… я же не Талигхилл! Я же знаю: происходит что-то непонятное. Я даже сам догадался про то, что это очень похоже на божественный дар Пресветлых.

• Предыдущая
• 24/44
• Следующая