Восточное наследство - Анисимов Андрей Юрьевич - Страница 31

• Предыдущая
• 31/62
• Следующая

Никита Васильевич до сих пор благодарен умному еврею Гринштейну за мудрый совет. Остальное окружение прокурора, не желавшее расставаться с теплыми стульчиками, уселось за решетку. Бобров прокантовался два года у родственников под Волгоградом и дождался, когда о нем вспомнили как о человеке разумном, профессиональном и в начале перестройки пригласили на Петровку.

Звонок с сообщением об убийстве в престижном доме на Плющихе нарушил грустные размышления о предстоящем отпуске. «Не обошлось и в субботу», — огорчился Никита Васильевич, поскольку рассчитывал сегодня пораньше покинуть Управление. Он собрал чемоданчик и вышел из кабинета. Вся команда уже ждала в машинах. Подполковник вздохнул и, усевшись на переднее начальственное сиденье, велел трогать. Как сообщили, труп лежал в квартире несколько дней, поэтому вой сирен и деловитая спешка трех машин Управления вызвала у Боброва саркастическую улыбку:

— Куда теперь спешить?

Дом из светлого кирпича, типичный для богатых новостроек в центре Москвы, стоял в глубине за старыми московскими особнячками.

Убийство произошло на третьем этаже. Криминалисты, медэксперт и кинолог с худой овчаркой по кличке Марта заспешили наверх, а Бобров остался в лифтерской, где на маленьком топчане лежал бледный пожилой мужчина. Другой старик хлопотал рядом, держа в трясущихся руках полупустой стакан.

Бобров присел на краешек топчана, стараясь не беспокоить лежавшего, и тихо попросил:

— Рассказывайте.

— Петрович приехал цветы поливать, — начал Савелий Лукич.

Бобров слушал и думал, какими неприятностями грозит лично ему это убийство. Квартира принадлежит генеральному директору крупного фонда. Фонд наверняка связан с правительственными тусовками. Расследованию будут мешать. Столкнутся интересы кланов.

Придется вертеться.

— Девушка пришла раньше. Махнула мне, шоколадку подарила, взяла ключи и наверх, — продолжал Савелий Лукич.

— 1 — Аксенова, Аксенова, — крутил Бобров в голове названную фамилию. Где-то слышал?

От кого-то слышал? Вспомнил. Фамилия мелькала в связи с покушением полгода или год назад. Помощника замминистра тогда ранили.

Допрыгался. Ерожин, кажется? Точно, Ерожин.

Аксенов тоже шишка. А лифтер показывает на аксеновскую дочь. Вспомнил о покушении на Аксенова и генерала Харина, которого тогда и похоронили. Десять пуль прошили старого вояку.

Никита Васильевич подумал о Ерожине.

"Странный парень, — размышлял Никита Васильевич. — На лизоблюда не похож. Под пули лез. Несколько крупных дел размотал.

Однажды даже эфэсбешникам козу сделал.

Раньше их сработал. С другой стороны, при Грыжине как денщик ходит, а большой карьеры не сделал. Говорят, бабник…"

Приехала «скорая помощь» и забрала Петровича. Сердце у старика сдало. Бобров дослушал показания лифтера. Проглядел, правильно ли они записаны лейтенантом Орешкиной, и пошел смотреть труп. Медленно поднимаясь по лестнице, Бобров думал, сколько же он их, этих трупов, по жизни видел. И рубленых, и стреляных, и расчлененных, и чистеньких, как на парадном банкете, в смокингах, в бабочках и лохмотьях. Глядя на обнаженное тело покойного Михеева, подполковник вспомнил слова лифтера: «Земляки мы, с Вологодчины».

«Вот и добрался до столичных молочных рек и кисельных берегов, — подумал Никита Васильевич. — Сидел бы в своих вологодских лесах, ходил бы на медведя и жил бы до старости. От руки девки погиб».

Круглый хозяин квартиры, с почти детскими пухлыми лицом и ручками, не вбежал, а вкатился и с криком: «Фоня, как же так?!» — бросился к покойному. Его схватили за руки.

Эксперт еще не закончил работу, и к трупу посторонних не подпускали.

— Это я посторонний?! — крикнул хозяин квартиры. — Я посторонний?! Да он мне как брат. На нем весь Фонд держался.

