Летописец. Книга перемен. День ангела (сборник) - Вересов Дмитрий - Страница 84

• Предыдущая
• 84/234
• Следующая

– Наверное… – пожал плечами Михаил Александрович.

– Да что вы! – возмутился Игорь Борисович. Очки он поймал только у пояса, а коричневато-рыжие тараканы замерли от испуга у самой переносицы. – Да что вы! У вас страна пребывания в паспорте какая? Ливия? Ливия. А работать вам где? Я вам скажу где, если никто еще не удосужился сообщить. Работать вам на границе с Алжиром. На самой границе. Ничем не обозначенной, условной, так сказать. Вот вылезли вы, скажем, из машины и пошли за теплые камушки по нужде. А за камушками-то уже Алжир. И как мне, несчастному, квалифицировать ваши действия? Как попытку перехода границы с целью…

– Отправления естественных надобностей?

– А вы не смейтесь. А вы докажите, что это не предлог для осуществления злостных замыслов, Михаил Александрович! Что не попытка побега.

– Послушайте, Игорь Борисович, – начал было Михаил Александрович, – я, в конце концов, не напрашивался…

– Да знаю я, Михаил Александрович, уважаемый, – досадливо махнул рукой Игорь Борисович и стал вдруг похож на нормального человека, – знаю я, что вы не напрашивались, в отличие от многих прочих. Это я так, для наглядности, грубовато шучу. Я вас таким образом ввожу в курс дела, в неформальной обстановке инструктирую, как мне по штату и положено. Вас никто, разумеется, не будет ловить за хвост, если вы на пять метров отойдете в глубь сопредельного государства, и никто, разумеется, никогда не фиксировал административную принадлежность пограничного бархана или никому не нужной базальтовой скалы. Но… в каждой шутке лишь доля шутки, как известно. И при необходимости… При необходимости, заметьте… Если вы сами создадите такую необходимость своим безответственным поведением… При необходимости факт перехода границы будет отмечен. Информация у нас прекрасно налажена. Прекрасно, – с некоторой горечью в голосе закончил свою речь Игорь Борисович.

– Но мост-то строят, кажется, как раз через ущелье, по которому проходит граница? – обескураженно спросил Михаил Александрович.

– Не совсем, – пожал комариными плечиками Игорь Борисович. – То есть тот самый уэд – пересыхающее русло (на многие годы пересыхающее), что тянется по ущелью, действительно, пересекает границу, но южнее. А караванный путь, ради которого все и затеяли, проходит в районе Гата. Но это так говорится, что в районе, потому что не к чему больше привязаться. На самом деле довольно далеко от него. Караванам через ущелье перебираться неудобно, то есть вообще невозможно, верблюды ноги переломают, и приходится ущелье обходить, делать огромный крюк по пустыне. И в рамках правительственного начинания, в рамках программы помощи кочевникам (с ними, сами понимаете, необходимо налаживать отношения) решено построить мост, чтобы облегчить жизнь туарегам и прочим, кто упрямо предпочитает кочевать. По этому мосту караваны пойдут из Ливии в Алжир до Джанета, даже, возможно, до Ахаггара, туарегской столицы, если можно так назвать этот огромный караван-сарай.

Игорь Борисович замолчал на минуту, переводя дух, а потом хрипловато продолжил:

– В общем, программа помощи кочевникам – их, ливийско-алжирская, а мост строим мы, протягиваем руку помощи… Ну, вы знаете. Арабам и в голову не придет работать на дикой жаре, – добавил он себе под нос, и Михаил Александрович расценил эту фразу как акт высокого доверия. – Тем не менее арабы там имеются – обслуга, сопровождающие, проводники у изыскателей. Поэтому там обретается переводчик. Из наших. Из бывших военных. У него после контузии туман в башке, болтает все не то, вы его не очень-то слушайте, но арабский знает… Лучше арабов. Даже диалекты. За что и держим в ответственных местах. Иначе он давно бы уже пребывал в закрытом лечебном заведении.

Последний монолог Игорь Борисович произносил уже в стенах предназначенной Михаилу Александровичу комнаты, чисто убранной, но прокуренной многими поколениями командированных. Холодная табачная вонь оседала в легких предчувствием долгой неустроенности и неприкаянности.

