78 - Элтанг Лена - Страница 54

Мне тоже нравится рассказывать ему о языке и литературе, я тоже люблю и умею делать подарки.

— Слово — это знак. Его можно изобразить в виде треугольника. Одна вершина — набор букв, звуков. Вторая сам предмет или понятие. То, о чем, говорят. Третья — образ у нас в голове, представление. Единорога нет, но я могу его представить, я могу о нем говорить. А если нет никакого образа, вообще нет? Если одна из вершин просто дает тебе в глаз со всей дури? Так что потом голова неделю трещит? И как тут можно говорить о мире?

— Думаю, такое есть везде. В любой науке.

Он тоже берет камень, кидает его в волны. Камень легко прыгает с волны на волну и тонет не то в солнечных лучах, не то в воде.

— Ну не знаю. Но мне кажется, что все физики либо умеют здорово абстрагироваться от того, о чем говорят, либо они все сумасшедшие. Или нет, не так. Наверное, есть физики-мистики. То, что невозможно познать, понять рационально, размышлением, представлением, они познают в мистическом экстазе. Непосредственно. Как Бога. Им бывает откровение о двенадцати измерениях и волне с частотой сколько-то там. Вообще, если в современном мире где-то и осталось место настоящей мистике, то это в физике.

Я опять кидаю камень в воду. Плюх! Искусство печь на воде блинчике мне недоступно. Облачко на горизонте немного напоминает ангела, пока еще тихого и доброго, пока еще без меча.

— Интересно, — говорю, — а что было до Большого Взрыва?

— Спрашивая, что было до Большого взрыва, ты спрашиваешь: «Что было с волной на поверхности пруда до того, как туда бросили камень?»

А если камень кинули не в пруд, а в море? Но этот вопрос пришел мне в голову только сейчас. А тогда — carpe diem! — до отъезда в Москву оставалось всего ничего. Мне стало невыносимо жарко и захотелось искупаться, а потом пойти в кафе есть форель, а потом переждать дома пик жары, а потом снова вернуться на пляж, а потом снова… И если где-то под солнцем и осталось место настоящей мистике, то только там, где мы лежим бок о бок и кидаем в воду горячие белые камни.

Знаменует начало большого дела. Обещает защиту и покровительство тем, чье дело правое.

Обещает, что если цель благая, дело увенчается успехом, и наоборот.

В этом (и не только этом) смысле Рыцарь Жезлов прост, честен и справедлив.

Он курирует сферы трудовой и общественной деятельности и прочую «социалку». В частности, обещает защиту, когда речь идет о взаимоотношениях гражданина с государством — тут он надежда и опора всем страждущим.

А может обещать, что в вашей жизни появится (уже есть) человек, обладающий следующими свойствами:

активность, импульсивность, склонность к действию (иногда — к насильственному действию), честолюбие, ревность, колоссальный темперамент.

В скверном окружении следует понимать, что речь идет о жестокости, самонадеянности, склонности к разрушению (но никогда — к саморазрушению).

Рыцарь Кнуппль воспитывался до десятилетнего возраста в монастыре, а потому умел читать и писать. За это его часто ловили и часто били, а ещё чаще — и то и другое вместе (можно без хлеба).

Рыцарь Кнуппль любил Вестфалию. Любил вестфальский вереск в цвету, любил сочную красоту речных ландшафтов, дюжих весталок вестфалок в стогу сена, но больше всего он любил вестфальские законы. Скажем, если убил простолюдина, надо платить виру, как и всюду. Вира разумная — одна марка за трёх простолюдинов. А вот дальше буква закона починала в душе рыцаря Кнуппля настоящую музыку; елику делить на три вестфальцы не умели, замочи ты хоть одного мужика, хоть двоих — ни хрена с тебя не возьмут, ни единого пфеннига, пока третьего не убьёшь. Тогда, правда, сдерут причитающуюся марку, хоть бы и сарацинам пришлось тебя продавать заради этого. В миру к вестфальцам относились небрежительно, считали их туповатыми, сказывали, что те за копейку удавятся, а Кнуппль вот любил.

