Дипломированный чародей - де Камп Лайон Спрэг - Страница 98

— М-да, случай не из простых. Если ты женишься на ней таким образом, то нарушишь законы своей религии, а если она выйдет за тебя на других условиях, то нарушит законы своей религии, если она вообще верующая. По-моему, вам обоим лучше податься в зороастристы. Такой выход должен быть близок и тебе, и ей.

Вмешалась Бельфегора:

— А кто такие эти зо-ро-астристы? — На последнем слове она малость запнулась.

— О, на мой так вкус, теория у них весьма удобная! Они верят в существование двух совершенно равномочных сил добра и зла — Агурамазды и Ангро-Манью. Сразу снимаются все проблемы, над которыми веками бьются доктора теологии. Ведь если Бог всемогущ, откуда тогда зло?

Девушка сказала:

— Не настолько это...— и тут же примолкла при виде задохнувшегося от ужаса Медора.

Рот его бессильно хлопал, то открываясь, то закрываясь, как у карпа в пруду. Когда он наконец подобрал слова, оказались они следующими:

— В гебры зовешь ты меня?! Стать алхимиком, огню поклоняющимся? Они же каннибалы грязные, что голыми пляшут и плоть человеческую поедают! Ну уж нет, не заключил бы я союза брачного с самой царицею Бриллиантовых Островов, будь у нее даже вся мудрость и все искусство постельное эфиопов, ибо из гебров она! Будь даже она прекраснейшей из женщин смертных на взгляд посторонний, держал бы я ее за грязнейшую из шлюх, что кости глодает крысиные и арапских прислужников нанимает для услады своей!

Бельфегора сделала глубокий вдох.

— Лорд мой Медор,— заметила она,— довольно невежливо сие с твоей стороны! Заклинаю тебя получше все это обдумать, покуда готовим мы ложа свои.— Единственным грациозным движением она оказалась на ногах.— Я — на дерево.

На следующее утро они позавтракали остатками охотничьих трофеев девушки. Медор слегка поворчал насчет отсутствия соли, а Руджер жаловался, что нет имама, дабы назвать точный час молитвы. Ши сказал:

— По-моему, весьма сомнительно, что мы доберемся до замка сегодня, если не разживемся в По лошадьми.

Медор поглядел на девушку:

— Клянусь Аллахом, если мы даже вообще не доберемся до замка, и то это будет слишком рано для меня, если не отыщется там добрый казий со свидетелями, дабы сочетал нас узами брачными!

Ши открыл было рот, но сразу вмешалась девушка.

— Нет-нет, прекрасный Медор,— возразила она,— не планируй наш брак столь поспешно! Ты же знаешь, что по-прежнему связана я обещаньем своим, как и рыцарь любой, и обещала я сэру Гарольду оставаться с ним до той поры, покуда деянье наше не завершится успехом. Пока существует верность, каждый обязан хранить ее!

Упадок духа у Медора оказался явлением временным. К тому моменту, как они приготовились вновь отправиться в путь, он опять был весел и бодр. Когда Ши подвел Руджера к ослу с намерением повторить вчерашнюю операцию, поэт метнулся вперед и уселся на осла первым.

— Алло! — крикнул Ши.— Твоя очередь была вчера. А теперь давай-ка...

Медор важно поглядел на него с высоты ослиной спины.

— Да сожжет Аллах мою печень, если и сегодня я не поеду на осле! — ответствовал он.— О сын греха...

Шлеп! Дотянуться было трудно, но Ши все-таки достал его правой, и Медор жабой плюхнулся на землю. Приподнявшись на локте, он обалдело поглядел на Ши, который в это время изучал свои занывшие от удара суставы, гадая, что же заставило его выдержку удрать в черт знает какие далекие края.

Когда он поднял взгляд, Бельфегора уже встряла между ними, положив руку на рукоять ножа.

— Де Ши! — проскрежетала она.— Переходит это границы всяческого терпенья. Что за дремучее невежество пейзанское! Больше ты мне не рыцарь, а я тебе не дама, ежели не принесешь ты немедля извинения!

В общем, Медор поехал на осле. Ши, плетясь по грязи и камням и ведя под уздцы Руджера, угрюмо гадал, действительно ли столь ярок свет его жизни.

Придавленные тяжким грузом взаимного несогласия, который держал всех в молчании, они добрались уже почти до самого По, когда перевалило за полдень, и Бельфегора коротко объявила, что если они собираются сегодня есть, то она отправляется на охоту. На сей раз Медор не составил ей компанию. Как только он слез с осла, то тут же прикрыл глаза ладонью и ткнул куда-то рукой.

