Грешная женщина - Афанасьев Анатолий Владимирович - Страница 50

— Она у тебя ничего, аппетитная крольчиха. Мальчики будут довольны!

Серго спросил заторможенно:

— Вы кто же такие, ребята?

— Про Креста слыхал? Он тебе кланяется, дяденька. Да, еще просил передать, сучку свою Плахову не трогай. Пусть она пока погуляет в стороне.

— Я отдам деньги. Куда принести?

— Перезвоню через часок. Сиди на месте, дяденька.

Повесив трубку, он некоторое время изучал стену, потом обернул пустой взгляд на Плахову.

— Ты знала? Конечно, чего я спрашиваю. Это ты его вывела на Михайлова?

— А что такое? Вы разве Алешу побаиваетесь? Прямо не верится. Такой большой, авторитетный босс, и какой-то налетчик. Да вы ему Винсента покажите, он в штаны и наложит.

— Хана тебе, Танюха, — задушевно произнес Серго. — Как только эта история закончится, я тебя своими руками удавлю. Вот этими. Веришь мне?

— Как не верить. Вы же наш благодетель.

Сергей Петрович позвонил домой, и беззаботная Наталья Павловна, дражайшая, безмозглая супруга, подтвердила, что Данюшка задержался почему-то в школе и это ее беспокоит, потому что она приготовила блинчики с печенкой, а разогретые они не такие вкусные.

— А девочки дома?

— Где же им быть, — удивилась Наталья Павловна. — Что случилось, Сережа? Ты какой-то расстроенный?

Серго ответил, что ничего не случилось, но если она выпустит девочек за дверь, или кому-нибудь откроет, или сама высунет на улицу свой нос, он приедет домой и собственноручно оторвет ей башку. Пригрозив подряд двум женщинам скорой расправой, Сергей Петрович немного успокоился и стал думать. Подумав минуту, он куда-то еще позвонил, какому-то Чипсу, и распорядился послать к своему дому наряд и не спускать глаз с квартиры.

— Очень прошу, без осечек. Головой отвечаешь, — сказал он Чипсу. Потом опять задумался. Данюшка ему вдруг померещился, забавный вырос парнишка. Своенравный, умница, привереда, но ни в отца, ни в мать. Отец только и умел, что бабки из воздуха прясти, а мать вообще просыпалась лишь в двух местах — у плиты и в постели. Данюшка был первым учеником в гимназии, и все учителя вперебой прочили ему большое, светлое будущее. Он победил на двух математических олимпиадах — на районной и в Болгарии. Какие он задачки сейчас решает, в лапах у Крестовых шестерок? Про Алешу Михайлова, про грозного Креста, Сергей Петрович старался не вспоминать. Он прекрасно понимал, на кого нарвался. Головорез проклятый, везунчик чертов! Похоже, придется идти на поклон к Елизару Суреновичу, а это попахивало отнюдь не двадцатью тысячами. Не доллары жалко, невелика сумма, нельзя терять лицо. Один раз уступишь, поддашься, сожрут с костями. Накинутся шакалы из всех подворотен. Не успеешь оглянуться, а вместо дворца — куча тлеющих головешек… Таня Плахова, притихшая на стуле, будто ее тут и не было, мешала ему сосредоточиться.

— Откуда знаешь Михайлова? — спросил он.

— Я вообще не понимаю, за что вы сердитесь, — промурлыкала подлюка. — Еще и удавить обещаете. Я ли вам не угождала, я ли не раболепствовала?

— Алешка сегодня на твоей стороне, — объяснил Сергей Петрович, — потому что заказ принял. Завтра он о тебе и думать забудет. Но ты, гадина, можешь до завтра не дотянуть, если будешь хамить.

— Я вам хамлю?

— Думаешь, прижала Сережу? Да мне о такую шваль, как ты, и мараться зазорно, сука ты вшивая!

Ругался, бахвалился, и было ему горько оттого, что козырная дамочка видит, как он унижен. С Крестом расклад элементарный: или вгони в него обойму, или он с тебя живого не слезет. А где его найти? Как убить? Поможет ли Елизар? Захочет ли помочь? Слухи были, старая лиса сам на Алешку зуб имеет, но почему же тогда тот благоденствует?

Незаметно час промелькнул, и телефон тренькнул, да глухо так, будто из-под подушки. Поневоле вздрогнув, Серго снял трубку.

— Слушаешь, дяденька?

— Да, слушаю.

— Почему Плахову не выпустил? И зачем сторожей к дому нагнал? Хочешь кровушкой умыться? А что, дяденька, если мы Данилкины ушки тебе в конвертике подошлем? Ты как, не возражаешь?

