Тим - Маккалоу Колин - Страница 39

• Предыдущая
• 39/48
• Следующая

Не обращая внимания на утешительные слова Мэри, он встал и начал в беспокойстве ходить по комнате. Ясно было, что решение, которое он принял годы назад, продолжало мучить его.

— Есть подонки, и мужики, и бабы, которым все равно — нормальное дитя или нет, им бы только поразвлечься. Им даже удобно, что дитя — неполноценное. Когда надоест, то и беспокоиться не надо, привлечь к ответственности такие не могут. Чего им волноваться? Они считают, что безмозглое дитя не может чувствовать так, как мы, обычные люди. Они пнут его, как собаку, и ухмыляются во весь рот, когда глупый недоумок, виляя хвостом, приползет на брюхе и попросит еще.

Но слабоумные, как Тим или эта девчонка с нашей улицы, чувствуют. Да, Мэри, тут они не так далеки от полного доллара, особенно Тим. Господи Боже, даже животное чувствует! Никогда не забуду, когда Тим был еще маленьким, ему было лет семь или восемь, он принес какого-то паршивого котенка, и Эс разрешила его оставить. Но вскоре котенок обратился в кошку, и мы оглянуться не успели — появились котята. Она окотилась за трубой камина в нашей спальне, и я решил добраться до них, пока Тим ничего не знал. Мне пришлось разобрать кладку, чтобы достать их. Не представляю, как она туда забралась? Там она и была, вся покрытая сажей, и котята тоже, а Эс стояла у меня над головой и хохотала вовсю, и говорила, что хорошо, что кошка черная, сажа будет незаметна. Ну, я схватил котят, унес на задний двор и утопил в ведре. И никогда в жизни я так не раскаивался за свои поступки! Бедная кошка целые дни ходила по дому, плакала и искала котят. Она смотрела на меня своими большими зелеными глазами с таким доверием, как будто думала, что я могу вернуть ей котят. И она плакала, Мэри, плакала настоящими слезами. Они катились по ее мордочке, как будто она была настоящая женщина. Я никогда не думал, что животные могут плакать настоящими слезами. Господи! Да временами мне хотелось сунуть голову в газовую духовку. Эс не разговаривала со мной неделю из-за этого. И каждый раз, как плакала кошка, плакал и Тим.

Поставив стул ближе к столу, он опять сел и положил на стол руки. В старом доме было тихо. Слышно было только тиканье старинных часов и звук дыхания Рона. Прежде, при Эс, на кухне царила совсем другая атмосфера, и неудивительно, что теперь Рону было здесь так плохо.

— Так что видишь, Мэри, — продолжал Рон, — если кошка может иметь чувства, то их может иметь и слабоумный Тим, и еще больше, потому что Тим не такой уж слабоумный. Может, он пороха и не выдумает, но у него есть сердце, Мэри, большое, горячее сердце, полное любви. Если он сойдется с женщиной, он ее полюбит, но как ты думаешь, полюбит ли она его? Он ей будет только обузой, и Тим будет страдать. Нет, я не могу этого допустить! У Тима по-настоящему красивое лицо и тело, и бывали женщины, да и мужчины, которые гонялись за ним еще с двенадцати лет. А когда его бросят, что с ним случится, как ты думаешь? Он будет смотреть на меня, как эта бедняга-кошка, и ожидать, что я верну ему подружку, и не сможет понять, почему я и не пытаюсь это сделать.

Воцарилось молчание. Где-то внутри дома хлопнула дверь. Рон поднял голову и, казалось, вспомнил, что с ними в доме был Тим.

— Извините, Мэри, минуточку.

Она сидела и слушала монотонное тиканье часов, пока он не вернулся, улыбаясь про себя.

— Типичный австралиец, этот парень. Если бы была возможность, вообще ходил бы, в чем мать родила. У него есть дурная привычка выходить из ванны после душа и расхаживать по дому в костюме Адама, и я подумал, что лучше уж проверю, чтоб он. не пришел сюда за чем-нибудь. — Он резко взглянул на нее:

— Надеюсь, он вел себя как следует, когда оставался у вас?

— Он ведет себя прекрасно, — ответила она с некоторой неловкостью.

Рон опять сел:

— Я думаю, что истинное благословение, что мы из рабочего класса, Мэри. Нам легче было уберечь Тима, чем если бы мы принадлежали к людям вроде Мика. Этих надутых снобов труднее понять, они хитрее, особенно мужчины. И вместо того, чтобы пить пиво с простыми парнями в баре «Прибрежного», он сидел бы где-нибудь в шикарном месте с бездельничающими женщинами и шепелявыми голубыми. В нашей среде все проще и лучше, спасибо небу. Черное есть черное, а белое — белое и никакого серого между ними. Я надеюсь, ты понимаешь, Мэри, почему мы так оберегали Тима?

— Понимаю. Действительно понимаю. Беда в том, что Тим все-таки пробудился, может, благодаря телевизору. Он следил за любовными сценами и решил, что это очень хороший способ показать мне, как я ему нравлюсь.

