Заклятые пирамиды - Орлов Антон - Страница 9

– Ты все потратила на свои нужды. Тебе нет дела ни до кого, кроме себя, – припечатал Улгер, когда жена, сбросив плащ и сумку, шагнула к настенному рукомойнику.

– Почему ты так считаешь? – вздохнула Зинта.

– Да я уже сколько раз говорил тебе о твоих недоброжительских недостатках! Это же бесполезно, ты ничего не слышишь. Ты громко хлопаешь дверью, когда уходишь по утрам, хотя я просил не хлопать. Придираешься к тому, что у нас в нужнике мокрый пол, хотя видишь, что мне и так плохо, а я ведь не знаю, почему он мокрый – отсыревает, наверное… Ты не смотришь, что делаешь. Вчера ты выбросила бутылку, не посмотрев, а в ней еще оставалось на четверть портвейна. Ты не разделяла моего вызова обществу, который я бросал им вместе с Кариллой и Нальвой, только делала вид… И тебе жалко денег!

Боги не обделили Зинту терпением, но в этот раз она не выдержала:

– Хватит! Я устала, между прочим.

– Я тоже устал… – измученным голосом жертвы, отвечающей своему палачу, произнес Улгер, ухватившись за косяк. От него слабо несло дешевым крепленым вином. – Вы втроем… Ты, Карилла и Нальва – вы все вместе меня сломали!

– Как это? – она изумленно распахнула глаза. – Ты чего городишь?

– Вы все втроем меня не поняли, хотя я перед вами душу настежь открывал!

– А тебе, интересно, есть дело до чьей-то чужой души? – Зинта уперла руки в бока, ее все-таки прорвало. Рано или поздно это должно было случиться.

– Ты опять повысила на меня голос, хотя знаешь, что я это плохо переношу. Когда я состарюсь и буду болеть, ты мне даже стакана воды не подашь!

– Не говоря уж о стакане портвейна, – не утерпев, пробормотала она себе под нос.

– Я давно уже чувствую, что ты меня ненавидишь!

После этого обвинения Улгер отступил в спальню и захлопнул дверь, потом всхлипнули пружины – он повалился ничком на кровать.

Зинта тяжело уселась на табурет, но, с минуту посидев, решительно встала. Забросила на плечо лекарскую сумку, без которой не выходила из дому, сорвала с крючка плащ. С нее хватит.

Говорят, иной раз человек может изменить свою судьбу – если попросишь о милости Госпожу Вероятностей, если та услышит, и снизойдет, и дарует тебе развилку… Зинта решила пойти в храм Двуликой прямо сейчас, не откладывая, пусть на ночь глядя. Пока не передумала.

Для экзорцизма выбрали каменисто-песчаное местечко на берегу океана, в стороне от деревень и дорог. Группа магов, отвечающих за Врата, выехала туда загодя, чтобы сделать разметку и сотворить подготовительные заклятия. Небольшой круг, выложенный белой галькой, обозначал границы того участка, где сначала раскроется, а потом будет запечатан выход в междумирье – в одну из его необитаемых областей, где нет ничего, лишь смутно угадываются за безмерной пустотой далекие странные миры, невесть кем населенные.

Предполагалось вышвырнуть туда Шуппи-Труппи – так, чтобы вернуться обратно в людской мир злыдень не смог. Никакой щелки не должно остаться, это обеспечат специалисты по Вратам. А то, чтобы тварь оказалась за порогом, забота экзорцистов.

И те и другие были уверены, что выполнят свою задачу, дело оставалось за малым: каким образом заманить сюда Шуппи-Труппи? Ведь для того, чтобы кого-то изгнать, прежде всего нужно, чтобы он как минимум появился.

У молонских магов было на этот случай несколько прожектов, ни один из которых не сулил обязательного успеха, но радикальное решение предложил заграничный коллега, командированный для помощи и обмена опытом Светлейшей Ложей. Роль приманки сыграет вытребованный им из Ларвезы ученик-амулетчик.

