Озорство - Макбейн Эд - Страница 44

• Предыдущая
• 44/75
• Следующая

В половине седьмого утра обитателям приюта подали первый горячий завтрак. Апельсиновый сок, кофе, яичница с беконом, два ломтя белого хлеба и кусок сливочного масла.

Яичница оказалась непрожаренной, а в остальном завтрак был замечательный. Чуть лучше, чем в тюрьме, чуть хуже, чем кормили Хейза на флотской службе. Завтрак сервировали в большой столовой на втором этаже манежа. Столы и скамьи были залиты светом люминесцентных ламп. Днем в окна заструится естественный свет, и его лучи упадут на новый пол, настланный во время переоборудования здания в приют. Некогда здесь был большой открытый манеж, где тренировались солдаты-резервисты. Потом его перестроили в двухэтажный приют для бездомных. По мнению врачей, треть мужчин и женщин, не имеющих своего жилья, страдают психическими болезнями. За столом, как раз напротив Хейза, сидел мужчина с безумными глазами.

— Ну как, тебе нравится здесь? — спросил он.

— Очень, — ответил Хейз.

— И кормежка хороша. Правда?

— Да.

— Как тебя зовут?

— Джерри Хадсон.

— А меня Фрэнки. Ты здесь будь поосторожней, Джерри.

Хейз кивнул головой.

— Многие здесь буйствуют. Ты будь поосторожней, Джерри.

— Ты это о чем?

— Наркотики. Всякая гадость. А они закрывают на это глаза. Надзиратели. Психоаналитик сам псих. Тебе это известно? Общественник тоже. Все они тут психи.

Да, подумал Хейз.

— У них тут круговая порука.

— Гм-мм.

— Вещи крадут, — сообщил Фрэнки.

— Кто крадет?

— Надзиратели.

— Что же они крадут?

— Все, что плохо лежит. Еду. Лекарства. Мыло. Зубную пасту. Одеяла. Все, — сказал Фрэнки.

В первоапрельский День Дураков восход солнца был великолепен, но к восьми часам небо посерело и помрачнело, а в девять снова пошел дождь. Некоторые люди считают, что именно этот день неспроста выбран для веселых розыгрышей. Сама старая Матушка Природа расшалилась и показывает погодные фокусы простым смертным. Каким бы ни было его происхождение, День Всех Дураков, как он еще называется, вот уже многие столетия празднуется во всем мире.

А сегодня пошел дождь. Снова.

И сегодня опять сидевшему на первом этаже дежурному положили на стол письмо от Глухого. Посланцем был шестнадцатилетний бросивший школу мальчишка. Он сказал сержанту Мерчисону, что какой-то высокий блондин со слуховым аппаратом дал ему десятку и велел отнести письмо в участок и отдать толстому мужику, который сидит за столом дежурного. Мерчисон мальчишку выгнал вон, а письмо отдал патрульному и приказал отнести наверх.

Через 15 часов после того, как парень с безумными глазами сообщил Хейзу о безобразиях, творившихся в приюте, Мейер и Хейз составили план и установили наблюдение. Это было прошлой ночью. Вопреки утверждению Фрэнки, все было тихо. Им не удалось поймать надзирателей, тащивших из здания кипы одеял или коробки мыла. Но несмотря на дождь они и этой ночью решили понаблюдать. Ни одному нормальному полицейскому не нравится сидеть в засаде, а уж в дождь и подавно.

Когда патрульный вошел в комнату детективов, Мейер рассказывал анекдот.

— Мужик читает лекцию о сверхъестественных явлениях, — начал он, и его синие глаза плутовски сверкнули. — А когда он кончил читать, то спросил толпу, приходилось ли кому-нибудь из них хоть раз в жизни побывать в обществе ли кому-нибудь из них хоть раз в жизни побывать в обществе духа. Поднялся лес рук, он пересчитал их и сказал: «Как будто все верно. Как я и ожидал, около 50 процентов ответили на мой вопрос утвердительно. А есть ли среди тех, кто поднял руку, такие, кого коснулся бы дух?» Снова поднялся лес рук. Он пересчитал их и говорит: «Как будто все верно. Как я и ожидал, 60 — 70 процентов ответили утвердительно. А занимался ли кто-нибудь из вас любовью с духом?» Руку поднял 90-летний старик, и лектор пригласил его на эстраду.

