Русские в Сараево. Малоизвестные страницы печальной войны - Тутов Александр Николаевич - Страница 8

• Предыдущая
• 8/29
• Следующая

Туман на улице совсем рассеялся. Выглянуло раннее солнце. Я встал, решив для начала обследовать квартиры на первом этаже. Хотя, скорее всего, там никого нет. Слишком уж мертвая тишина царила в этом лестничном пролете. Да и на первых этажах опаснее всего находиться, так что вряд ли кто из жильцов остался на первом этаже дома.

Было 5.37 утра, как показывали мои чудом уцелевшие часы, когда я подошел к двери в квартиру под номером 1. Несколько минут стоял прислушиваясь. Я не боец СОБРа или ОМОНа, дверь ногами вышибать не могу, головой тем более. Нет, не потому, что здоровья не хватит, просто я шума поднимать не могу. Последствия могут оказаться слишком непредсказуемыми. И еще потому, что не знаю, где могут находиться враги, где просто гражданские лица, а где, что тоже вероятно, потенциальные друзья.

Я толкнул дверь. Она оказалась незакрытой.

Осторожно, стараясь не делать шума, я змеей скользнул внутрь квартиры.

Палец на спусковом крючке напрягся, готовый заставить плеваться смертоносным огнем автомат в любую секунду и при малейшей опасности.

Но квартира оказалась пустой. Похоже, ее крепко выпотрошили мародеры. На стенах пробоины от пуль, обои висят клочьями, мебель перевернута, подушки диванов вспороты, осколки посуды и изуродованный холодильник, разбитый музыкальный центр — таким предстало это жилище моему взору. Я поискал бутылки с водой или, на худой конец, с какой-нибудь гадкой колой. К ней я отношусь брезгливо, но сейчас и она бы сошла. На квас, который мне нравился больше всего, здесь все равно рассчитывать не приходилось. Но поиски ни к чему не привели, тут и до меня все хорошо обыскали.

«Интересно, а кто были хозяева этой квартиры — сербы, хорваты, мусульмане или кто еще? — подумал я. — Живы ли они сейчас?» Тут взгляд мой упал на чудом уцелевшую фотографию на стене, вокруг нее все было изрыто пулями. С фотографии на меня смотрела обычная семья: отец, мать, два сына и дочь.

«Как и у меня, — вздохнул я, — только у них, скорее всего, самая младшая дочь, а у нас в семье самый младший — я!»

Они весело смотрели с фотографии куда-то вдаль. Кто они были, я так и не понял. Отметил лишь, что девчонка очень даже симпатичная, с длинными вьющимися волосами, большими глазами, опушенными длинными ресницами. Взгляд боевой, задорный. Мне всегда нравились такие смелые девушки.

Я осторожно выглянул в окно. Уже совсем рассвело. Были видны сербские позиции и тот блиндаж, в котором еще несколько часов назад я пил сливовицу вместе с друзьями. Смогу ли вернуться обратно? Где сейчас Вадим и Славан? Надеюсь, что Алик уже в госпитале. Главное, чтобы они придумали, как добраться до меня.

Я внимательно рассматривал улицу. Асфальт саперы, как бошняков, так и наши, то есть сербские, активно шпиговали противопехотными минами. Конечно, днем заметить такую «паиггетину» не составляет труда, если ушами не хлопать, но вот ночью…

Почему Вадим и Славан не предупредили о предстоящем минировании? Впрочем, понятно: не знали. Но почему и сербские саперы тоже активно шпигуют оборонительные линии минами? Им про меня не сказали? Как это Вадим и Славан допустили? А если они погибли? Тогда мне совсем неоткуда ждать помощи! И что же делать?

Как говорили спартанцы, попав в окружение: «Мы окружены со всех сторон! И нам ничего не остается, как только пойти и убить Ксеркса!»

Так придется поступить и мне. Только вместо Ксеркса у меня хорватские снайперы и пулеметчики плюс возможные вояки бошняков!

Я могу добраться до своих только днем, но днем меня увидят и подстрелят либо снайперы, либо пулеметчики. Есть только один способ решения всех этих проблем. Ничего не остается, как пойти и убить снайперов и пулеметчиков! После того как я все это осознал, страх отступил.