– Ваш вертолет – транспортник со съестными припасами и прочим – летит через неделю. Обдумайте свой багаж. А пока – знакомьтесь, обустраивайтесь, привыкайте. Через четыре дня на стадионе начнется фестиваль африканской музыки. Такое мероприятие – большая редкость. Мы все пойдем смотреть, так что не отрывайтесь от коллектива, Михаил Александрович. К тому же развлечений здесь минимальное количество. Поход на базар группой в составе не менее трех человек, и все, пожалуй. Купаться еще не сезон, а загорать, я полагаю, вам вскоре сильно надоест. Засим разрешите откланяться. Обращайтесь, если что. Я рассчитываю на ваше благоразумие.

Он ушел, наконец, и оставил Михаила Александровича посреди убогого интерьера. Неплохо было бы для начала отыскать душевую, подумал Михаил Александрович и отправился на поиски таковой, а также на поиски столовой, или кухни, или кафе, в общем, заведения, где можно получить хотя бы кофе с бутербродом.

* * *

Пышное черное каре до подбородка – настоящий парик древней египтянки, достойные жены фараона Эхнатона длинные, умело подведенные глаза. А губы… Благоухающие лепестки уверенной в себе орхидеи. Они подрагивают, нежно и капризно, раскрываются доверчиво и снова собираются в скромный бутон. С ума можно сойти от этих губ. Серединка нижней губы приподнята, и от нее начинается изгиб короткого, но четко очерченного подбородка. Ниже – лебединая шея, смелое декольте мягкого свободного свитера. По декольте сбегает золотой ручеек цепочки, и там, где начинается ложбинка, накапливается в золотом завитке теплое манящее сияние. Тонкие белые пальцы скользят вдоль золотого ручейка, обводят золотой завиток кулона, купаются в острых лучиках мелких бриллиантов. В высоком разрезе гладкой юбки – золотисто-капроновые ножки в тонких сапожках. Легчайший благородный мех курточки переброшен через локоть.

А он – в боксерской майке и старых спортивных трусах, взмокший и взъерошенный. «Олег, тебя спрашивают», – позвал от дверей Алик Ефимов. Он-то, подлец, уже переоделся. Он-то, подлец, рад подложить свинью сопернику. Вот Олег и вышел из зала почти в натуральном виде.

– Вы Олег Михайлович Лунин?

Легкая хрипотца. Как пряная приправа к чистым, холодноватым тонам. Корица и лимон. И самая капелька меда и льда. Толика гвоздики и белого перца. И немного колких пузырьков, как в шампанском. Олег поймал себя на том, что готов попробовать голос на вкус, сначала сделать большой глоток этого коктейля, а потом смаковать, наслаждаться, ловить носом эти колкие пузырьки, пьянеть, грезить, галлюцинировать… Напиток забвения, не иначе. Вот он какой, этот напиток.

– Вы Олег Михайлович Лунин? – повторила она, заметив как пить дать, что он впал в ступор. – Вы тренер? Не возьмете моего мальчика? Его зовут Сережа.

Оказывается, вот в чем дело. Мальчику Сереже понадобился бокс. Обычно мальчиков в секцию бокса приводят папы, после долгих пререканий с мамами. Может, папы нет?

– Возьму, – одними губами ответил Олег, восприняв довольно рослого Сережу лишь как неясный силуэт. – Завтра к пяти. Средний вес.

– Он очень увлечен боксом. Я, собственно, еще колеблюсь… Это не опасно?

Она колеблется… Лотос, качнувшийся на волне от тихой лодки. Стебель цветущего папируса, колеблемый затаившимся ибисом. Мотылек, неосторожно пролетевший над опахалом любимой жены фараона. Колеблется она. А вдруг не придет, не приведет своего Сережу?

– Не опасно. Это же дети. Я слежу. У нас главное пока – физическая подготовка, ну и наработка кое-каких навыков. Это не опасно.

– Мы придем. Завтра.

И обернулась, вспомнив о важном:

– Меня зовут Галина Альбертовна Тугарина. У Сережи такая же фамилия.

Галина Альбертовна, значит. Галина. С этим придется смириться, свыкнуться. Лучше бы Исида, или небесная Нут, или Баст – богиня кошек, или… Да ладно, он ведь тоже не Осирис, и не Ра, и не Анубис. Когда-то в подростковом возрасте он ненадолго увлекся Египтом, побывав в Эрмитаже на выставке артефактов из гробницы Тутанхамона, и наперечет знал весь древнеегипетский пантеон и даже некоторые иероглифы. Он даже выцарапывал послания богам на древнеегипетском языке на стенке многострадальной котельной (чего там только не было, на этой стенке, большей частью неприличного).

• Предыдущая
• 84/234
• Следующая