Апокалиптическая фантастика - Эшли Майк - Страница 60

Мы оставили свет включенным и скорчились там, закусывая и прислушиваясь к реву дождя, похожему теперь на океанский прибой над самым ухом. Мы доедали вчерашние объедки, как будто так и надо, как будто снаружи просто дождливая бурная зимняя ночь Северной Каролины.

Завтра будет солнечно и мы отправимся на прогулку по Умстедскому лесу среди нагих серых деревьев под хрупким безоблачным темно-синим небом. А в свой черед вернется лето.

Нам немногим больше пятидесяти, Конни. Мы молоды. Молоды и красивы. Не забыла?

Тунец, вылежавшийся за ночь, стал еще вкуснее, а Конни раскопала в шкафу отличный велспрингский хлеб.

— Последний, — сказала она, упираясь ногами в дрожащий пол и взмахивая острым ножом.

Сэндвич с пикулями, чипсы и французский луковый соус, для меня пластиковая бутылка «Велча», а для Конни — ее диетическая кола.

Подумать только!

Как бы ты ни старалась, милая моя Конни, растолстеть уже не успеешь.

Я то и дело протягивал руку к ее бедру, гладил теплое местечко между ног, а закончив, мы растянулись на тихо покачивавшейся под нами койке и прижались друг к другу носами. Моей руке в ее трусиках было тепло и приятно. Конни улыбнулась мне в щеку и пробормотала:

— Неисправим.

Мне хотелось, чтобы она опять назвала меня Скотти, чтобы почувствовать, как тает от этого сердце.

БАМ!

Бункер содрогнулся так, что нас подбросило в воздух, а на той стороне помещения завизжала Джулия — высокий протяжный вопль, как спецэффект в дешевом фильме.

Крак!

Капсула сильно накренилась, стены вокруг нас дрожали и стонали, она наклонилась в другую сторону, сбросив нас всех на внутреннюю сторону бункера. Пол громыхал, Поли невнятно ругался, кажется даже без слов. Когда я нашел его взглядом, он на четвереньках торопился вернуться к койке.

Флуоресцентные лампы замигали, словно стробоскоп.

Балласт уже не держит, догадался я. И обернулся к Конни, выкинув из головы Поли, Джулию и прочее. Она выглядела испуганной насмерть. Бледная, с круглыми глазами. Глаза искали что-то в моих — хоть что-то.

Я тихо поцеловал ее и просунул ладонь под резинку ее трусов, положив плашмя на живот. Улыбнулся. На заднем плане всхлипывала Джулия. Поли не слышно. Эй, Поли, все прячешь голову под подушку?

Конни, кажется, ответила на мою улыбку.

Я сказал:

— Я рад, что ты такая храбрая.

Кровать под нами дернулась, наклон пола стал еще круче. Снаружи что-то гудело и хлопало так громко, что я не мог представить, что происходит. Господи, звучит так, словно гигантские простыни хлопают на сушилке. Гигантские простыни и одеяла. Под ураганом.

Она сказала:

— Не знала, что я храбрая. До сих пор.

Я просунул руку в самое тепло ее паха, добрался пальцами куда нужно. Снаружи что-то громко стонало, словно в кино про дровосеков падало гигантское дерево. Черт, о чем я думаю! «Иногда великая идея»[70]? Это вроде бы Пола Ньюмена. Парень тонет, прижатый упавшим стволом. Не смейтесь!

Я задумался, что скажет Конни, если я решу сейчас ее взять. Может, если хорошо рассчитать, мы кончим как раз ко взрыву капсулы. Я загнал обратно в горло смешок.

Поли теперь что-то говорил. Болтал без умолку.

Конни чуть отстранилась, взяв мое лицо в ладони, глядя на меня:

— Никогда не видела двоих, испуганных так, как Поли и Джулия. Почему ты не боишься?

Я пожал плечами:

— Не знаю. Наверно… я всегда боялся только людей. А это… черт, надо же когда-нибудь умирать.

— А мы уже умираем?

Снаружи снова громко простонало, потом глухо ударило, словно кто-то захлопнул капот седана эпохи 1950-х. Я сказал:

— Скоро узнаем. Так или иначе.

Она прижалась спиной к стене, приподняла ногу, чтобы мне было удобнее, и спросила:

— А если мы выживем?

Я пожал плечами:

— Какая разница?

