78 - Элтанг Лена - Страница 55

И то: что настоящий цирковой итальянец с солнечной кровью будет делать в маленькой деревушке на болоте? А вот природный ирландец, чья мать или бабка водила близкое знакомство с ярмарочным цыганом, вполне мог сюда попасть — например, возвращаясь домой, чтобы перевести дух, выступать по пути везде, где есть надежда хоть немного заработать.

Здесь тоже была ярмарка, и люди из окрестных деревень не обходили стороной балаган. Им нравились клоуны, дрессированные медведь и обезьяна, гимнасты и маленькая вольтижёрка на большой белой лошади, а особенно — дивной красоты пение, которым сопровождались номера. Голос лился, казалось, ниоткуда — и отовсюду одновременно, уносился много выше полосатого купола и камнем падал вниз, чтобы у земли расправить крылья и, скользнув над головами зрителей, взмыть обратно.

Вечером, проходя мимо циркового фургончика, Джейми Логан услышал пение — не разжимая рта, как будто большую птицу накрыли тяжёлым одеялом из овечьей шкуры; на выходе с ярмарки он попрощался с другими парнями, вернулся к фургону и прильнул к закрытым ставням.

Её звали Мэган, Мэган Ни Мара (Дочь Моря, восхитился он, когда узнал), приёмный отец настрого запрещает ей выходить из фургона, а вот поговорить со случайным знакомцем — это можно, но недолго, пока не вернутся остальные. Да, они объездили очень много разных мест, но она мало что видела — отец строгий; а обезьяну они купили в Лондоне и долго выкармливали молоком и возились, она была совсем маленькая и больная. А ещё она очень давно не была в лесу, и моря давно не видела тоже, несмотря на имя. Днём выступать, а вечером сидеть дома и не общаться с посторонними, и дом их передвижной, в общем, на ней, и ужин, и шитьё.

Он рассказывал ей про майский лес и про их деревенскую жизнь, а когда другие актёры стали возвращаться домой, отошёл от фургона к развесёлым припозднившимся пьяницам, и затянул громко про Звёздочку графства Даун, и слышал, как она улыбается там, в фургоне.

Он теперь каждый день сюда приходил, и Эйвлинн Киннан, его невеста, беспокойно хмурила брови, когда он прощался слишком рано, но вопросов пока не задавала.

Иногда он оставлял на пороге ягоды и цветы из леса, иногда просто сидел у её закрытого окна и тихо переговаривался с ней. Они, бывало, и пели вдвоём — благо в селе Джейми слыл первым певцом и вообще видным парнем — и про Белую Козу пели, и про Остров Иннисфри, и про Королеву из Аргайла, а иногда он запевал лукаво D’tigeas a damsa — «Пойдём со мной», а она серебристо смеялась и отвечала «нет».

Однажды он сказал: «Послушай, вы скоро двигаетесь дальше, и я так и не увижу тебя, и не возьму тебя за руку. Завтра вы не выступаете, я знаю уже; твой отчим Лоренс уезжает на целый день. Выйди ко мне завтра, вечером я верну тебя домой, и никто ничего не узнает».

«Хорошо», — сказала она, и голос её звучал тише обычного.

Когда все в доме уснули, она отвела засов, тихо вышла из дома, по известной тропе добралась до холма Рат Кроган, сказала несколько слов, и женщина в красной одежде вышла из холма.

— Помоги мне, Мэйв, я полюбила больше жизни.

— Чем я могу тебе помочь? Вырвать любовь из твоего сердца или привести избранника к твоему ложу? И то, и другое ты сможешь и без моего хитроумия.

— Мэйв, ты видишь, что я некрасива. Сделай мои волосы мягкими, Мэйв, а кожу — гладкой, сделай меня красивой, Мэйв, как все дочери человеческие, и твои слова станут правдой.

— Я могу сделать это, но всему есть цена. Отдашь ли ты свой ясный голос за то, чтобы стать красивой, как все дочери человеческие? Мне всегда хотелось иметь такой.

— Да, но как мне тогда говорить с тем, кого люблю?

— Говорить ты сможешь, а вот петь, как раньше, уже нет. Если согласна, отдай мне свой голос, возвращайся домой, ложись спать и наутро всё будет, как сказано. Но подумай хорошенько, нужно ли тебе это; впрочем, ты думать не будешь — вижу уже.