— Иншалла! — воскликнул он.— Владыка мой Гарр, взгляни-ка скорей на это диво! Дерево сие, без сомненья, персиковое, и, Пророк свидетель, будут у нас сегодня фрукты на сладкое!

Без всяких признаков какой-либо хромоты он куда-то ускакал и через несколько секунд вернулся с полными руками спелых персиков.

В этот момент Гарольду Ши пришла на ум некая идея.

— Посиди и последи за Руджером, пока я их приготовлю,— сказал он.

Медор подозрительно прищурился.

— Ладно-ладно, не волнуйся,— успокоил его Ши.— И вообще, извини, что я тебя утром обидел.

Физиономия поэта расплылась в блаженной улыбке.

— Воистину сказано, повелитель мой Гарр, что франки страшны во гневе, но, если смириться с ними, в дружбе — благородны.

Взявшись за тюрбаны с петлей, он отвел Руджера в сторонку.

Ши снял свой шлем и воткнул его шишаком в землю — получилась превосходная чаша для пунша. Туда полетели четыре персика. На оставшихся Ши вырезал острием ножа буквы «С», «Н» и «О» и расположил их так, как проделал это док Чалмерс, когда столь неожиданно произвел в Царстве Фей шотландское виски. Тогда это было случайностью, твердил себе Ши, но на сей раз, что бы ни вышло, все пойдет в дело. Он склонился над шлемом и, навострив одно ухо в ту сторону, где Медор, довольно вяло придерживая поводок, внимал очередной перегруженной подробностями истории о штурмах и побоях, тихо повторил все, что сумел припомнить из заклинания дока:

На миг его поразило ужасное опасение, что персики просто превратятся в склизкую закисшую массу, но когда он открыл глаза, шлем был уже до краев полон некой золотистой жидкостью, в которой плавали персиковые косточки и съежившаяся кожица. Ши повылавливал отходы и попробовал основной продукт. Оказался он самым настоящим персиковым бренди, с совершенно потрясающим ароматом, и, когда попало оно поглубже в глотку, выяснилось, что и крепость у него из тех, какой редко достигают в его собственном мире,— по оценке Ши, градусов под шестьдесят.

— Эй! — позвал он.— Тащи его сюда, Медор! Я вам гут немного шербета сделал.

Поэт поднялся, волоча за собой пленника. Он наклонился над шлемом и принюхался:

— Клянусь Аллахом, какое прекрасное благоухание, владыка Гарр! Настоящий шах ты среди кулинаров! Но чтоб прекрасней получился шербет сей, остудить его снегом следует.

Медор, опустившись на колени и потянувшись губами к краю шлема, сделал изрядный глоток.

— Аллах! — поперхнулся он.— И взаправду необходим снег, поскольку шербет сей жжет, как огонь. Ежели отравлен он...— Он поглядел на Ши.

— Тогда я тоже отравлюсь! — И Ши сам отхлебнул из шлема. Напиток и впрямь согревал пищевод, опускаясь вниз.

— Дайте, ради Аллаха, и мне немного этого шербета! — взмолился Руджер.

Ши осторожно вытащил шишак из земли и держал шлем перед ним, пока тот делал сначала маленький глоток, а потом довольно основательный.

Когда Руджер оторвался от чаши, Медор сказал:

— О повелитель мой и брат блаженный, для вящей пользы выпил бы я еще шербета твоего франкийского, ибо вечер прохладен, а он так приятно согревает внутри!

Шлем пошел по кругу. Ши не стал себя ограничивать, когда подошла его очередь. Злость на Бельфегору слегка отступила на задний план. Со всем этим будет покончено, как только она осознает, кто она такая на самом деле. А он уж наверняка способен выдумать хоть десять, двадцать, тридцать способов достижения этого желанного результата, надо лишь продумать ряд совсем мелких деталей для завершения общей картины. С этим-то он в любой момент справится, будьте покойны! В то же самое время Медор оказался одним из превосходнейших собеседников, которых он когда-либо встречал, да и Руджер далеко не такая сволочь, когда узнаешь его поближе. Сарацинский паладин поведал им историю своих похождений в Китае, по мотивам которой Медор тут же сплел балладу в каком-то довольно странном размере. Правда, в третьей строке каждого куплета от него упорно ускользала рифма, и Ши его поправлял. В разгар этого совместного поэтического творчества в середину тесного кружка неожиданно вступила Бельфегора, держа в руке двух птиц с черными перьями.