Воровская честь - Арчер Джеффри - Страница 61

• Предыдущая
• 61/87
• Следующая

Карандаш Ханны бегал по блокноту не останавливаясь минут двадцать. Когда заместитель министра подошёл к концу, она мысленно попыталась оценить значение всей располагаемой информации.

— Мне нужен только оригинал отчёта, и как можно скорее. Копий быть не должно. На диктофон ничего не записывать. Все ваши стенографические записи должны быть уничтожены, как только меморандум будет передан мне.

Ханна кивнула, а заместитель снял трубку и стал набирать внутренний номер начальника.

Ханна вернулась в свою комнату и принялась медленно печатать надиктованное, стараясь запомнить основные моменты. Через сорок пять минут на стол заместителя лёг полный текст отчёта.

Он внимательно прочёл его, сделал несколько добавлений своей рукой и, удовлетворённый, отправился по коридору в кабинет министра.

Ханна вернулась за свой стол, понимая, что группа, везущая сейф, неумолимо движется в ловушку Саддама. И если они получили её открытку…

Когда Аль-Обайди приземлился в Иордании, он не мог не испытывать чувство триумфа.

Пройдя таможенный досмотр в аэропорту королевы Алии и оказавшись на дороге, он выбрал самое современное такси, какое только смог найти. «Шевроле» конца семидесятых было без кондиционера и имело пробег 187 000 миль. Он велел шофёру как можно скорее отвезти его к иракской границе.

Все шесть часов пути машина не покидала правого ряда, а состояние дороги было таким, что заснуть Аль-Обайди мог лишь на несколько минут. Когда шофёр наконец выбрался на автомагистраль, скорость возросла не намного из-за разлитой по дороге нефти, которую грузовики нелегально брали в Басре, чтобы потом втридорога перепродать в Аммане, и которая, как время от времени Аль-Обайди заверял Ассамблею ООН, была выдумкой Запада. Он видел также, как в другую сторону шли грузовики с продовольствием, которое, как он знал, исчезнет на чёрном рынке задолго до того, как ему попасть в Багдад.

Аль-Обайди посмотрел на часы. Если они будут ехать с такой же скоростью, он не успеет до закрытия таможни в полночь.

Когда позднее в тот день Скотт приземлился в аэропорту королевы Алии и ступил на лётное поле, первое, что он ощутил, была сорокаградусная жара. Даже в рубашке с открытым воротом, джинсах и кроссовках он чуть не расплавился на солнце, прежде чем добрался до здания аэропорта. Оказавшись внутри, он с облегчением обнаружил, что воздух в нем охлаждался кондиционерами, а его единственный чемодан появился на транспортёре так же быстро, как это было бы в Штатах. Он сверил часы и перевёл их на центральновосточное время.

Чиновнику иммиграционной службы не часто доводилось видеть шведские паспорта, но поскольку его отец тоже был инженером, он пожелал господину Бернстрому счастливого пути.

В зеленом коридоре Скотта остановил таможенник, который что-то жевал, и приказал ему открыть свою объёмистую парусиновую сумку. Порывшись в ней, он проявил интерес только к длинной, тонкой картонной трубке, лежавшей на дне. Скотт снял колпачок с конца трубки, вытянул из неё и развернул большой плакат, глянув на который таможенник перестал жевать от удивления и пропустил иностранца.

Миновав главный зал, Скотт вышел на улицу в поисках такси и оглядел пёстрое скопление припаркованных машин, по сравнению с которыми нью-йоркские жёлтые кебы казались роскошными лимузинами.

Сев в стоявшее первым такси, он велел шофёру отвезти его к Римскому театру в центре города. Одиннадцать миль до Аммана заняли сорок минут, и, когда машина остановилась возле древнего театра, Скотт протянул шофёру две купюры по десять динаров — достаточно, как сказали ему эксперты в Лэнгли, чтобы оплатить такую поездку. Шофёр положил деньги в карман, но не снизошёл до улыбки.

Скотт посмотрел на часы. До встречи ещё оставалось время. Он прошёл мимо сооружения третьего века, которое, как гласили путеводители, стоило посмотреть, и миновал три квартала, время от времени уступая дорогу шумным толпам. Добравшись до заправочной станции «Шелл», повернул направо, оставив позади шумных покупателей, затем повернул налево и сразу после этого опять направо. Местных жителей на пути попадалось все меньше, а выбоин на дороге все больше. Ещё один поворот налево, затем направо, и он оказался в обещанном тупике. Когда дорога упёрлась в свалку металлолома, он улыбнулся при виде знакомого зрелища.