Старикан кое-как добрался до эстрады, вскарабкался по ступеням. «Сэр, — сказал лектор, — это поразительно. Я читаю лекции по всему миру, и вот только в первый раз мне посчастливилось встретиться с человеком, который в самом деле занимался любовью с духом.» «Что? — не расслышал его старикан, — будьте добры, повторите, пожалуйста.» «В первый раз мне посчастливилось встретиться с человеком, который занимался любовью с духом», прокричал ему в ухо лектор.

«О, прошу прощения, — прошамкал старикан, — мне послышалось, что вы сказали: заниматься любовью с козой.»[17]

— Анекдот во вкусе Глухого, — улыбнулся Браун. И как раз в этот момент в комнату детективов вошел патрульный с письмом.

Никто сейчас и не подумал об отпечатках пальцев. В прошлом они пытались их искать, но убедились, что Глухой никогда не оставляет их на своих посланиях. Патрульный отдал письмо Карелле, которому оно было адресовано, но к выходу не спешил. Ему было интересно узнать, что этот псих затеял теперь.

По участку ходили слухи, что Глухой снова объявился. Карелла вскрыл конверт, вынул из него записку, скрепленную с другим листом бумаги, и прочитал вначале записку:

Дорогой Стив!

Постарайся, чтобы на этот раз тебя не надули.

Привет.

Сэнсон

P.S. Чуть позже.

Большой лист бумаги был фотокопией, снятой со страницы книги Риверы. Вот что там было написано:

"На гранитной башне, воздвигнутой в честь богов в дальнем конце огромной равнины, стоял Анкара. Оттуда ему была видна беспорядочная толпа, двигавшаяся к соломенному чучелу, олицетворявшему неурожай. Это связанное веревкой страшилище толпа намеревалась уничтожить, чтобы подавить свой собственный страх. Толпа неустанно двигалась вперед, люди пели, топали ногами, вопили. Огромный зверь, который, казалось, весь состоял из размахивающих во все стороны рук и бьющих о землю ног. Он жаждал уничтожить намеченную им жертву, общего врага. Словно из одной глотки вырывался рев: «Убей, убей, убей!»

— Он вознамерился кого-то убить, — предположил Браун.

— Кого-то в толпе, — высказал свою догадку Мейер.

— На обширной равнине, — уточнил Карелла.

— Может быть, и так, а может, он пытается снова одурачить нас, — сказал Хейз.

— Постараемся не остаться на этот раз в дураках, — возразил Карелла.

— Знаете, как его называют во Франции? — спросил Мейер.

— Кого? Глухого?

— Нет. Человека, которого одурачивают. В первоапрельский День Дураков. Poisson d'avril — вот как.

— А я-то думал, что ты не говоришь по-французски, — произнес Браун, вспомнив историю с гаитянином.

— Жена моя говорит, — пояснил Мейер, пожимая плечами.

— А что это значит? — поинтересовался Хейз.

— Апрельская рыба.

— Вы думаете, что сегодня на улице произойдет трагедия? — спросил Браун. — Толпа, готовая взорваться?

— Толпа, готовая убивать, — уточнил Хейз.

— Давайте посмотрим газету, — предложил Карелла.

— Пойди вычисти зубы, — велел Мейер Хейзу.

Просмотрели газету.

И не нашли в ней никаких сообщений о намечавшихся на этот день многолюдных уличных сборищах.

Очень хорошо.

А то бы их смыло дождем.

Первоапрельский День Дураков.

Дождь льет, как из ведра.

У римлян было нечто подобное. Только называлось оно Хиларийским праздником и приходилось на 25-е марта. У индийцев тоже есть праздник, который они называют Холи.

Бурное веселье с такими же, как у нас, розыгрышами длится до 31-го марта. У нас в Америке и, в частности, в нашем городе розыгрыши начались с раннего утра.

Город, в котором ребята из 87-го участка охраняли общественный порядок, был разделен на пять географических секторов. Центр располагался на острове. Отсюда и его название Айсола. Айсола по-итальянски значит «остров». Но, как это часто бывает, название центра стало названием всего города. Айсола. А ведь у других секторов тоже были свои названия, причем очень поэтичные.

• Предыдущая
• 44/75
• Следующая