Сколько их может быть? Три снайпера, пулеметов, кажется, два, а обычно при пулемете два человека. Есть ли автоматчики или кто-то еще? Могут оказаться и враги среди обычных граждан, находящихся в квартирах…

Что меня ожидает? Столкновение с врагом лицом к лицу? Мне придется убивать? И не так, как обычно происходит в современном бою, когда рукопашная схватка — редкое явление. В основном это перестрелка на расстоянии, когда ты не видишь глаз врага, его смерть от случайной пули, от осколка фанаты или снаряда, — все это происходит далеко от тебя. И ты не можешь быть уверенным, что это именно твоя пуля или осколок от твоей фанаты сразил врага. При таком бое нет сильной нагрузки на психику. Совсем другое дело — поединок один на один. Поединок насмерть.

Многие поколения моих предков воевали. Казак без воинской службы не казак. И убивать врагов в боях им приходилось часто. Но я, как врач, спасал чьи-то жизни, а не отнимал их. Причем я лечил не только своих пациентов, а здесь, в Сербии, своих соратников, но и раненых врагов. Долг врача обязывал. Тем более что на этой трижды проклятой войне трудно было отличить противников: внешне сербы, хорваты и мусульмане выглядели почти одинаково. Отличались они вероисповеданием. Католик — значит, хорват, верит в Аллаха — значит, мусульманин, православный — это точно серб.

Вот как «разорвало» несчастную Югославию! Не хочу, чтобы и с Россией случилось то же. Допустить этого нельзя, поэтому и приехал сюда. Глупый патриотизм! Так, по крайней мере, о подобных поступках многие «дерьмократы» говорят, да в газетах пишут. Надеюсь, вспомнят потомки, как мы здесь Россию спасали. Если бы мы здесь усташей остановили, показали силу славянских народов, то и НАТО поскромней бы себя вело! И в Чечне и Ингушетии поспокойней было.

Глупая Европа, которая ведется на происки американских политиканов, еще пожалеет об этом рассаднике мусульманского сепаратизма. Признаюсь, что к обычным мусульманам я отношусь совершенно спокойно. Но речь идет об экстремистах, которые религией лишь прикрываются.

Нас пока православное братство спасает.

Все это вопросы самоидентификации, то есть души. Я, как потомок терских казаков, которые в жены брали чеченок, черкешенок, кабардинок, турчанок, тоже чем-то напоминаю лицо кавказской национальности. Кабардинцы меня уверяли, что я наверняка являюсь представителем их национальности.

Я, впрочем, не спорил. Кто ж его знает? Кабардинская кровь у меня тоже могла быть, но все-таки я был казаком, а следовательно, русским. По духу-то уж точно.

Вспомнилось, как пару лет назад я, Федор и Валера — мои друзья, с которыми я неоднократно участвовал в различных исторических реконструкциях и ролевых фестивалях, сидели на кухне в одной из московских квартир. Обсуждали события, интриги, сражения очередной ролевой полигонной игры по межфеодальным разборкам Руси XIII века.

Потом разговор перешел к настоящим войнам. Тогда Валера, всегда тяготевший к патриотическим идеям, вспомнил двух парней из московских ролевиков, которые погибли, штурмуя Останкинскую телебашню во время печальных событий октября 1993 года, потом заявил, что после Приднестровья есть еще одна война, где может проявить себя настоящий русский патриот, — это война на Балканах, и что сражаться за наших братьев-сербов — это великая честь. И он, если подвернется возможность, обязательно туда отправится.

Вот тогда и я задумался: а хватит ли у меня духа поехать воевать за сербов, то есть принять участие в реальной войне? И когда такой случай подвернулся, то все пошло по накатанной дорожке: чемодан — вокзал — Балканы. Вот уже второй год, как я езжу сюда.

Всегда, когда страшно, ищешь утешения в высоком.

Мысль, что бьешься за идею, успокаивает, подбадривает, придает смысл жизни.

Нам, русским интеллигентам, без смысла жизни нельзя. Мы начинаем депрессировать, паниковать, кидаться во все тяжкие.

Я сам такой. Иначе бы сюда не занесло. Сидеть бы мне сейчас у себя в больнице, спокойно лечить больных, благо, что это дело очень достойное.

Однако ж мне этого мало. Сначала повоевать надо за братьев-славян, а потом, если уцелею, можно вернуться к более спокойной жизни. Хотя, если судить по тому, что сейчас вокруг меня происходит, неизвестно, куда дорожка выведет. Да и выведет ли вообще?

• Предыдущая
• 8/29
• Следующая