Черная книга - Эренбург Илья Григорьевич - Страница 57

”Одна женщина, — пишет М. Раяк, — легла среди улицы со своими детьми, плакала и кричала, что не сдвинется с места. Ее избили до потери сознания. Всех погнали в Борки, где их и расстреляли. Бедных детей бросали в яму живыми и так живыми их и закапывали”.

Борки — сельская местность в 1,5 км от Глубокого. В мирные времена это было место для гулянья и отдыха.

”В Борках, — пишут братья Раяк, — немцы заставляли у открытой могилы молодых танцевать, а старых петь еврейские песни... После такого садистского издевательства они принуждали молодых и здоровых вносить на руках в яму бессильных стариков и калек и укладывать их там. Только после этого следовало ложиться самим, и тогда уже немцы методично, спокойно расстреливали всех”.

Какая дьявольская фантазия может придумать такое ”организованное” разделение ”труда”? Так в Борках погибла и 70-летняя мать братьев Раяк, так постепенно были уничтожены все жители Глубокого.

Убийствам предшествовали невообразимые истязания: людям разрезали тела, рвали зубы, забивали гвозди в голову, их держали голыми на морозе и обливали холодной водой, их избивали палками и прикладами до потери сознания...

С особым сладострастием фашисты пытали женщин и детей.

В Глубоком, как и во многих других местах, немцы прибегали к своему любимому провокационному методу: разделению на два гетто.

Во второе гетто, говорили немцы, должны попасть ”малополезные”, ”малоценные” евреи. На самом деле, во второе гетто попало много специалистов: сапожники, столяры, портные. Немцы решили использовать второе гетто для денежной ”акции”; от второго гетто можно было откупиться.

Таким образом, евреи, вносившие за себя выкуп, оставлялись в первом гетто. Люди же, которые не могли внести установленной суммы денег или ценностей, должны были остаться во втором гетто, хотя среди них были и квалифицированные специалисты.

Перемещение во второе гетто продолжалось около двух недель, от 20 мая до первых чисел июня 1942 г. Каждый день в течение 2-х недель возили на подводах стариков и старух во второе гетто.

Раяк пишет: ”Не поддается описанию это страшное зрелище. Бедные старики и старушки плакали и рыдали, жалобно спрашивая: ”Куда и зачем нас везут?.. За какие грехи нас отделяют от наших детей?” Красноармейская улица была наполнена стонущими, плачущими стариками, калеками...

После образования второго гетто фашисты объявили, что все жители первого гетто получают рабочие удостоверения как специалисты, и это гарантирует им неприкосновенность.

Палач глубокских евреев Копенвальд официально заверял представителей Юденрата своим ”честным словом”, что никакой резни евреев больше не будет.

В июле 1942 г. гебитскомиссар издал приказ, чтобы все оставшиеся в живых евреи собрались в гетто в Глубокое. При этом гебитскомиссар заверял, что больше евреев убивать не будут, он даже дал пропуска членам Юденрата для поездки в леса и деревни, чтобы они отыскали скрывавшихся там евреев и привезли их в лагерь.

В это время лагерь — гетто в Глубоком — стал своеобразным ”еврейским” центром; сюда собрались отдельные уцелевшие евреи из 42-х городов и местечек. Были здесь мужья, потерявшие своих жен, были жены без мужей, были мужья и жены, которые расстались во время резни, не знали друг о друге, а теперь встретились в гетто и спрашивали друг у друга, что стало с их детьми. Были одинокие мальчики и девочки, потерявшие своих родителей, были грудные дети, которых находили в лесах под кустами и привозили в лагерь. Здесь были евреи из Миор, Друи, Прозорок; Голубич, Зябок, Дионы, Шарковщины, Плиссы и др. Со всех этих мест собирались усталые, измученные и разбитые люди. Пришли также уцелевшие от резни в Долгинове, Друйске, Браславле, Германовичах, Лужках, Гайдучишках, Воропаеве, Парафинове, Зачатье, Бильдичах, Шипах, Скунчиках, Порплище, Свенцянах, Подбродзи и др.

Провокация удалась — евреи были собраны в одно место.

