Разбитые маски - Малышева Анна Витальевна - Страница 66

• Предыдущая
• 66/78
• Следующая

– Я не сплю, – быстро откликнулся тонкий тихий голос.

Ольга наугад нашла диванчик, вчера из-за поминок его передвинули в самый угол. Девочка сидела подложив под спину подушку и зябко обхватив себя за локти. Ольга осторожно присела на край дивана. «Значит, это мне не приснилось с похмелья. Да и много ли я выпила? От силы рюмку-другую. Таня в самом деле живет у меня».

– Дядя Илья так стонет, – сострадательно сказала девочка. – У него что-то болит, наверное. Или он хочет пить.

– Скорее отлежал себе руку, – шепотом ответила Ольга. – Послушай, мы с тобой никогда не дружили, да и неудивительно… Как ты на такое решилась?

– Прийти к вам? – Та вздохнула. – Нужно было где-то пересидеть. У нас дома просто невыносимо, после всего, что случилось… Я смотрю ей в глаза и вижу, что она врет!

– Ты в самом деле давала какие-то показания? – недоверчиво спросила женщина. – Неужели ты всерьез предполагаешь, что твоя мама сама себя обокрала?

Девочка подтвердила, что иначе и быть не могло. В ее голосе вновь прозвучали какие-то маниакальные, упрямые нотки. Ольга поняла: этой темы нельзя касаться – все равно Таня будет стоять на своем.

– Если бы вы знали, как мне за нее стыдно, – неожиданно горячо заговорила девочка, подавшись вперед и сложив на груди руки. В этот миг, в дождливых утренних сумерках, в молитвенной позе, с распущенными волосами, она походила на изображение какой-то юной средневековой мученицы. – Мне всегда, всегда было за нее стыдно! Она всех ненавидит, даже меня!

– Танечка, этого не может быть…

– Может! – перебила та. – Что вы вообще о ней знаете? Удивляетесь, что я пошла в милицию доносить на мать? Если бы вы перенесли то, что переносила я, вы бы давно донесли! А я терпела, молчала. Если бы папа не погиб, я бы никогда не стала вмешиваться.

Таня говорила сбивчиво, жалобно, то и дело вытирая слезы. Ольга больше не пыталась ее перебить. Исповедь этой девочки, о которой она почти ничего не знала, причиняла настоящую боль. В особенности потому, что иногда в ее тоне прорывалась яростная ненависть, такая же явная, как и неестественная.

– Мне ведь некому рассказать, никто не поверит! Один раз я попробовала пожаловаться бабушке, а та сказала, что я дрянь, потому что так ужасно отношусь к маме. Что мама страдалица, ей попался плохой муж и все ее несчастья из-за этого. Бабушка считает, что мама этого не заслужила… Она говорит, что у мамы два высших образования, и поэтому того, что я говорю, просто не может быть! – Девочка раздраженно пожала плечами:

– А что толку от этих высших образований? Она все равно ругается и даже дерется. При чем тут дипломы? Даже если бы их было пять…

Таня горестно поведала о своих тоскливых днях рождения – за всю жизнь у нее не было собственных гостей, мать приглашала только родственников, потому что считала, что дети все испортят и перепачкают. В доме поддерживался идеальный порядок, но радости от этого было мало.

– Как в тюрьме или в больнице, – говорила девочка. – Если кто-то уронит на пол бумажку, начинается скандал. Она всегда говорила, что мы с папой грязнули, что мы делаем все, чтобы ее замучить и свести в могилу. Скажет тоже! У нас знаете сколько пылесосов? Три! Она все покупает, покупает вещи, будто не может остановиться! – Таня горестно всхлипнула:

– В холодильнике продуктов навалом, а когда раз в год приходят гости, она тут же старается сэкономить, заглядывает всем в тарелки, а потом ругается, что ее ввели в большой расход. И все у нее или дураки, или сволочи. Постоянно говорит, что упала общественная мораль…

Ольга подняла брови.

– На себя бы посмотрела! – возмущенно воскликнула девочка. – Она думает, мораль – это когда нудишь над ухом, все на свете запрещаешь и не пользуешься косметикой! Вот тогда ты правильная, тогда тебе все можно! Ненавижу ее!

