Тим - Маккалоу Колин - Страница 33
- Предыдущая
- 33/48
- Следующая
— Что с ним такое? — прошептал Рон в ужасе. Он сделал движение последовать за сыном, но она схватила его и остановила.
— Нет, нет!
— Но я должен узнать, что с ним, Мэри! Что он сделал? Почему ты так вздрогнула и так испугалась? Пусти меня!
— Нет, Рон, пожалуйста! Позволь мне пойти за ним, а ты останься здесь, пожалуйста! О, Рон, не спрашивай почему, просто разреши мне самой найти его!
Он неохотно уступил, отойдя от края террасы.
— Ну хорошо, дорогая. Ты так добра к нему и, может быть, тут как раз нужна женщина. Если бы мама была жива, я, бы послал ее. Иди!
Никаких следов Тима на берегу не было. Мэри остановилась у кромки песка и прикрыв глаза рукой внимательно всматривалась то в один, то в другой конец пляжа, но и там его не было. Она повернулась и пошла к деревьям, направляясь к маленькой полянке, где, как она знала, он в последнее время любил бывать один. Он был там. Вздохнув с облегчением, Мэри оперлась о ствол дерева и молча следила за ним. Вид его страдания потряс ее; все линии его прекрасного тела говорили о невыразимой душевной боли, его чистый профиль весь исказился. Она подошла к нему так тихо, что он не заметил ее присутствия, пока она не коснулась его руки. Он отскочил, как будто ее пальцы обожгли его, и ее рука упала.
— Тим, что? Что я сделала?
— Ничего, ничего!
— Не скрывай от меня, Тим! Что я сделала?
— Ничего! — пронзительно крикнул он.
— Но я сделала! О, Тим, я знаю уже давно, что я сделала тебе что-то плохое, но я не знаю что! Скажи мне, скажи мне!
— Уходи!
— Нет, не уйду! Не уйду, пока ты не скажешь мне, в чем дело! Мы с твоим отцом голову потеряли от беспокойства за тебя. Но сейчас там, на террасе, ты смотрел на нас так, как будто ты нас ненавидишь. Ненавидишь нас, Тим!
Она подошла и положила руки ему на плечи.
— Не трогай меня! — он вырвался и повернулся ней спиной.
— Почему, Тим? Что я сделала, что не могу дотронуться до тебя?
— Ничего!
— Я тебе не верю! Тим, я никогда не думала, что будешь мне лгать, но ты лжешь! Пожалуйста, скажи мне, в чем дело, пожалуйста!
— Не могу! — прошептал он в отчаянии.
— Но ты можешь, конечно, можешь! Ты всегда мог говорить мне все! О, Тим, не отворачивайся, не закрывайся! Ты убиваешь меня, я вне себя от беспокойства, и не знаю, что делать! — она начала плакать, вытирая слезы ладонью.
— Не могу, не могу! Я не знаю! Я чувствую так много разного, что не могу думать, я не знаю, что это значит!
Он резко обернулся к ней, терпению его, казалось, пришел конец. Она резко отступила. Чужой человек смотрел на нее расширенными глазами, казалось, в нем не осталось ничего близкого, ничего знакомого.
— Я знаю только одно: что я тебе больше не нравлюсь! Вот и все! Тебе теперь больше нравится папа, а я тебе совсем не нравлюсь! С тех пор, как ты встретила папу, я тебе уже не нравлюсь, и я знал, что так будет, я знал, что так будет! Как могу я тебе нравиться больше, чем он, когда он полный доллар, а я — нет? И мне он тоже нравится больше, чем я — сам себе.
Она протянула к нему руки.
— О, Тим! О, Тим! Как ты мог так подумать? Это неправда! Ты мне нравишься, как всегда, ни на капельку не меньше! Как могла бы я перестать любить тебя?
— Но ты перестала, когда встретила папу!
— Нет, нет! Это неправда, Тим! Пожалуйста, верь мне, это неправда! Мне нравится твой папа, но я не могу его любить, как тебя.
Если уж хочешь знать, мне нравится твой отец потому, что он твой отец. Он тебя создал, — она пыталась говорить спокойно, надеясь, что это его успокоит.
— Ты неправду говоришь, Мэри! Я чувствую! Я всегда думал, что ты думаешь, что я — взрослый, но теперь я знаю, что нет. Теперь, когда я видел тебя и папу! Я тебе больше не нравлюсь теперь, тебе нравится он, папа! Ты не мешаешь папе обнимать тебя! Я видел, что ты обнимаешь и утешаешь его все время! А мне ты не разрешаешь обнимать тебя, и ты не утешаешь меня! Ты только подтыкаешь мне одеяло, а я хочу, чтобы ты обняла и утешила меня, но ты не хочешь! А папу утешаешь! Что я сделал, почему ты меня больше не любишь? Почему ты изменилась, когда папа стал приезжать сюда? Почему всегда я остаюсь один? Говорю тебе: я тебе не нравлюсь, а нравится тебе папа!