Трудно было стянуть трусики на наклонной койке, но мы справились. Постель подскакивала и содрогалась. Где-то на середине под визг — ветра или кого-то живого — потух свет.

Мы заметили только потом.

Что удивительно, если подумать.

Потом?

Ну, тишина.

Очень тихо.

Мы с Поли стояли в скафандрах, заполнивших шлюзовую камеру, закончив проверку герметичности и заканчивая последний спор о том, разумно ли тратить воздух из шлюза.

Черт, Поли, мы ничего другого не предусмотрели.

Л узнать надо.

В темных глазах сомнение.

Конечно, дурацкие огоньки показывали, что сточная труба пробита, но внешнее питание сохранилось. Это все, что требуется знать. Мы в безопасности.

Пока что.

Конни осталась внутри, работала за панелью связи, просматривая на экране изображение с наших нашлемных камер. Даже Джулия наконец выбралась из долбаного бункера, хотя говорить с ней теперь было не о чем. Пустой взгляд. Пустышка.

Все кончилось скорее, чем мы ожидали, последний удар более или менее выровнял капсулы, и тот же удар разорвал сточную трубу, а потом только стонал и стонал ветер, все тише и тише, пока не стал почти неслышным.

И совсем затих.

Система освещения восстановилась без труда — флуоресцентные лампы просто разбились. Их заменили, и вот они мы. Поли в джинсах, пальто, военных ботинках, словно они чем-то помогут, если рванет капсула. Я опять голый.

Я дрогнул, когда он сказал:

— Снаружи тихо потому, что воздуха не осталось.

Конни заставила меня одеться, и мы поели, в первый раз вскрыв неприкосновенный запас — ужасно соленые продукты; я сомневался, что когда-нибудь сумею к ним привыкнуть. Если у нас будет время привыкать. Мы прибрались, еще раз поели, повозились с коротковолновой рацией. Снова поели. Обсудили, что делать. Ни камер, ни спутниковых тарелок. Ничего.

Клапан шлюза визжал, пока воздух вырывался наружу, а потом и он стих. Поли уставился на меня сквозь окошки в двух шлемах, и я задумался, через какую камеру видит это Конни. Что она предпочла: видеть меня или то, что вижу я?

— Ну, — сказал я, — нет лучшего времени, чем сейчас.

Поли ухмыльнулся:

— Мне вдруг стало больше по нраву прошлое.

Я спросил:

— Конни, что показывают приборы?

Ее голос в шлеме прозвучал жестко, но утешительно знакомо:

— Давление держится постоянно, так что, думаю, герметичность не нарушена. У вас в шлюзе двадцать три миллибара.

Поли чуть скривился:

— Намного больше, чем на Марсе.

Возможно, поддерживается на высоком уровне благодаря выпуску газа из баллонов PLSSЯ произнес «плисс» совсем как астронавты с «Аполлона». Господи, вы бы слышали мое чертово сердце! Галопом скачет. Страх? Волнение? Или просто тяжесть проклятого скафандра?

Я занялся рычагом запора, вытащил болты-заглушки. Ничего не случилось. Я кивнул Поли:

— Порядок.

Он протянул руку в неуклюжей перчатке, поколебался и дернул за рукоять люка.

Дверь откинулась и распахнулась, мы не успели ее перехватить, петли щелкнули о стопор. Господи. Невероятно!

Конни позвала:

— Я слышала. Вы в порядке, ребята? Давление вдруг упало до девяти миллибаров.

О, станция «Мир». Так они в тот раз взламывали дверь шлюза. Я отозвался:

— Все хорошо.

Порядок.

Звук прошел через систему капсулы, и я услышал его по радио, только и всего.

Почему-то я ожидал, что снаружи будет темно. Темно, как в фильмах о космосе. Снаружи светилась бледная бирюза. Очень бледная. Очень смутная, но светилась. Дымка повисла над мягким белым ландшафтом. Кое-где нанесло сугробы снега. Или чего-то похожего на снег.

Я вылез первым, оттолкнув Поли. Пригнулся в дверях и все-таки царапнул антенной шлема. Я стоял на маленькой площадке вроде парадного крыльца с рваными краями. Кусочек бетона еще держался на корпусе капсулы. Дальше начинался пологий склон, постепенно становившийся круче, переходя в край каньона примерно в двухстах футах от меня. На половине этого расстояния виднелись перекрученные остатки чего-то похожего на нож бульдозера.