Живые и прочие (41 лучший рассказ 2009 года) - Касьян Елена "Pristalnaya" - Страница 50

— Проще говоря, Флодар-глупец чуть не убил вас из-за телеги, а Флодар-умник убил бы вас из-за девушки? — уточнила Агген.

— У тебя почти мужской ум, — похвалил Айтьер. — Пожалуй, не будет большого преступления запустить руку тебе за пазуху, Агген. Ты — практически мужчина.

— Только не за пазухой! — запротестовала Агген. — За пазухой я полная и окончательная девушка, как телесно, так и духовно, не говоря уж о краденых письмах, которые тоже написаны женщиной…

— В таком случае растолкуй — почему вы оба вступились за меня? — потребовал Айтьер. — Я ответил на твои вопросы — отвечай на мои.

— Нам нужна от вас помощь. — Агген наморщила нос. Как-то скучно это прозвучало… Ни убийств, ни роковой любви, ни опасностей.

— Какая помощь?

— Мы должны попасть к королю, — вступил Филипп.

Агген ткнула его в бок и прошипела:

— Молчи! Ты не умеешь!

— К королю? — Айтьер поднял брови. — Для чего?

— Узнать второе имя Золотой Альциаты. — Филипп опять пренебрег запретом Агген.

— Это запрещено. Даже аристократы не знают этого имени… хотя многие подозревают, что оно существует.

— Я должен его узнать, — настаивал Филипп.

— Зачем оно тебе? — недоумевал Айтьер. — Разве ты враг, который ищет подходы к нашей стране ради завоевания?

— Зная одно только имя, страну не завоюешь. Я улучшаю карту мира, которая, несомненно, до сих пор остается полупустой, — объяснил Филипп. — Мне необходимо узнавать имена.

— Для чего?

— Земля должна знать, на какие имена откликаться.

— И ради этого ты можешь отдать свою жизнь? — Казалось, Айтьер не верит собственным ушам.

— Могу, — ответил Филипп.

— Ты — знатного рода! — сказал Айтьер. — Я сомневался в тебе — впрочем, совсем недолго… А теперь верните мне письма Вицерии!

— Для начала — только одно, — заявила Агген и положила золотой диск перед Айтьером.

Он накрыл диск ладонью, как будто хотел согреться об это крохотное солнце.

Агген, внимательно за ним наблюдавшая, вдруг расплакалась и вынула все остальные письма, завязанные в платок.

— Заберите… — выговорила она сквозь слезы. — Я не могу больше смотреть, как вы все это чувствуете…

Айтьер развязал платок, положил первое письмо к остальным, снова завязал и спрятал в карман.

Долго, долго все за столом молчали. Потом Айтьер потянулся к Агген, взял ее лицо в ладони и поцеловал.

— Спасибо, милая, — сказал он.

Мастер Фульгозий к своим телегам относился как к детям. Точнее, как к любимым детям, потому что встречаются ведь всякие дети, в том числе и ненавистные, и дурно воспитанные, и не воспитанные вовсе, и недокормленные, и незаконнорожденные, и помыкаемые, и даже такие дети, которым вообще бы лучше не рождаться. Нам доводилось также встречать детей, покрытых болячками и коростой, и детей практически лысых, и детей с одним выбитым глазом, и детей с кривыми зубами, и детей, измученных игрой на музыкальных инструментах, и детей с отвисшей губой, и таких, кто вырос из своей одежды. Словом, понятие «ребенок» весьма неоднозначно.

Так вот, телеги Фульгозия — пока они оставались в его мастерской — могли быть уподоблены хорошо воспитанным, законнорожденным, прилежным, почтительным детям из очень, очень хорошей семьи.

Тем сильнее было огорчение мастера, когда он увидел, в каком состоянии прикатили к нему очередное его детище, порожденье рук его.

Флодар появился в дверях мастерской вслед за своими слугами, которые тащили сломанную телегу, точно больного на носилках (за той только разницей, что носилки одновременно являлись и больным).

Фульгозий схватился за уши и закричал:

— Что вы натворили, молодой господин? Во что вы превратили лучшую из моих телег?

Флодар ответил сумрачно:

— Моей вины в этом нет, любезный Фульгозий! Взгляните сами — надругался над телегой мой враг, человек, желающий моего посрамления!

