Охота на изюбря - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 57
- Предыдущая
- 57/124
- Следующая
– Я врача позову, – проговорила Ирина.
– Не надо… сам придет… подойди сюда.
Ирина сделала несколько шагов к постели. Так лань подходит к воде, насторожив ушки и то и дело прислушиваясь, не затаился ли поблизости лев.
– Да подойди же, – хриплым шепотом сказал Извольский, – я на этот раз не укушу… При всем желании…
Ирина заплакала и, опустившись на колени, ткнулась головой куда-то под мышку раненому.
– Это из-за меня, – сказала она, – это все из-за меня. Если бы ты не поехал за мной…
– Глупая ты у меня, Ирка, – сказал Извольский, – жизни радоваться надо. Это раз в сто лет бывает, чтобы такой киллер по такому объекту промахнулся…
Ира подняла голову и стала смотреть на Извольского своими большими серыми глазами. На мгновение Слябу представилась вновь та самая картинка, которая три дня назад сорвала его с места и погнала в ноябрьскую муть: залитая зимним солнцем спальня в его доме, и на белой простыне розовое тело Ирины… Только не было спальни, а была больничная койка, и Ахтарск был в четырех часах лета, и на белой простыне лежал он, а не Ирина.
– Вот я встану на ноги, и мы поженимся, – тихо сказал Извольский. – Или нет. Я нескоро встану на ноги. Поэтому мы сначала поженимся, а потом я выздоровлю. Но зато мы потом обвенчаемся. В церкви. Я в Ахтарске красивую церковь построил, большую, красную такую, как особняк «нового русского»…
– Ты верующий?
Сляб прищурился.
– Черт его знает, – задумчиво сказал директор, – но ты знаешь, солнышко, когда церковь строишь, под это дело такую кучу денег списать можно..
Ирина неуверенно засмеялась.
– Ты вот смеешься, – довольно сказал Извольский, – а меня, может, Бог за эту церковь и спас. А может, это не Бог был, а мусульманский Аллах. В Ахтарске татар много, мы как раз собирались мечеть строить. В этом году тоже ведь налоги надо оптимизировать, а? Вот Аллах поглядел вниз с тучки и решил: как так? Соседу хату построил, а мне нет? Пусть еще поживет, я тоже особняк хочу…
Извольский замолк. На полном, жестком лице выступили капли пота. Он говорил гораздо дольше, чем было нужно. У него кружилась голова, наверное, от лекарств, которыми его напичкали, и он не совсем понимал, что говорит.
– Слушай, – сказал Сляб, – я был полная сволочь. Я… вообще-то я редко пью. А тогда…
Ирина молча положила узкую ладошку поверх его руки.
– Давай не будем об этом. Этого не было. И все. Ладно?
Извольский закрыл глаза и некоторое время молчал.
– Ладно, – тихо наконец сказал он, – давай не будем.
Прошло минут пять, и они просто сидели и смотрели друг на друга.
– Позови сестру, – сказал Извольский.
Ира встревожилась.
– Тебе плохо?
– Нет. Все нормально. Просто это… в общем, в туалет хочу.
Ира встала и достала откуда-то из шкафчика белую посудину с резиновыми валиками по краям.
– Я справлюсь.
– Вот еще, – сказал директор.
Девушка упрямо вскинула голову.
– И не беспокойся. Я за мамой ухаживала…
Ирина осеклась. Она ухаживала за матерью, тогда, два года назад, когда ей позвонили из милиции и спросили, кем ей приходится Анна Федоровна Денисова… Но это продолжалось всего три дня, а потом было внутреннее кровотечение, новая операция и пьяные слезы отца в гулком холле крематория. Машину, которая сбила мать, так никогда и не нашли. Это было бы слишком страшно, если бы с этим человеком – если бы со Славой было бы так же, как с матерью.
Ирина действительно все сделала как надо, ловко расстелила клеенку и подсунула посудину под тяжелое тело, вымыла Извольского и унесла посудину в ванную комнату, шикарно отделанную и качеством своим не уступающую ванной в хорошем четырехзвездочном отеле. Но все-таки она переоценила свои силы: Извольского перекормили лекарствами, все, что могло быть испорчено в его организме, было испорчено, и на дне судна лежало несколько зелено-рыжих и невыносимо вонючих комков.
Ирина почувствовала, что ее сейчас стошнит. Она вымыла судно, а потом долго и с ожесточением терла руки, по локоть, пока они совсем не распарились. Только тогда, успокоившись, она вышла в палату.