– Но тебе все равно придется туда вернуться, – сказала Ольга, когда бесконечный поток жалоб иссяк. – Ты можешь говорить что угодно, но если она захочет тебя вернуть домой, никто ей не помешает. Особенно я. Я тебе никто!

Девочка покачала головой и сказала, что жить с матерью ей больше никогда не придется. Она так решила и все для этого сделает.

– Лучше что угодно, чем это. И у меня получится. Вы все еще узнаете, что я была права!

Ирина выглядела подавленной, а ее адвокат – недовольным. Он сидел рядом с ней и то и дело посматривал на массивные, дорогие часы. В разговор не вмешивался, комментариев не делал. Казалось, он явился только потому, что нанимательница оплатила потраченное время. Женщина поглядывала на него то с недоверием, то с мольбой, но тот так и не проявил рвения за все время, пока она сражалась сразу с двумя следователями.

Сперва Самохин держался скромно, коротко поздоровался, сел в углу и не задавал вопросов. Но Ирина сама обратилась к нему:

– Когда мне вернут деньги и браслет? Вообще, когда все это кончится?! Вы отрываете меня от работы, от семьи, я теряю с вами время, а результатов не видно!

Самохин заверил ее, что следствие идет полным ходом. Просто пока маловато данных. Они собирают информацию.

Ирина поджала губы:

– Вы будете это говорить без конца! Чего вы ждете? Какие еще данные нужны, чтобы посадить Русакова?! Вы же нашли у него краденые вещи!

– Дело в том, что у него имеется алиби на момент ограбления вашей квартиры, – все так же вежливо и спокойно пояснил Самохин. – И с этим приходится считаться!

– Он мог действовать через подставных лиц! Например, Ольга…

– У нее тоже есть алиби.

Ирина заерзала на стуле, резко повернулась к адвокату, явно ожидая его поддержки. Тот скучающе перелистывал записную книжку. Казалось, он думает о чем-то другом.

– Может, алиби фальшивое, – попыталась она настоять на своем, но следователь ее огорчил. Узнав, что непричастность Ольги к ограблению могут доказать чуть не десять человек кряду – неподкупные работники ресторана «Аквариум», Ирина была разочарована. – Тогда ищите кого-нибудь еще, – недовольно сказала она. – Почему меня опять вызывают?

– У нас есть еще кое-какие вопросы, – успокаивал ее Самохин. – Чисто формальные. Я ведь говорю: дело находится на этапе сбора информации. В частности, нам хотелось бы знать, где именно вы сами провели тот час, пока ваша дочь дожидалась приема у зубного врача и была у него в кабинете?

Женщина откинулась на спинку стула. Смотреть на нее было и странно, и страшно – лицо вытянулось, глаза забегали и, вдруг по-кошачьи сузившись, остановились.

– А именно, – уточнил Самохин, – с половины двенадцатого до часа дня?

– Что вы имеете в виду? – процедила Ирина. Она отрывисто поправила воротничок блузки, взглянула на адвоката… Безуспешно, тот даже не повернул головы. – Я сидела с дочерью в приемной. Ну может, немного прошлась по магазинам.

– Вы привели дочку к врачу, усадили ее и сразу ушли?

Та усмехнулась.

– Что в этом криминального? У меня не так много свободного времени, чтобы просиживать в приемной сложа руки! Да, я вышла. Нужно было кое-что купить.

– Когда вы вернулись, ваша дочь все еще была на приеме у врача?

– Нет, – вымученно ответила та. – Она уже вышла и ждала меня. Откуда вы все это… Неужели?! – Ирина побледнела и невольно повысила голос:

– Она это вам сказала? Сама Таня?! Да она сошла с ума! Она только и твердит, что ненавидит меня, что я виновата в смерти ее отца! Ей нельзя доверять!

– И однако все сказанное ею пока является правдой?

Ирина была вынуждена с этим согласиться. Женщина нервничала все больше и начинала путаться в показаниях. Какие магазины она посетила? Не помнит. Но у нее была какая-то конкретная цель? Может быть, для хозяйства столько всего нужно… Женщина даже изобразила милую улыбку, которая сразу погасла, когда она заметила, как многозначительно переглядываются два следователя и какую недовольную мину состроил ее адвокат.

– Ну, попадись она мне, – пробормотала Ирина, явно теряя представление о времени и месте.

• Предыдущая
• 66/78
• Следующая