И королева Мэйв коснулась тонкими пальцами лица и горла Мэган Ни Мара, скользнула руками от её макушки вниз по контуру тела и ушла обратно в холм; а девушка почти оглохла от звона, похожего на колокольный, шатаясь, дошла до дома, рухнула на постель и всю ночь не видела снов.

Солнечный луч пробивался сквозь ставни; Мэган бросилась к сундуку, где лежало зеркало, завёрнутое в чистую тряпицу. Как хороша она стала! Кожа светлая и нежная, а не бугристая и серая, мягкие гладкие волосы больше не напоминают мокрую паклю, глаза — нормальные человеческие глаза, а не те, рыбьи, с красными белками, навыкате; и пальцев на руках — пять, и перепонок между ними — нет, и ходить можно прямо, а не переваливаясь с боку на бок, как старая жаба.

Она умылась, надела лёгкое белое платье (Китти не будет ругаться), до блеска расчесала волосы, вплела в них красную ленту и в первый раз за долгое время открыла окно. В комнату хлынул свет, отголоски разговоров, конское ржание, блеянье овец и коз, свежий утренний воздух и сладкий запах нагретой солнцем травы.

Мэган сидела у окна и пила вкусное белое молоко из прохладной глиняной чашки. Она впитывала это утро всей поверхностью своего нового тела, но была напряжена, но дрожала, как один сплошной слуховой нерв, прислушиваясь к шагам за окном. И шаги приблизились, и он постучался в дверь, и встал на пороге, звонкий, как блик на лезвии золотого ножа, какими украшена церковь в одном из городов, через которые они проезжали. Тогда было жарко и пахло цветущими апельсинами.

Джейми постучал в дверь, и она сразу открыла. Среднего роста, очень худая, бледная, с веснушками на носу. Широко расставленные бледно-серые глаза, довольно заурядные черты, светло-русые волосы уложены баранками над чуть оттопыренными ушами и скреплены красной лентой. Платье чистое, но сидит немного нескладно. Переминается с ноги на ногу. Улыбается. Он тоже улыбнулся в ответ и предложил ей руку.

— Ну, пошли, Мэган.

Говорить было, казалось что, и не о чем — то, что так захватывало, будучи услышанным через ставни, при свете дня теряло напряжённость и остроту. И голос её казался более тусклым, чем раньше, а взглядов друзей, когда они проходили мимо через ярмарку, лучше бы и вовсе не встречать.

И вот они в лесу, она сидит на поваленном дереве, вертит головой, раскраснелась и стала почти совсем хорошенькая.

— Давай споём, как раньше, — предлагает он, а она внезапно смущается.

— Это была… не я, Джейми… Не спрашивай ни о чём, пожалуйста.

Они посидели ещё чуть-чуть, помолчали и поговорили о чём-то; он принёс ей цветов и земляничину на веточке, он всё время улыбался и проводил её домой засветло. Через несколько минут он уже стоял под окнами Киннанов; Эйвлинн выглядела очень обиженной, но поговорить всё-таки вышла.

Мэган ждала три дня; сказавшись больной, не выходила из фургона, и Лоренцо пригрозил, что не будет приносить ей еду, если она так и не будет работать.

Придя к Рат Кроган в этот раз, она не стала звать Мэйв, а только уселась без сил на мокрую траву и заплакала. Мэйв вышла сама, опустилась рядом на колени и положила руку на горячий лоб девушки.

— Глупая маленькая дочь Мананнана! Ну зачем ты вообще осталась у этого циркача, почему ты от него в первый же день не сбежала? И не говори ничего про благодарность — того жемчуга, что ты ему притащила, хватило бы с лихвой. И человек этот зачем тебе нужен был? Не смогла я тебе тогда отказать, и вот ты плачешь здесь, и не знаешь, как жить дальше, а я тебе даже голос твой вернуть не могу, потому что необратимы такие вещи. Ляг, поспи немного, маленькая. Всё будет хорошо.

И королева Мэйв коснулась пальцами её припухших век, и Мэган мягко упала в траву, и повернулась на бок, и подложила сомкнутые руки под щёку, а Мэйв стала на холме и начала петь, и пока она пела, трава смыкалась над телом лежащей девушки в белом платье, и девушка уходила под землю, и трава прорастала насквозь, в то время, как её голос кружился над холмами большой морской птицей, то уносясь к светлеющему небу, то камнем падая вниз, чтобы у земли расправить крылья и, скользнув над мокрой травой, взмыть обратно.