Или, допустим, арестовали тебя в Вестфалии, как вот только что — во второй раз уже — собрались пытать, как положено. Дык ведь со всем уважением и пониманием — не мучают кое-как, нет: принесут список, в нём порядка двадцати разных пыток, из оных надобствует выбрать не меньше шести. Те, которые обязательные, отмечены крестиком. Хитро придумано, ничего не скажешь: кто читать не умеет, того всё равно пытать почём зря не станут, до списка и не дойдёт даже. А он прокололся, в этот раз на сущей ерунде: прочитал название трактира на вывеске и предложил двум случайным попутчикам-монахам заехать в "Три куропатки". Те, понятно, заподозрили недоброе: заезжий рыцарь, глухие места — почём ему знать, как трактир называется? Ясен пень, чернокнижник. Монахи, они хитрые.

Рыцарь Кнуппль облизнул пересохшие губы и пробежал список глазами. Привычно подчеркнул гишпанский башмак, клинья меж пальцев, ведьмино кресло. Скривившись, подчеркнул дыбу и «осла» — не больно-то ему нравилась эта тягомотина, но выбирать, увы, не приходилось: как и ведьмино кресло, эти пытки считались обязательными. Похабно ухмыльнулся, зацепив краешком глаза "ущемление персей", чиркнул взглядом по примечанию мелким шрифтом внизу: "Только для дамов". Поразмышлял над бургундской воронкой. "Нет, — вспомнился старый скабрезный анекдот, — столько я не выпью". Кроме него, в прихожей никого не оставалось, палач уже начинал терять терпение. Хмыкнув, рыцарь Кнуппль отметил "раздавливание и ущемление плоти" и протянул листок палачу.

Следующие несколько часов проходили исключительно занудливо: рыцаря Кнуппля растягивали на дыбе, сажали в ведьмино кресло, пугали тисками для пальцев и убеждали сознаться во всех смертных грехах сразу. Убеждали так, не от души, вполсилы, для проформы больше. И ему, и палачам было очевидно, что вот сейчас они отработают свою смену, рыцарь уйдёт в одну сторону, мастера-заплечники в другую, но что тот, что другие пойдут по кабакам — запивать жиденьким вестфальским усталость, тоску и сожаления о бесцельно прожитом времени.

К вечеру надоело всем, «осла» невзначай сократили до половины положенного на сие времени, Кнуппль хоть успел немного выспаться на дыбе, а пытчики уже начинали клевать носом. Даже верный конь рыцаря, громадный ломовой битюг неразборчивой масти, привязанный к одинокой осине во дворе, начал изображать, будто роет копытом землю. После захода солнца рыцаря Кнуппля освободили.

Он вышел во двор, потянулся, зевнул, смачно сплюнул и потянулся к седлу. Что ни говори, а хорошие у них, у вестфальцев, законы. Рыцаря можливо пытать, но латы с него снять не моги, ибо сие — оскорбление государя.

А знаменитого впоследствии правила "вассал, выраженный словами, не есть мой вассал" здесь не знают и не будут знать ещё долго.

Рыцарь Кнуппль очень, очень любил Вестфалию.

Недвусмысленно указывает на неординарные способности того, кому гадают. Велит ими пользоваться и помнить об ответственности, преследовать только благие цели.

А еще эта карта может обещать появление в вашей жизни женщины — властной, доброй и справедливой, которая сможет помочь вам уладить отношения с социумом. Или вообще обустроить вашу жизнь наилучшим (с точки зрения общества) образом. Ей, скорее всего, будет присуща щедрость души, умение приспособиться ко всякой ситуации, не теряя достоинства и оптимизма, альтруизм и сострадание.

А в неблагоприятном окружении Королева Жезлов сулит встречу с глупой, упрямой, крикливой, вздорной, самодовольной теткой, преисполненной снобизма, обожающей поучать.

Нечего и говорить, что все вышеописанные качества могут быть преподнесены вам в самых причудливых сочетаниях.

Хозяина труппы звали Лоренцо Великолепный, хотя никаким итальянцем он, разумеется, не был.