Тим - Маккалоу Колин - Страница 38
- Предыдущая
- 38/48
- Следующая
Почему Тим должен жить, лишенный возможности удовлетворять одну из наиболее существенных потребностей, которые знают душа и тело? Почему он должен быть лишен своего мужества? Почему его надо укрыть и отгородить от его тела? О, Мэри, он и так лишен многого! Очень, очень многого! Почему его и этого лишать? Разве он не человек, имеющий право на свой пол? Уважайте в нем человека, Мэри Хортон! Выходите за него замуж!
— Да, я понимаю, — она некоторое время сидела и думала, затем подняла голову: — Хорошо. Если вы думаете, что при создавшихся обстоятельствах это лучший выход, я выйду за него.
— Молодец! — его лицо смягчилось. — Вы оба получите гораздо больше, чем предполагаете.
Она нахмурилась:
— Но сколько же нас ждет трудностей!
— Его отец?
— Думаю, нет. Думаю, Рон будет даже рад, но только он один. И я, и Тим — оба неопытны, и я не уверена, что смогу как надо решить все проблемы.
— Не надо напрасно беспокоиться. Беда, что вы слишком думающий человек, вы пытаетесь анализировать то, что обычно разрешается само собой, когда приходит время. Я бы сказал, что размышлять тут нечего. Там, где дело касается потребностей Тима, вы подходите идеально.
Подавив смущение, Мэри сумела показаться спокойной.
— Я ведь не должна иметь детей, правда?
— Да, не должны. Не потому, что недостатки Тима наследственные, тут, кажется, вероятность небольшая. Но вы уже в том возрасте, когда детей не успеть поставить на ноги. А Тиму это будет не под силу сделать одному, если с вами что-то случится. Кроме того, вы уже не молоды, и можете повторить несчастье его матери. А если так случится, вас ожидает величайшая насмешка судьбы. Статистически, если родить первенца после тридцати пяти, вероятность иметь нормального ребенка уменьшается, и чем старше женщина, тем меньше на это шансов.
— Я знаю.
— Вы будете сожалеть, что у вас нет детей?
— Нет.
— Почему?
— Я никогда не собиралась выходить замуж и не стремилась к этому. Мне вполне достаточно одного Тима.
— Будет нелегко, я знаю.
Джон положил трубку и вздохнул:
— Ну, Мэри, я от всей души желаю вам счастья. Теперь все зависит от вас.
Она поднялась, взяла сумку и перчатки.
— Я благодарю вас, Джон. Я вам бесконечно обязана, и даю вам слово, что, как смогу, буду помогать вашему делу.
— Ничем вы мне не обязаны. Я буду вполне доволен, если узнаю, что Тим счастлив. Это мне будет лучшей наградой. Навещайте меня время от времени.
Вместо того, чтобы просто оставить Тима у дома на Серф Стрит, Мэри зашла вместе с ним повидать Рона. Он сидел в гостиной перед телевизором, который орал о последних спортивных событиях.
— Привет, Мэри! Не ожидал, что ты зайдешь так поздно.
Она села на диван.
— Я хочу поговорить с тобой, Рон. Это важно. Я хотела бы покончить с этим, пока у меня еще сохраняется мужество.
— Правильно, дорогая! Как насчет чашечки чая и кремового пудинга?
— Звучит заманчиво, — она посмотрела на Тима и улыбнулась. — Я не хочу тебя гнать, но думаю, что тебе пора спать, милый. Нам с твоим папой надо кое о чем поговорить, но это не секрет. Я расскажу тебе обо всем в выходные, ладно?
— Ладно. Спокойной ночи, Мэри.
В доме Эсме он никогда не просил ее подоткнуть одеяло.
Пока кипел чайник, Рон расставлял на кухонном столе чашки, блюдца, тарелки и уголком глаза следил за Мэри.
— Ты выглядишь очень измученной, дорогая, — заметил он.
— Так и есть. У меня был трудный вечер.
— Что этот учитель сказал про Тима?
Ее чашка была надколота, и она сидела, водя кончиком пальца по неровности и раздумывала, как лучше подойти к делу. Когда Мэри подняла голову, она казалась постаревшей.
— Рон, я сказала не совсем правду о том, почему я водила Тима к Джону Мартинсону.
— Да?