— Не надо, — сказал Серго. — Вы же ничего толком не объяснили.

Тот, кто звонил, был еще веселее, чем час назад, и Серго с хрустом раздавил сигаретную пачку, как сломал бы хребет весельчаку, если бы имел возможность.

— Ах ты, непонятливый наш! — посочувствовал молодой забавник. — Да ты домой звякни, крольчихе своей, она тебе все объяснит, придурку.

В трубке раздалось глумливое хихиканье и затем — короткие гудки. Чуть онемевшими пальцами Серго набрал домашний номер. Наталья Павловна, услыша его голос, заревела сразу так, что ему показалось, она рядом, и слезы обожгли грудь.

— Что, что, говори?!

— Сережа, Сережа! Кто-то поджег дверь! Что происходит, Сережа?!

— Ничего не происходит. А что с дверью?

Мгновенно приведенная в чувство его обычным, строгим тоном, жена ответила:

— Догорает дверь-то… Дыра в ней.

— Где девочки?

— Они в спальне. Сережа, надо вызвать милицию?

— Идиотка! Я тебе дам милицию! Запрись с девочками, и сидите, как мышки. Через пятнадцать минут приеду.

— Быстрее, Сережа! Мне страшно!

Как хорошо, что, устраиваясь в новой квартире, он по какому-то наитию продублировал в спальне жесткую систему «блиндажных» запоров. Впрочем, если за дело возьмутся специалисты, это все, конечно, сопли. Мертво вцепился в него Крест!

Он ринулся к выходу, пнув попутно ногой разомлевшую Таню Плахову, но неудачно, палец себе расшиб. Все складывалось одно к одному, прохудился мешок с дерьмом и сыпалось ему на голову.

— Сиди на месте, сука, не шевелись! — проревел он, хотя Плахова после его удара вовсе и не сидела, лежала, уткнувшись носом в коврик. От двери его вернул звонок телефона, как слепень в висок. Все тот же ублюдочно-жизнерадостный голос услышал он в трубке.

— Не спеши, дяденька! Мы же не договорились.

— Прекратите наезд, — сказал Серго. — Я верну бабки. Когда, где?

— В двенадцать дня, — ублюдок перестал хихикать и заговорил по-деловому: — На Курском вокзале, у касс дальнего следования. Принесешь сам. К тебе подойдут. «Хвостов» не надо, понял?

— К двенадцати не успею. Давай в четыре.

Ублюдок опять заржал, Серго с досадой потер ухо.

— Одному хлопчику так приглянулся твой сосунок, готов свою долю уступить. Так, понимаешь ли, разгорячился, боюсь, до четырех не удержу.

Все прежние планы Сергея Петровича в этот скорбный миг рухнули в тартарары. Осталось одно пронзительное, как укус, желание — поскорее добраться до глотки засранца.

— Делайте что хотите, — сказал он. — Деньги будут в час.

— Погоди на трубке, дяденька.

Он ждал, наблюдая за Плаховой. Она зашевелилась на полу и села. Потом встала, изящным движением отряхнула короткую юбчонку. На него смотрела странно, словно не узнавая. Красивая, гибкая кобра. Он прикрыл онемевшую трубку ладонью.

— Как ты промахнулась, Плахова! Пришла бы ко мне, по-хорошему объяснила, я бы тебя понял. А теперь что? Такая молодая, и уже — труп.

Плахова чиркнула зажигалкой, прикурила, присела на стул.

— У тебя, Сережа, все-таки мозги набекрень. Все трупы подсчитываешь, а пора бы покаяться.

— Покаюсь, покаюсь над твоей могилкой. Она у тебя будет в канализационном люке. Я прослежу, чтобы не сразу сдохла.

Плахова улыбалась, словно он пригласил ее на ужин в «Метрополь». Это было невероятно. Она его не боялась. Его угрозы были для нее пустым звуком. Этому не было объяснений, кроме одного: что-то она знает такое, чего не знает он. Но что это может быть? Алешка-Крест хоть и бешеный, но не делает лишних движений. Он играет по тем же правилам, что и все они. Данюшку не тронут, и подожженная дверь останется всего лишь скучной подробностью в рядовом эпизоде вымогательства. Как только Крест получит бабки, если получит, эпизод будет исчерпан. Ни эта красивая кукла, ни ее одуревший петушок сами по себе Алешке на фиг не нужны. Его интересуют только деньги. Иначе и быть не могло в бизнесе, иначе, как говорится, никто не пошел бы с ним в разведку.