Показания Всеволода Зиновьевича Кроткина расходились с показаниями лифтера. Подозреваемая доводилась хозяину квартиры родственницей, родной сестрой жены. Показания родственника и постороннего две большие разницы, как говорят в Одессе. Игнорировать заявление генерального директора тоже не годится. Бобров проверил, чтобы и их верно записали.

Никита Васильевич не ожидал такого напряженного конца дня. Он устал и хотел поужинать. Оставив своих дорабатывать квартиру, он, не прощаясь, к чему подчиненные давно привыкли, вышел на улицу. Оглядевшись и вдохнув московский воздух, который после жилья с трупным душком казался сносным, уселся к водителю и тронул того за плечо:

— Двигай к дому.

— К какому? — поинтересовался шофер.

— Как всегда, — добавил Никита Васильевич и откинулся на подголовник.

Подполковник давно жил двумя домами. Он не разводился с Татьяной Георгиевной сначала потому, что это грозило партийными трепками, затем по привычке. Ночевал всегда на Фестивальной, где и был прописан. Второй дом находился на Масловке, недалеко от «Динамо».

Обе жизни сходились на одном маршруте, что создавало некоторые удобства, если учесть, что и Масловка, и Фестивальная улица прилегали к Ленинградскому шоссе. География сложилась случайно, без усилий самого Боброва.

В маленькой чистенькой мансарде на Масловке Никита Васильевич жил. На Фестивальной отбывал семейную службу. Вроде работы на полставки. Кира Смелякова, хозяйка масловской квартиры, десять лет назад похоронила мужа-живописца и осталась жить в мансарде-мастерской одна среди живописных творений покойного. Они познакомились в Доме отдыха на берегу Финского залива. Кира, всего на два года моложе подполковника, спокойная, без лишних эмоций женщина, всегда ровно и ласково встречала, вкусно кормила. Иногда они ходили в театр, иногда в гости. Кира за пятнадцать лет брака с художником так и не смогла смириться и привыкнуть к быту богемы. Ее тяготили непрошеные гости, вваливающиеся в дом в любое время суток. Она не понимала дурацких восторгов у сырых, не доведенных до конечной понятности холстов, весь этот экзальтированный мир с хмельными восторгами и мужскими дифирамбами друг другу.

С Бобровым ей сразу стало уютно и хорошо.

Она так себе и представляла супружеское счастье. Он приходит с работы, они вкусно едят, потом вместе гуляют или смотрят телевизор.

С официальной женой Боброва Кира легко мирилась, поскольку, по ее убеждениям, бросать детей нельзя. Сама она детей не имела, и не могла претендовать на полноту брака.

Никита Васильевич, уставший от требовательной сухой Татьяны Георгиевны, получал на Масловке все, чего не хватало на Фестивальной.

Бобров терпеть не мог бессмысленных гонок по городу, и сейчас, сидя в машине и наслаждаясь медленной ездой, он предвкушал приятный ужин в обществе приятной женщины. Омрачала необходимость решения. Подозреваемую Аксенову по правилам надо арестовать. Убийство не шутка. Ограничиться подпиской — начнутся разговоры о взятке. Аксенов богач, выкупил дочку, Боброва подмазали, и так далее. Никита Васильевич отпустил водителя у магазина, не доезжая квартала до места, купил две банки сгущенки и полкило эдамского сыра и, не торопясь, направился к подъезду. Лифт довозил до последнего шестого этажа, и еще один пролет до мансарды надо было пройти пешком.

Поцеловав Киру в щечку и вручив ей покупки, Бобров уселся в кресло прихожей и разулся. Кира подала ему тапочки и пошла хлопотать на кухню, сообщив по дороге, что ему уже звонили с работы.

— Ждут распоряжения, — проворчал Никита Васильевич и, не вставая с кресла, достал мобильный телефон и прошелся по кнопкам. — Берите, — тихо сказал он и отключил аппарат.

Кира несла с кухни поднос с горячим ужином.

— Мой руки и к столу, — улыбнулась она Боброву, скинула фартук и погляделась в зеркало.

Оставшись вдвоем после странного исчезновения Севы, сестры переглянулись.

— Ни тебе спасибо за чай, ни тебе до свидания?.. — Вера никогда таким мужа не видела. Поговорил по телефону, покрылся красными пятнами и, ни слова не сказав, выкатился с дачи. Если бы не урчанье «СААБа», Вера могла бы подумать, что Кроткину приспичило в туалет.

• Предыдущая
• 31/62
• Следующая