Мэри стояла совершенно неподвижно. Сердце ее рвалось ответить на эту отчаянную, безнадежную мольбу о любви, но она была слишком ошеломлена неожиданностью. Он ревновал! Он ревновал яростно, эгоистически! Он смотрел на своего отца, как на соперника, эта ревность не была ревностью ребенка. Тут был мужчина: примитивный, эгоистичный, сексуальный мужчина. Слова утешения здесь не помогут. Ей нечего было сказать.
Они стояли и смотрели друг на друга в упор, непреклонные в своей ярости. Затем Мэри почувствовала, что у нее дрожат ноги, дрожат так, что она едва может стоять. Она опустилась на землю, но взгляда от Тима она не оторвала.
— Тим, — сказала она, пытаясь подбирать слова с особой осторожностью. — Тим, ты знаешь, я никогда тебе не врала, никогда! Я не могу тебя обманывать, я тебя слишком люблю для этого. То, что я собираюсь тебе сказать, я не могла бы сказать ребенку, а только взрослому мужчине. Ты уверил меня, что ты уже вырос, поэтому тебе придется принимать и все тяжести, что сопровождают жизнь взрослого человека. Я не могу тебе как следует объяснить, почему я позволила твоему отцу обнять меня, а тебе не позволила. Но не потому, что ты для меня — ребенок, а потому, что он — старик. Ты понял это как раз наоборот, понимаешь? Тим, тебе придется быть готовым к еще одному удару, такому, как смерть твоей мамы, и ты должен быть сильным. Ты должен быть настолько взрослым, чтобы уметь хранить в секрете то, что я тебе скажу. Особенно от твоего папы. Он ни за что не должен знать, что я тебе это рассказала.
Ты помнишь, уже давно я тебе объясняла, что случается с людьми, когда они умирают, почему они умирают, что они становятся слишком старыми и усталыми, чтобы жить дальше, что у них, как у часов, если их не завести, кончается завод, и сердце их перестает биться? Так вот, так происходит с твоим папой. Когда умерла твоя мама, он начал быстро истощаться и уставал все больше и больше с каждым днем. Он не может жить без нее.
Он все еще стоял над ней и дрожал. Однако она не знала, от гнева ли, или это реакция на ее слова. Она с трудом продолжала говорить:
— Я знаю, Тим, что ты тоже очень скучаешь о маме, но не так, как он, потому что ты молодой, а он — старый. Папа хочет умереть, он хочет лежать под землей рядом с мамой и спать так, как они спали, когда она была жива. Он хочет быть с ней. Они принадлежат друг другу, понимаешь, он не может без нее. И вот, когда ты вошел на террасу, он как раз и сказал мне, что знает, что скоро умрет. Он больше не хочет ходить, разговаривать, потому что он старый, и он не хочет привыкать жить без нее. Вот почему я обнимала его, мне было так грустно, и я плакала. По настоящему-то это он меня утешал, а не я. Ты все перепутал.
Резкое движение Тима заставило ее поднять голову. Он плакал.
— Нет, не плачь, Тим! Успокойся, ты должен быть очень храбрым и сильным. Нельзя, чтобы он увидел, что ты плакал. Я знаю, я уделяла твоему папе много внимания, которое, как ты считаешь, по праву принадлежит тебе, но у него осталось времени мало, а у тебя вся жизнь впереди. Разве плохо, что я хочу дать ему капельку счастья, чтобы облегчить дни, которые у него остались? Дай ему эти дни, Тим, не будь эгоистом! Он так одинок! Он так ужасно скучает по маме, дорогой наш старик, он скучает о ней так, как я бы скучала о тебе, если бы ты умер. В мире, в котором он живет, почти нет света.
Тим так никогда и не научился владеть своим лицом. Черты его отражали все эмоции, которые проносились в нем, и было ясно, что он понял достаточно много.
Она устало вздохнула.
— И все эти месяцы мне было нелегко заботиться о вас двоих, а не только о тебе. Много, очень много раз я хотела быть только с тобой. Но когда я себя ловила на этой мысли, Тим, мне было стыдно. Понимаешь, не всегда бывает так, как мы хотим. Жизнь редко бывает идеальна, и нам надо учиться мириться с тем, что есть. Теперь нам надо думать прежде всего о папе. Ты знаешь, какой он хороший и добрый, и если ты будешь справедлив, то ты никогда не скажешь, что он обращался с тобой, как с ребенком, ведь так? Он отпустил тебя в мир одного, чтобы ты совершил свои собственные ошибки, он любит бывать вместе с тобой в «Прибрежном», он был тебе самым лучшим и верным товарищем, он заменял тебе друзей твоего возраста, которых ты сам не мог завести. И все же у него была своя собственная жизнь, но не потому, что он эгоистичен; он всегда думал о тебе, и маме, и Дони, и эта мысль утешала и согревала его. Тебе повезло, Тим, что ты имеешь такого отца, как Рон, так что разве мы не должны вернуть ему немного из того, что он отдавал тебе так щедро все эти годы?
- Предыдущая
- 33/48
- Следующая