К тому времени, когда Аль-Обайди добрался до границы, уже стояла кромешная тьма. Все три ряда, ведущие к таможенному посту, были забиты грузовиками, покрытыми на ночь брезентом. Такси остановилось перед шлагбаумом, и шофёр объяснил своему пассажиру, что на другой стороне ему придётся нанять иракскую машину. Аль-Обайди поблагодарил шофёра и, дав ему щедрые чаевые, отправился в начало очереди у навеса таможни. Уставший служащий окинул его ленивым взглядом и сказал, что таможня закрыта до утра. Аль-Обайди предъявил свой дипломатический паспорт, и тот быстро поставил штамп и пропустил его обладателя, понимая, что за этим последует немало красненьких. Воодушевлённый Аль-Обайди прошагал милю между двумя таможенными постами и подошёл к началу ещё одной очереди, ещё раз предъявил паспорт и вновь встретил улыбку таможенника.

— Вас ждёт машина, посол, — сказал служитель таможни, указывая на большой лимузин, припаркованный возле шоссе. Рядом с ним стоял в ожидании улыбающийся шофёр. Он притронулся к околышу фуражки и открыл заднюю дверцу.

Аль-Обайди расцвёл. Главный администратор, должно быть, предупредил, что он будет возвращаться через границу поздно ночью. Он поблагодарил таможенника, вышел к шоссе и скользнул на заднее сиденье лимузина. В нем был кто-то ещё и, похоже, тоже ждал его. Рот Аль-Обайди стал растягиваться в улыбке, когда взметнувшаяся к его горлу рука вдруг повалила его на пол. Руки посла оказались заломленными за спину, и на них защёлкнулась пара наручников.

— Как вы смеете? — закричал Аль-Обайди. — Я посол! Вы что, не знаете, с кем имеете дело?

— Знаем, — ответили ему, усаживая на сиденье. — Ты арестован за измену.

Скотт должен был признать, что ТБ с мадам Бертой идеально вписался среди гор американских машин и грузовиков, громоздившихся на свалке. Он подбежал к грузовику, запрыгнул в кабину с пассажирской стороны и пожал руку Крацу, у которого, похоже, гора свалилась с плеч при виде его. Когда Скотт увидел, кто сидит за рулём, он сказал:

— Рад видеть вас вновь, сержант Кохен. Следует ли понимать это, что вы смухлевали в триктрак?

— Два дубля в финале — и я за рулём, профессор, а вот как курду удалось добраться до полуфинала — одному Богу известно, — сказал Кохен, запуская двигатель. — Но поскольку он мой приятель, все считают, что это я подделал кости.

— И где сейчас Азиз? — спросил Скотт.

— В кузове с мадам Бертой, — сказал сержант. — Там, где ему самое место. Имейте в виду, он знает подворотни Багдада не хуже, чем я кабаки Брикстона, так что он может оказаться полезным.

— А остальная команда?

— Фельдман с другими просочился через границу ещё ночью, — сказал Крац. — Они уже, наверное, ждут нас в Багдаде.

— Тогда им лучше держаться подальше от чужих глаз, — заметил Скотт, — потому что после воскресной бомбардировки смерть может оказаться для них наименьшим из зол в этом городе.

Крац промолчал, а сержант медленно подал многотонную машину со свалки и выехал на улицу. На этот раз дорога становилась шире с каждым поворотом.

— План, согласованный в Стокгольме, остаётся в силе? — спросил Скотт.

— С двумя уточнениями, — сказал Крац. — Вчера я все утро звонил в Багдад. После семи попыток мне удалось напасть на кого-то в министерстве промышленности, кто знал о сейфе, но вековая беда арабов в том, что, если они не видят вещь перед собой, они не верят, что она существует.

— Итак, нашей первой остановкой должно стать министерство промышленности? — сказал Скотт.

— Похоже на то, — ответил Крац. — Но мы хоть знаем теперь, что везём вещь, которая им нужна. А как, кстати, насчёт той вещи, которая им не нужна?

• Предыдущая
• 61/87
• Следующая