— Да, — она продолжала водить пальцем по краю чашки, не имея сил взглянуть в его широко открытые голубые глаза, такие похожие на глаза Тима, и такие непохожие по выражению. — Мне очень трудно говорить, потому что ты не имеешь ни малейшего понятия, о чем я собираюсь сказать. Рон, тебе когда-нибудь приходило в голову, что мне будет трудно взять Тима, если с тобой что-нибудь случится?
Рука, державшая чайник, задрожала, и чай расплескался по столу.
— Ты изменила свое решение?
— Нет, я этого не сделаю, Рон, если только тебя не смутит мое предложение, — она сложила руки на столе и, собравшись с силами, посмотрела ему прямо в глаза. — У нас с Тимом были всегда особые отношения. Ты знаешь это. Из всех людей, с которыми он встречался, я нравилась ему больше всех. Не знаю, почему, и я уже бросила биться над этой загадкой. Правильнее будет сказать: он просто любит меня.
— Да, именно так. Он любит тебя, Мэри. Именно поэтому я и просил тебя взять его после моей смерти.
— Я его тоже люблю. Я полюбила его с того первого мгновения, когда увидела, как он стоит на солнце и смотрит, как цемент из цистерны выливается прямо на олеандры Эмили Паркер. Я тогда не знала, что он умственно отсталый, но когда узнала, это ничего не изменило. Фактически я стала любить его еще больше. Долгое время я не придавала значения тому, что он мужчина, а я — женщина, пока сначала Эмили Паркер, а затем твоя дочь не бросили довольно грубо мне это в лицо. Ты ведь всегда оберегал Тима от этих вещей, правда?
— Мне приходилось это делать, Мэри. Так как мы с Эс были уже старые, я знал, что, скорее всего, когда Тим вырастет, нас уже не будет. Поэтому мы поговорили о том, что нам делать, когда он был еще подростком. Он такой красивый, и без нас он очень даже мог попасть в большие неприятности, если бы узнал, зачем существуют женщины. Все было просто, пока не пришла пора работать, но как только он начал работать, я знал: начнутся трудности. Поэтому я пошел и поговорил с Гарри, сказал ему, что я не хочу, чтобы кто-нибудь из парней начал просвещать его насчет птичек и пчелок. Я предупредил Гарри, что если они попытаются сделать что-нибудь такое, я напущу на них полицию за совращение малолетнего, да к тому же еще такого, который неполный доллар. Это единственное, о чем я их просил, и они выполнили просьбу, но, я полагаю, что они наверстали упущенное в других отношениях, мучили его и развлекались, как хотели. Но должен сказать, что касается секса, они вели себя хорошо, даже следили за ним и оберегали от женщин. Билл Несмит обычно ехал вместе с Тимом с работы и на работу, потому что он живет тут, наверху, на Бей Роуд. Конечно, нам везло. Хоть всегда есть опасность, но пока обходилось.
Мэри почувствовала, как кровь прилила ей к лицу.
— Почему ты так тверд в этом вопросе, Рон? — спросила она, пытаясь как-то отложить момент признания.
— Ну, Мэри, приходится взвешивать, что важнее — удовольствие или страдание, правда ведь? И нам с Эс казалось, что бедняга Тим, занимаясь сексом, получит страданий гораздо больше, чем удовольствия. Мама и я думали, что лучше ему ничего не знать. Это ведь правда, что чего не знаешь, того и не нужно. И так как он много работает, и работа у него тяжелая, ему трудно не было. Может, это жестоко, но мы думали, что делаем правильно. Как ты считаешь, Мэри?
— Я уверена, что вы действовали в интересах Тима, Рон. Как всегда.
Ему показался ее ответ уклончивым, и он пустился в дальнейшие объяснения.
— К счастью, у нас под самым носом был хороший пример. Когда Тим был еще маленьким, недалеко жила слабоумная девочка. Она была хуже, чем Тим. Я скажу, в ней от доллара было пенса четыре, и к тому же она была очень некрасивая. Когда ей было пятнадцать, какой-то подонок заинтересовался ею. Она была толстая, прыщавая, пускала слюни, но есть мужчины, которым все равно. И она забеременела, и продолжала беременеть все время, и рожала детей то одноглазых, то с заячьей губой, то еще каких-то, пока ее не забрали в специальное заведение. Здесь закон несправедлив, Мэри. В этом случае надо разрешать аборты. Даже в государственном институте к ней продолжали приставать, и, в конце концов, они перевязали ей трубы. И именно ее мама говорила нам, чтобы мы ни за что не посвящали Тима в проблемы секса.
- Предыдущая
- 38/48
- Следующая