Извольский лежал, чуть склонив голову набок, и смотрел на нее жесткими голубыми глазами.
– Ты же у меня вся зеленая, Ирка, – тихо сказал Извольский. – Не надо было тебе этого делать.
Ирина покраснела. Потом молча опустилась на колени, и губы ее коснулись колючей, небритой щеки Извольского.
– Не туда, – слабо попросил директор.
Ирина послушно поцеловала его в губы.
На этот раз Извольский очнулся всерьез и надолго, и пробуждение его произвело в больнице радостный переполох. Очень скоро в палату пожаловал оперировавший его хирург. Хирург изъявил восхищение по поводу железного организма больного.
– Другой человек на вашем месте точно бы помер, – жизнерадостно заверил он Извольского, – а на вас, на сибиряках, все заживает как на собаке. Мы вас семь часов резали, в две бригады, у вас сердце останавливалось, – а вы вон, через четыре дня уже разговариваете…
– Когда я смогу вернуться в Ахтарск? – спросил Извольский.
Врач даже опешил.
– В Ахтарск? – переспросил он. – Зимой?
Он никогда не был в Ахтарске, но предполагал, что это что-то вроде приполярного ада, где зимой по улицам бродят медведи, а из унылых блочных пятиэтажек сочатся струйки прорвавшейся канализации.
– Вам не в Ахтарск надо, а в Швейцарию, – сказал хирург, – в Швейцарию вас можно будет везти месяца через два. Вот, кстати, держите на память.
И врач извлек из кармашка целлофановый мешочек, в котором болтались два смятых кусочка металла.
– Те пули, которые из грунта выковыряли, на экспертизу взяли, – пояснил врач, – а это для вас.
Врач положил мешочек на тумбочку при кровати. Извольский скосил глаза и увидел, что там же, на тумбочке, лежат какие-то бумаги в розовой папке.
– Это что? – спросил директор.
– Ваш зам принес и положил. Договор какой-то.
– Покажите.
Врач поднес бумаги к глазами Извольского, неторопливо перелистнул. Это был договор с «Атомэнерго». На последнем листе красовались подписи главы РАО «ЕЭС России», РАО «Атомэнерго» и Дениса Черяги.
Вслед за врачом в палате образовался Дима Неклясов – чистенький, подтянутый, с очаровательным выражением на плутоватой мордочке. Извольский попросил Ирину выйти, и она торопливо выскочила за хирургом, видимо, чтобы расспросить его о здоровье раненого.
– Как иск? – спросил Извольский.
– Что иск? – пожал плечами управляющий директор «АМК-инвеста». – «Ивеко» подал иск в арбитражный суд города Москвы. Суд вчера наложил в превентивном порядке арест на имущество, принадлежащее «АМК-инвесту». Мы подали апелляцию, чтобы арест сняли…
– И много им удалось арестовать?
Неклясов шутливо развел руками.
– Увы, – сказал он, – здание на балансе «Ахтарского феникса», все права требования переуступлены. У нас даже компьютеры – и те арендованные.
– А акции?
Неклясов вытащил из бывшей при нем сумки ворох бумаг.
– Акции Ахтарского металлургического комбината приобрели три компании. «Импера» – 173.475.000 акций, «Кроника» – 166.746.000 акций и «Лагуна» – все прочее. Вот – свидетельство о регистрации, передаточное распоряжение, выписка из реестра.
Неклясов сел на стул у подушки, наклонился к больному, листая документы.
– Все сделки закончены третьего дня, так что пусть арестовывают активы, сколько влезет, – заключил Неклясов.
Извольский лежал на постели, закрыв глаза. Молодой финансист озабоченно пригляделся – да смотрел ли шеф бумаги? Но тут губы Извольского шевельнулись, он сказал:
– Хорошо. Денис где?
– На допросе.
– Каком допросе?
– Ну, в прокуратуре. Из-за этого налета на дачу…
Неклясов сощурил глаза и зашептал:
– Ой, Вячеслав Аркадьич, тут такое было! К нам в офис менты лезли, целый день работать было нельзя, еще бы чуть-чуть – и мы акции не успели слить. Алешкин под следствием, слава богу, губернатор приехал и как рявкнет, что в Москве все продались. Только перед этим пришлось с ним договориться.
- Предыдущая
- 57/124
- Следующая
