Цветок камалейника - Громыко Ольга Николаевна - Страница 49

• Предыдущая
• 49/80
• Следующая

— Головы и… противоположные концы, — с присущей ему вежливостью сообщил Кость.

— Похоже, разозлился не на шутку, — присвистнув, заключил Дюжий Ась. — Как будто они его, хе-хе, ограбили!

Шелух соизволил хмыкнуть. За погляд на подобных недоумков впору брать деньги.

— Здорово, Кость! — У наемного убийцы Жота, лучшего дружка Шелуха, клички не было. Зато был мыслестрел, который отбивал у людей желание ее придумывать. А еще Жот так умело открывал запертые и скрипучие двери, что его замечали, лишь когда он здоровался (если, конечно, оное здоровье могло пригодиться собеседнику дольше чем на секунду). — Знакомая птичка. Есть новости?

Ворона, каркнув, взлетела гостю на плечо. К убийце, как и к живодеру с Булыжной улицы, она питала неосознанную приязнь — словно чуяла, от кого зависит ее благоденствие.

— Вот, глянь. — Шелух бросил Жоту мешочек.

— Так я ж их видел! — оживился тот, прочитав описание. — Ну точно, белобрысый парень и горец с кошаком.

— Уверен?!

— Ну…. — Убийца еще раз посмотрел записку. — Вроде и одежда такая, и мыслестрелов даже не прятали. Только с ними йер был, пришлый. Я еще подумал — во, компашка подобралась!

— Йер? — Это слегка охладило пыл Шелуха. Связываться с Взывающим слишком опасно, но… он-то Репе и не нужен. Не приклеилась же эта троица друг к другу, когда-нибудь да разойдутся. — А где ты их видел?

— У ворот. Они как раз в город входили.

— Пойдем посмотрим, — решился Кость. — А там по обстановке.

Святые братья обошлись с Фимием так изысканно вежливо, что он вышел из храма, будто оплеванный.

— Конечно, брат мой, мы непременно изловим воров и примерно их накажем, — благочестиво скрестив руки на груди, вещал Взывающий Цвирт, глава городских храмовников. — Они до конца жизни запомнят, что грабить убогих грешно…

За дверью аж стонали от смеха прильнувшие к ней Внимающие. Цвирт слышал это не хуже Фимия, но даже не подумал их шугануть.

— После обеда вся наша братия дружно помолится за возвращение твоей мантии, кнута, рубашки, штанов и сандалет, каждого по отдельности. Иггр не сможет устоять перед столь горячей просьбой и ниспошлет ворам совесть…

«Или хотя бы похохочет с нами за компанию», — говорили прищуренные глаза главы, в то время как лицо сохраняло одухотворенно-сочувственное выражение.

Придраться было не к чему, Фимию только и оставалось сквозь зубы поблагодарить «отзывчивого» брата. От бесплатного обеда тоже пришлось отказаться, несмотря на аппетит, подло прорезавшийся после купания. Но за общий стол Фимия не позвали, а жидкая, сваренная для нищих гороховая похлебка с неизменным хлебцем не стоила того унижения.

Украдкой показав храму два мизинца, йер побрел по городу, опираясь на подобранную по дороге палку. Новая мантия висела на нем мешком, собственно, им и являясь. Ткань из грубого, плохо вычесанного льна кололась даже сквозь рубашку, столь ветхую, что только появление Фимия спасло ее от участи половой тряпки. Плети ему вообще не дали — мол, запасной нету — зато предложили «на первое время» пастуший кнут, прозрачно намекая, что для незадачливого йера он самое то будет. Сандалеты, правда, ничем от прежних не отличались. Точно так же разваливались на ходу.

В отличие от членов прочих гильдий, любой йер мог взывать в любом городе — если, конечно, его не смущали неодобрительные взгляды местных храмовников. Но Фимий жаждал мести, а жалкий вид играл ему на руку: по разумению наивных жителей, молитвы столь самоотреченного храмовника были более угодны Иггру, чем чванливых обладателей мантий с серебряным шитьем. Да и подходить к нему с просьбами не так стеснялись. Ирн, правда, призывать не доверяли, но через какой-то час у Фимия и без того собралось достаточно бусин, чтобы занять лавочку в одной из уличных едален под тряпичным навесом.