Интересно отметить, что в Глубоком очень ярко были заметны экономическая эффективность и польза, которую ”акции” над еврейским населением приносили немцам. Целыми днями на подводах немцы везли, кроме мебели, одежду, обувь, белье, посуду, швейные, чулочные, заготовочные и шапочные машины, а также предметы домашнего хозяйства. Со свойственными немцам аккуратностью и точностью все эти вещи приводились в порядок и складывались в амбары. Через некоторое время в Глубоком (по ул. Карла Маркса) появились магазины ”готового белья, обуви, галантерейных товаров” и т. п.

Еще через некоторое время был открыт магазин фарфоровой и стеклянной посуды, а также мебельный магазин.

День и ночь работала прачечная, в которой стирались вещи убитых.

Работали в прачечной (как и в других ”реставрационных” мастерских), конечно, евреи.

При разборке и стирке вещей происходили страшные сцены.

Люди узнавали белье и вещи своих замученных родных. Рафаэл Гитлиц узнал белье и платье своей убитой матери. Маня Фрейдкина должна была отстирать окровавленную рубашку своего мужа Шимона. Жена учителя Милихмана собственными руками должна была привести в ”приличный вид” костюм своего убитого мужа.

Немецкие торговые дома — ”варенхаузы” — далеко не исчерпывали всей коммерческой деятельности. По ул. К. Маркса №19 существовало специальное ”бюро гебитскомиссара в Глубоком”. Задачей этого бюро было наблюдение за порядком на производствах и в мастерских, ведение учета, а также надзор за работающими.

Основным заданием бюро являлось приготовление посылок по заказам немецких учреждений и отдельных лиц для отсылки их в Германию.

Постоянными заказчиками этого бюро являлись: Гахман — гебитскомиссар, Геберлинг, Геббель — референты, Керн — шеф жандармерии, офицеры — Гайнлейт, Вильдт, Шпер, Цаннер, Беккар, Копенвальд, Зейф, Шульц и многие, многие другие. Каждый день заготовлялись посылки со съестными припасами, с постельными принадлежностями и массами отправлялись в Германию.

Для обеспечения этого огромного потока посылок было налажено специальное производство по изготовлению картонных коробок. В этом производстве были заняты еврейские ребятишки от 8 до 12 лет, и горе им, если в их работе обнаруживался хотя бы самый маленький дефект! Их наказывали так жестоко и неумолимо, как взрослых!

Из Глубокого, Крулевщины, Воропаева уходили десятками вагоны, груженые полотном, кожей, шерстью, обувью, трикотажными изделиями и массой съестных припасов.

Еврейское население было разорено, немцы вытягивали все живые соки из деревни. Хозяйство истощалось, зато наполнялись и пухли немецкие карманы. Помимо массового приобретательства съестных продуктов и вещей широкого потребления, усиленно проводился грабеж металлов. Немцы организовали специальный склад, куда свозились и сносились металлические вещи: самовары, кастрюли, подсвечники, ступки, медные горшки, ручки от дверей и т. п. В Глубоком полиция ходила по домам и контролировала — не остались ли у населения какие-нибудь металлические вещи. Весь награбленный металл вагонами отправлялся в Германию. Немецкие власти утилизировали все: летом и осенью 1942 г. из Глубокого десятками тонн отправлялся ”легкий” груз: пух и перья из распотрошенных перин и подушек...

Неисчислимы горе и страдания, которые выпали на долю населения Глубокого.

Помимо физических терзаний, немцы подвергали еврейское население моральным пыткам и нравственным надругательствам.

Со страшной жестокостью немцы надругались не только над живыми, но и над мертвыми.

Немцы заставили самих евреев разбить каменную изгородь вокруг кладбища, срезать все деревья и уничтожить памятники.

В ночь с 18 на 19 июня 1942 г. была устроена кровавая ”акция”. Дождь лил как из ведра. Земля содрогнулась от криков женщин, от плача и стона детей. И вдруг в страшной ночной темноте раздались скорбные звуки предсмертной молитвы ”Эль молей рахамим”, которую запели старики. Чуть только рассвело, — людей погнали к месту казни в Борки. Молодая девушка, Зельда Гордон с криком бросилась бежать по направлению к озеру, за ней последовали другие.