Мастера детектива. Выпуск 3 - Сименон Жорж - Страница 64

• Предыдущая
• 64/195
• Следующая

— А говорили о том, что его надо убить?

— Да, господин председательствующий.

— Так–таки хладнокровно обсуждали этот вопрос?

Да нет, вовсе не хладнокровно! Лурса энергично задвигался на скамейке. Все это бесполезно, раз никто не желает вникнуть в разговоры и лексикон этих мальчишек. Если они даже обсуждали план убийства в мельчайших подробностях, все равно это ничего не значило. Они выдумывали разные драмы просто для забавы, вот и все.

— Мэтр Лурса, вы хотите задать вопрос свидетелю? Он, очевидно, заметил, что Лурса ерзает на скамье.

— Да, господин председательствующий. Мне хотелось бы, чтобы вы спросили, кто из них, кроме Маню, был влюблен в Николь.

— Свидетель, слышали вопрос? Прошу вас, не смущайтесь. Я понимаю, что создалось не совсем обычное положение, но вы должны видеть в мэтре Лурса только защитника подсудимого. Отвечайте.

— Не знаю.

— Разрешите, господин председательствующий? До появления Маню кто был обычным кавалером Николь?

— Эдмон Доссен.

— Другими словами, он старался прослыть се любовником, а на деле им не был, не так ли? Это, в сущности, входило в игру. Но был ли еще кто–нибудь влюблен, по–настоящему влюблен в Николь?

— Думаю, что Люска.

— Делал ли он вам соответствующие признания?

— Нет. Он вообще неразговорчив…

— Ваша шайка распалась оттого, что произошел несчастный случай и в доме лежал раненый? Детриво молчал, а Лурса добавил:

— А может быть, скорее из–за того, что у Николь появился настоящий любовник?

В глубине зала началась толкотня, так как задним тоже хотелось видеть. Детриво не знал, что ответить, и опустил голову.

— Всё, господин председательствующий.

— Больше вопросов нет? Господин прокурор?

— Вопросов больше нет.

— Никто не возражает, если свидетель отправится в свой гарнизон? Благодарю вас.

Все заранее знали, что рано или поздно придется коснуться таких вопросов, но г–н председательствующий все–таки почувствовал, что его начинает лихорадить.

— Введите мадмуазель Николь Лурса… Прошу прощения, господин адвокат.

Вместо того, чтобы постараться стать как можно незаметнее, Лурса еще больше раздулся.

— Клянитесь говорить только правду, одну только правду. Подымите правую руку, скажите: клянусь. Вы заявили полиции, а потом на следствии, что вечером седьмого октября подсудимый находился в вашей спальне.

— Да, господин председательствующий. Николь смотрела на него любезно, просто, с великолепным самообладанием.

— Поднимались ли вы вдвоем навестить раненого?

— Нет, господин председательствующий. Я ходила к нему одна в десять часов, относила ужин.

— Следовательно, посещения Маню не были связаны с уходом за Большим Луи?

— Нет, господин председательствующий.

— Хорошо, на ответе не настаиваю. В этот вечер вы не ждали никого из ваших приятелей?

— Никого. Они уже несколько дней ко мне не приходили.

— И вам известно, почему не приходили?

— Потому что знали, что мы предпочитаем быть одни.

Присутствующие наблюдали за Лурса, пожалуй, еще с большим любопытством, чем за Николь, и Лурса внезапно захотелось им улыбнуться.

— В котором часу Эмиль ушел от вас?

— Около полуночи. Я настояла, чтобы он вернулся домой пораньше и лег спать, так как у него был усталый вид.

— И это вы называете рано ложиться?

— Обычно он уходил в два–три часа ночи. Рожиссар вертел в пальцах карандашик и разглядывал его с бесконечным интересом.

— Вы говорили о Большом Луи?

— Точно не припомню, но думаю, что нет.

— Когда Маню расставался с вами на пороге вашей спальни, он решил немедленно отправиться домой. Однако несколько минут спустя ваш отец видел, как он спускался с третьего этажа. Это верно?

— Совершенно верно.

— А что, по вашему предположению, Маню делал на третьем этаже?

— Он вам об этом сказал. Он услышал шум и пошел посмотреть.