Заказав обед и две кружки скваша, йер занялся обдумыванием своего невеселого положения. Жальче всего было плети. Свитая из особым образом выдубленной кожи двух цветов, она стоила половину серебряного браслета. По селищам такую сумму быстро не соберешь, тамошние жители еле-еле наскребали на необходимые в хозяйстве ирны, а молиться предпочитали сами. К тому же для ирн сейчас не сезон: сеять уже поздно, а коров покрывать рано. Разве что исцелить кого, но летом и болеют редко. Разумеется, дома под полом у Фимия хранился без малого полный сундучок, однако до родного селища пять дней ходьбы, и выставлять себя на посмешище возвращением в таком виде йер, конечно, не желал.

Значит, придется зарабатывать на плеть в Иггросельце. А Цвирт пусть хоть удавится.

Довольный собой Фимий поднес кружку к губам и чуть не выронил.

Мимо едальни, оживленно беседуя с каким-то горцем, шел спасенный им парень.

— Слушай, мы так не договаривались!

— Мы вообще ни о чем не договаривались, — огрызнулся Брент.

— Но дхэры же Глашатаи самого Иггра!

— Ха-ха.

— Если они перемрут, кто будет сообщать нам его волю?! Ведь Двуединый снисходит до бесед только с ними!

— Значит, придется ему снизойти до кого-нибудь еще. Или заткнуться.

— Это богохульство!

— Кто бы говорил. — Встречная телега вильнула влево, пропуская «йера», но жрец предпочел прижаться к стенке, отгораживаясь от докучливого парня пегим широколобым волом и тремя рядами клеток с галдящими курами.

Джай растерянно поглядел на горца.

— Он что — серьезно?

Тот наклонился и потрепал кошака по загривку.

— До сих пор шутник из него был неважный.

— Да, но это зашло слишком далеко! Все, хватит, я с места не тронусь, пока он все нам не объяснит! — Парень демонстративно остановился и скрестил руки на груди.

— По-моему, он только этого и ждет. — Телега проехала, и ЭрТар поспешил найти жреца взглядом. К счастью, тот не попытался шмыгнуть в какой-нибудь переулочек, зато успел обогнать парней на несколько шагов.

— И сам не тронусь, и его не пущу! — воинственно уточнил белобрысый.

Горец возвел глаза к небу — не столько ожидая увидеть там согласного с ним радка или на худой конец Иггра, сколько привлеченный стуком ставен.

— Хэй-най, посреди улицы такие разговоры не ведут! — ЭрТар схватил Джая за локоть и сдернул с места прежде, чем над ним перевернули помойное ведро. — Давай сперва из города выйдем.

— А вдруг он найдет здесь других жрецов? — Знак свыше несколько остудил пыл белобрысого.

— Так мы же их и ищем, ннэ? — не понял горец.

— Это он их ищет! И лишние свидетели им не нужны! — Джай выразительно чиркнул ладонью по горлу.

— На твоем месте меня беспокоило бы другое.

— А?

— Например, вон тот лысый толстяк в мешке, который так на нас пялится, словно мы у него что-то стащили. Он тебе никого не напоминает, э?

Вопрос был риторическим, однако Джай все равно оглянулся и понял, что обокраденный йер напоминает ему племенного быка, мимо которого ведут корову в охоте.

— Стойте, мерзавцы!!! — У Фимия наконец прорезался голос, хриплый и одновременно писклявый от возмущения.

Ворюги вздрогнули и заозирались по сторонам, но несколько разлетевшихся в щебень булыжников отбили у них охоту к пробежкам. Собственная могучесть приободрила Фимия, и голос обрел надлежащую крепость и свирепость. Йер вскочил с лавки и в охотничьем азарте полез через низенький островерхий заборчик, огораживающий едальню.

— Ну я вам сейчас по…

— В чем дело, брат? — Голос был вежливым и холодным, как если бы Фимия окликнула сосулька с крыши, интересуясь, желает ли он, чтобы она воткнулась ему в голову, или поспешит проскочить мимо.

У йера нехорошо кольнуло в боку, а потом и между ног — заборчик оказался малопригоден для оседлывания. Возле парней, невесть откуда и когда появившись, стоял человек в его мантии… то есть в похожей на его мантию. Заткнутая за пояс плеть недвусмысленно выскалилась на Фимия, когда тот, забывшись, протянул к ней руку. Нет, он явно обознался! Ни один йер не станет унижаться до кражи поношенного одеяния, в то время как может с легкостью заработать на новое за пару дней.

• Предыдущая
• 49/80
• Следующая