— О, Боже! — Рон упал на стул. — Я думал, что мы достаточно запугали его и такого страху нагнали, что он никогда не попытается попробовать.

— Вы, возможно, хорошо делали, что пугали его, но понимаешь, он не связывает то, что он сделал, с тем, против чего вы его предостерегали. В его уме не было ничего сексуального. Он просто хотел показать мне, что я ему очень нравлюсь. Но, к несчастью, при самом действии он обнаружил, как сильно ему это понравилось. Рон был в ужасе.

— Ты хочешь сказать, что он изнасиловал тебя? Я этому не верю!

— Конечно нет! Он поцеловал меня, вот и все. Но ему понравилось, и с тех пор это мучает его. Мне удалось его убедить, что между нами это запрещено, но он проснулся, Рон, он проснулся! Это случилось только раз, большего я не допустила, но как ты или я можем вычеркнуть это из его памяти? Что сделано, то сделано. Пока не было правды в том, что думала Дони или Эмили Паркер или кто-то еще, все это не имело значения, но с тех пор, как Тим поцеловал меня, я почти сошла с ума, ломая голову, что мне делать с ним, если что-то случится с тобой.

Рон несколько расслабился.

— Да, понимаю.

— Ну, я не знала, к кому обратиться, с кем поговорить. Поэтому я и повезла Тима к Джону Мартинсону сегодня. Я хотела, чтобы он познакомился с Тимом и честно сказал мне свое мнение обо всей этой ситуации.

— Почему ты не поговорила со мной, Мэри? — резко спросил он, обидевшись.

— Как я могла поговорить с тобой, Рон? Ты же отец Тима, ты слишком ему близок, чтобы посмотреть со стороны. Если бы я сначала поговорила с тобой, мне нечего было бы сказать сейчас, кроме фактов, и я бы не знала, что делать и как решить проблему. Если бы я сначала поговорила с тобой, мы, возможно, пришли бы к выводу, что ничего сделать нельзя, кроме как разлучить нас с Тимом. Я поехала к Джону Мартинсону, потому что у него большой опыт работы с умственно отсталыми и он искренне сострадает им. Я подумала, что из всех людей, кого я знаю, он единственный, кто сможет, прежде всего, думать о Тиме, а мне нужен был именно такой человек, кто может дать, совет исключительно в интересах Тима.

— Хорошо, Мэри. Я понимаю. Так что же он сказал?

— Он предложил мне одно решение и заставил меня поверить, что такой выход был бы самым разумным. Он сказал, что ты, наверное, сочтешь такой выход разумным, но признаюсь, я не уверена в этом сейчас, хота и согласилась с Джоном Мартинсоном. И чтобы ты ни сказал или ни подумал, уверяю тебя, я это все уже сказала и подумала сама, поэтому меня ничто не удивит и не обидит. — Она протянула чашку, чтобы он налил еще. Ей хотелось чем-нибудь себя отвлечь. — Мне сорок пять лет, Рон, по возрасту я гожусь Тиму в матери, я не красивая, не элегантная женщина, и привлекательности для мужчин во мне нет. Что Тим во мне находит, я понять не могу, но он что-то видит тем не менее. Джон Мартинсон сказал, что я должна выйти за Тима замуж.

— Так он сказал? — лицо Рона было до странного неподвижно.

— Да, сказал.

— Почему?

— Главное потому, что Тим меня любит, и потому, что Тим мужчина, а не ребенок. Когда он мне это сказал, я была поражена и, поверь мне, доказывала обратное. Это как скрестить породистую собаку с дворняжкой, связать юность и красоту Тима со мной, и я сказала ему это. Прости то, что я скажу, но он ответил, что на это можно посмотреть и с другой стороны, что связать мой интеллект и слабоумие Тима так же плохо. Слова его были другими. Он сказал: « Если вы не годитесь для Тима, то и он не годится для вас.» Он хотел подчеркнуть, что ни Тим, ни я не являемся образцом для супружества и поэтому что тут такого ужасного? Я все же возражала, в основном потому, что слишком уж велика разница в возрасте. Но он отбросил и это возражение. Тиму нравлюсь я, а не соседская девочка или дочка одного из рабочих. Что меня убедило в правоте Джона Мартинсона, так это то, что мне совсем не приходило в голову, и я уверена, что и тебе так же. Мы слишком близки к Тиму, чтобы увидеть. — Она покачала головой. — Тим — взрослый человек, Рон, и в этом отношении совершенно нормален. Джон был до грубости откровенен, он схватил меня за плечи и начал трясти так, что зубы у меня застучали, вот как он был зол, что я не понимаю и не сочувствую Тиму. Он спрашивал, как я могу отказать Тиму в его праве быть мужчиной? Почему Тим не должен получить от жизни то, что он может? Я никогда не смотрела на проблему с этой точки зрения. Меня беспокоило, что подумают другие, как будут над ним смеяться, дразнить его, мучить за то, что он женился на богатой старой деве, годящейся ему в матери. Но я совершенно не принимала во внимание тот факт, что он имеет право получить от жизни то, что может.

• Предыдущая
• 39/48
• Следующая