Судья вполголоса спросил что–то у своих помощников. Все трое пожали плечами. Взгляд в сторону Рожиссара, который потряс головой, взгляд в сторону Лурса…

— Спасибо. Можете быть свободны.

Николь слегка нагнула голову, как бы в поклоне, с самым непринужденным видом села рядом с отцом и тут же взялась за свои обязанности секретарши. Председательствующий кашлянул. Рожиссар чуть не сломал свой карандашик. В глубине зала снова произошло движение, хотя никто толком не знал, чем оно вызвано.

— Введите следующего свидетеля… Эдмон Доссен… Клянитесь… правду… правду… правую руку… к присяжным… Клянитесь… Здесь приложено медицинское свидетельство, удостоверяющее, что вы только что перенесли серьезную болезнь и что в связи с вашим состоянием вам прописан щадящий режим.

Эдмон действительно был бледен, как–то по–женски бледен. Он знал это. И играл на этом. Не испытывая ни малейших угрызений совести, он взглянул прямо в лицо Маню.

— Что вы знаете об этом деле? Повернитесь лицом к господам присяжным. Говорите громче.

— Пришлось вернуть все вещи, как в Эксе.

— Вы имеете в виду Экс–ле–Бен, где вы играли в ту же игру, назовем ее условно «в гангстеры», и где вы возвращали похищенные предметы?

— Их просто клали каждое утро у источника, и полиция их находила. В Мулене мы решили собрать сначала побольше трофеев. Главным образом потому, что в нашем распоряжении был целый этаж.

— В доме вашего дяди, не так ли? Как относился к вашему поведению подсудимый?

— Он все принимал всерьез. Я первый сказал остальным, что из–за него у нас будут неприятности.

Казалось, Лурса не слушает. Минутами он будто спал, скрестив на груди руки, опустив голову, и один из судей, не выдержав, толкнул председательствующего локтем.

— Как, по–вашему, был ли подсудимый напуган ходом событий?

— Он совсем с ума сходил. Особенно когда Большой Луи стал требовать денег.

— Вам известно, что он воровал эти деньги? Ответа на вопрос не последовало. Николь, порывшись в папках, вытащила какой–то листок и протянула отцу.

— Один вопрос, господин председательствующий. Не будете ли вы так добры спросить свидетеля, имел ли он отношения с девицей Пигасс, которую пока что безуспешно разыскивает полиция?

— Вы слышали вопрос? Отвечайте.

— Да… То есть…

— Много раз? — настаивал Лурса.

— Всего один.

Печка по–прежнему дымила. Стрелки медленно переползали по желтоватому циферблату часов, висевших у судей над головой.

И по–прежнему, как въедливое мурлыкание, все те же формулы, все те же слоги, повторенные десятки раз, уже потерявшие всякий смысл, ставшие простым припевом:

— Повернитесь к господам присяжным… Вопросов у защиты нет?

Лурса вздрогнул от неожиданности, так как думал совсем о другом. Думал о том, что его племянник Эдмон не доживет до старости, что ему осталось жить всего года два–три.

Почему? Да просто так показалось. Он глядел на племянника большими затуманенными глазами. Такой взгляд бывал у Лурса, когда он проникал в самую суть вещей.

Вопрос? Какой вопрос? Все это бессмысленно. Целая груда желтых папок полна ими, вопросами и ответами. Самыми разнообразными, включая времяпрепровождение Эдмона вечером седьмого октября.

Он просидел в «Боксинг–баре» примерно до полуночи. Вернулся к себе домой, и Детриво проводил его до подъезда.

Может быть, это была правда, может быть, нет, этого установить не удалось.

Если Эдмон убил Большого Луи…

Он на это способен. И Детриво тоже. Все они вполне на это способны, без всяких побудительных мотивов, просто потому, что таково логическое завершение игры.

Даже Эмиль!

Почему Лурса ни разу не приходило в голову, что стрелял в Большого Луи Эмиль? Вот он сидит напротив, он снова весь напрягся, с ненавистью глядит на Доссена–младшего.

Должно быть, он возненавидел Эдмона с первого же дня, потому что Эдмон был богат, потому что он был главарем их шайки, потому что он держался с Николь как собственник, потому что он принадлежал к влиятельной семье–словом, десятки разных потому что.

• Предыдущая
• 64/195
• Следующая