— Ужас, ужас! — продолжал, не слушая, причитать Фульгозий. — Ужас, ужас! Как такое могло произойти? Кто поднял руку на эдакое совершенство?

— Я запросто мог убиться, — сказал Флодар. — По правде говоря, даже удивительно, что я не убился.

— Сколько уродства должно быть в душе, чтобы сломать такую прекрасную телегу? — вопросил Фульгозий, не рассчитывая, впрочем, получить внятный ответ. — Я глубоко потрясен.

— Мастер! — воскликнул Флодар. — Это сделали мои враги!

Фульгозий сощурился:

— О ком вы говорите?

— Об этом чванливом Айтьере, разумеется. Об Айтьере с шестнадцатого витка. Он воображает, будто он выше меня!

— Поистине, низко доказывать свою высоту, ломая чужие телеги! — сказал Фульгозий.

Тем временем слуги перевернули телегу колесами вверх, так что она теперь лежала посреди мастерской, точно убитый зверек с задранными лапками.

Фульгозий подошел, посмотрел, затряс волосами.

— Ужас! Ужас! — повторил он много раз. А потом добавил: — Я заменю ось. Но гармония погибла безвозвратно.

Оставив телегу у мастера (и слуг, чтобы потом прикатили ее обратно), Флодар вышел на дорогу и стал наслаждаться свежим ветерком, видом на море и разными мыслями, в первую очередь — о Вицерии.

Недавно Вицерия улыбнулась ему и с намеком повела бровью. Флодар истолковал эту короткую, очаровательную пантомиму вполне однозначно. Возможно, Вицерия остановила свой выбор на нем.

В таких мыслях Флодар брел по дороге и без устали любовался на цветники, разбитые у домов четырнадцатого и пятнадцатого витков.

И тут навстречу ему вышел Альфен. С Альфеном был еще Озорио.

Друзья остановились и начали беседовать, а море сияло внизу нестерпимым блеском, заливавшим верхнюю часть горы и край облаков.

Альфен сказал:

— Говорят, ты упал, любезный Флодар.

— Это правда, — не стал отрицать Флодар, поскольку падение его совершилось на глазах у большого числа свидетелей, в том числе и у Озорио.

— Я сожалею о твоей неловкости, — сказал Альфен.

Флодар сделал небрежный жест рукой, хотя, небо свидетель, многих моральных усилий стоила ему эта небрежность!

— Не стоит сожалений, милый Альфен.

— Однако Вицерия, говорят, все видела.

— Вицерия добра, — ответил Флодар. — К тому же падение мое не было следствием неловкости.

— Разве? — Альфен выразительно двинул глазами.

— Точно! Все это — дело рук моих врагов. Они подпилили ось у моей телеги. Фульгозий как раз занят ее ремонтом.

— Враги? Разве могут быть у тебя враги, любезный Флодар? — сладким тоном удивился Альфен.

— Враги есть у любого, на кого обратила свои взоры прекрасная женщина, — ответствовал Флодар многозначительно.

— О! — воскликнул Альфен. — Так на тебя обратила внимание женщина?

— Возможно.

— Возможно?

— Нет ничего невозможного; стало быть, и такое возможно.

— Ты говоришь загадками.

— Отнюдь!

— В таком случае открой нам, дорогой Флодар, какую женщину ты имеешь в виду? — вмешался Озорио, который вдруг почувствовал себя лишним среди этого стремительного обмена репликами.

Выдержав короткую паузу, Флодар произнес:

— Секрета нет, это Вицерия.

— Вицерия! — воскликнул Альфен и засмеялся.

Флодар насторожился:

— Почему ты смеешься? Разве я сказал что-то такое, над чем стоило бы посмеяться?

— Нет, разумеется нет… — Альфен еще раз усмехнулся, напоследок, и сделался серьезным. — Однако, брал мой Флодар, ты глубоко заблуждаешься насчет Вицерии. Не далее как вчера глядела она на меня многозначительно, и поводила бровью, и улыбалась уголком рта, а у женщин брачного возраста это служит намеком на возможность дальнейших отношений с мужчиной.

— Такого не может быть! — запротестовал Флодар.

— Почему же? — И Альфен приосанился. — Клянусь тебе, она ясно давала мне понять, что я ей по сердцу.

— Невозможно, — обрубил Флодар. — Не может она быть столь коварна! Это мне посылала она намеки, и притом такие ясные, что я уже начал призадумываться над покупкой доброго платья для сватовства.