Ловить на живца надежней, чем плести вероятностные уловляющие чары, которые сработают или нет, еще вопрос. Мастерство Светлейших, сумевших перебросить из своей резиденции в Молону живого человека, тоже внушало уважение: с такими коллегами-конкурентами следует считаться и не ссориться. Однако молчаливый парнишка с шевелюрой пшеничного цвета, одетый как сын молонских горожан (это правильно, тварь на здешних детей натаскана), выглядел слишком смирным и дисциплинированным. Ни слова не проронил, ни на шаг от учителя, никакого своеволия. Все это похвально, спору нет, но ведь Шуппи-Труппи на тех, кто слушается старших, не нападает.

– Он справится, – сухо и категорично возразил Орвехт, когда местные коллеги поделились сомнениями.

Оставалось только поверить ему на слово.

Суно в глубине души тоже беспокоился. По его расчетам, Дирвен, защищенный амулетом, не должен был пострадать, и все же чувство ответственности заставляло мага раз за разом придирчиво пересматривать мысленный план экзорцизма, выискивая слабые места.

Дирвен молчал, словно воды в рот набрал, как ему было велено. Если он заговорит по-овдейски, коллеги заподозрят, что дело нечисто. Орвехт уже связался с Ложей, и Дирвена Корица задним числом зачислили в школу амулетчиков, но с молонцев все равно станется предъявить на него права, если пронюхают, откуда он взялся. Это же самородок чистого золота! А овдейцы так увлеклись «детским счастьем», что проглядели у себя под носом амулетчика с недюжинными способностями. И они тоже могут затребовать его обратно, если поймут, какого маху дали. Что ж, Суно собирался выиграть эту партию и благополучно доставить ценную находку в Ларвезу.

Он все-таки добился того, чтобы мальчишка рассказал ему свою историю. Без легких чар не обошлось, но Орвехт должен был все выяснить. Торжество глупости, как обычно… Впрочем, не только глупости, еще и людской корысти.

Если бы у всех небогатых овдейцев отбирали детей под предлогом того, что бедность мешает детскому счастью, правительство Овдабы разорилось бы на приюты, а в стране начались бы волнения. Очевидно, это происходит, когда находится заказчик. В нашем случае – госпожа Хентокенц из городского Совета наблюдателей при Надзоре за Детским Счастьем. Дирвен, на свою беду, хорош собой, и влиятельная бездетная дама положила на него глаз, едва увидела их с матерью в зале суда. Разумеется, судьи уважили ее желание. По Хартии Личных Прав Фронгеда Хентокенц имеет право завести ребенка – не важно, каким способом, а Дирвен, в свою очередь, имеет право на счастье… Но сколько бы он ни кричал, что хочет вернуться к маме, слушать его никто не станет: только суд может решить, где и с кем ребенок будет счастлив. Его мнение в расчет не принимается, ибо он несовершеннолетний. Да, по законам Овдабы он должен жить счастливо, однако не ему решать, в чем означенное счастье заключается. А не желаешь быть счастливым – в исправительный приют.

Опять же такие ссоры, как между Сонтобией и Дирвеном, вовсе не редкость, и если цепляться к каждой, овдейские суды будут завалены делами, как осенние леса палыми листьями – век не разгребешь. Но на беду матери и сына, поблизости случилась расторопная девица Крейса Винанглиц. Вероятно, пострадавшая в детстве от дурного обращения и потому глядевшая по сторонам предвзято, не разбирая, что происходит вокруг на самом деле. Вдобавок она остро нуждалась в деньгах и рассчитывала на гарантированное властями вознаграждение. Вот и закрутился демонов волчок…

Закон о Детском Счастье придумали для того, чтобы бороться с родительским жестокосердием, и порой это необходимо, тут Суно спорить не собирался: в иных семьях с детьми обращаются хуже, чем с рабами в Суринани. Но всякий закон – палка о двух концах, и Дирвен Кориц не единственный, кого овдейские законники «осчастливили», растоптав походя его жизнь, словно попавший под ноги уличный мусор.

«Со злом я как-нибудь разберусь, главное, не причиняйте мне добра» – кому из мудрецов-насмешников былых времен принадлежали эти слова?

– Пора начинать, коллега Орвехт!

Да, простите, отвлекся. Он ведь прибыл сюда ради Шуппи-Труппи – еще одного порождения недальновидности человеческой.

Наспех сооруженный дощатый сарай напоминал плохонькую театральную декорацию. Иначе шестирукий морок не изловить: тот набрасывался на свои жертвы только в закрытых помещениях.