Беспризорный князь - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/70
• Следующая

Остаток дня прошел в суете. Бояре и волынская дружина целовали крест новому князю, получали посты новые посадники, воеводы и сотники, менялись огнищане и тиуны. Решающее слово было за Доброславой: на кого указывала, того и ставили. Привередничать времени не было, как и нужды. Судьба княгини отныне была намертво повязана с судьбой «сына». Станет тому худо, «матери» несдобровать. Иван на всякий случай честно предупредил назначенных, что их должности временные. Служите, дальше посмотрим. Его поняли и заверили, что не пощадят живота. Спать Иван лег за полночь, но проснулся с рассветом. Вернее, его разбудили.

– Княгиня просит перемолвиться! – сообщил охранник, растолкав Ивана. – Не серчай, княже!

Князь серчать не стал и торопливо оделся. Доброславу впустили, как только застегнул пояс. Иван невольно отметил, как разительно изменилась княгиня за последние два дня. Лицо ее порозовело, глаза горели, в движениях появилась степенная властность. Княгиня по-прежнему была в рясе, но любой, кто глянул бы на нее сейчас, понял: это больше не монашка. Правительница.

– Убегаешь? – спросила Доброслава, поздоровавшись.

– Великий собрался на Галич, – вздохнул Иван.

– Слышала, – кивнула княгиня. – Не пойдет.

– Почему? – удивился Иван.

– Остережется. Побоится великую кровь лить. Старый он, а к старости даже висельники мудреют. Не тревожься. Если все ж посмеет, то знай – Волынь за тебя! Ударим им в спину: не раз пожалеют, что пришли!

– Спасибо, матушка! – поклонился Иван.

– Да хранит тебя Господь!

Доброслава подошла ближе.

– Знаю, что ты не мой, – сказала, не отводя взор от лица Ивана. – Но все мнится: не так. Лик, стать, разум – все как будто мое. Какая мать тебя родила?

– Нет ее! – ответил Иван, мрачнея. – Убили. Давно…

– Ну, так я заменю! Хочешь?

Иван подумал и кивнул. Доброслава шагнула ближе и приникла к груди названого сына. Иван обнял худенькие плечи, и они стояли так какое-то время. Доброслава отстранилась первой.

– Вишь, какая я хитрая! – сказала, глядя в пол. – Первая догадалась. А то набежали бы мамки…

Доброслава повернулась и вышла. Ивану показалось, что он расслышал при этом всхлип, но, скорее всего, ему почудилось. Исторгнуть слезы у Доброславы казалось невозможным. И в час официального прощания княгиня держалась строго. Церемонно поцеловала обретенного сына и отступила, давая возможность боярам приложиться к княжьей руке. Стены города заполнил люд, те, кто не поместился, высыпали за вал; те и другие стояли, пялясь на смоков. Змеи сидели на забороле и, будто чувствуя момент, горделиво тянули шеи. Лететь так посоветовал Малыга: пусть видит Волынь, кого приобрела! Прощание завершилось, Иван забрался на спину змея. Олята, обернувшись, ждал, пока князь привяжется. Тем же занимался и Зых, наблюдавший за Малыгой. Князь и воевода справились одновременно. Смоки расправили крылья и сиганули вниз. Люди на стенах ахнули. Воздушный поток подхватил змеев, и они замахали крыльями, набирая высоту. Оглянувшись, Иван увидел взметнувшиеся ввысь руки и ощутил, как защипало глаза. Поди ж ты! Ничего доброго не сделал людям, а они жалеют о его отъезде.

«Посадника во Владимир все же пришлю! – думал Иван, сердясь на себя за слабость. – Бабе в городе править невместно. Тем более инокине».

Он был зол на княгиню: Градиславу не следовало убивать. В день, когда это случилось, он набросился с упреками на Малыгу, но выяснилось, что батько ни при чем. Градиславу закололи волыняне, а вот кто, выяснить не удалось. Доброслава наверняка знала, но секретом не делилась. Более всего Ивана мучила мысль, что убийц отблагодарили. Если не деньгами, так должностями: вон как лихо раздавали их по указке княгини! Монашка, туды ее в качель!

«И монастыри у них неправильные! – растравлял себя князь. – Где это видано, чтоб монахов челядь обслуживала!»

Насчет челяди было чистой правдой. Монастыри в этом времени были сплошь ктиторские. А кто ктитор?[12] Князь! Князья ставили монастыри не только ради спасения души. Имелся и другой расчет. По обычаю, на смертном одре князей постригали. Дабы простились им грехи, вольные и невольные, а душа направилась прямиком в рай. Случалось, однако, что постриженный выздоравливал, после чего вставал вопрос: что делать? Снять схиму нельзя, а жизнь в постах и молитвах князю не по душе. Вот и селились новоиспеченные иноки за монастырской стеной, но в отдельных хоромах и со штатом прислуги. Ясен пень, что в монастыре князь желал иметь окружение, как и в миру, то есть из бояр и дружинников. Смердам надеть схиму ктитор не позволял. Оттого у Доброславы имелись служанки, которые и спасли ее, приняв яд, предназначенный княгине.

Другой особенностью монастырей был их смешанный состав. Проще говоря, за одной стеной служили Господу и жили бок о бок монахи и монашки. Было это не везде, но часто. Нередко разделению обителей препятствовали ктиторы. Почему? Простая логика. Князя постригли на смертном одре, а он выжил. Переселился в монастырь, но без жены ему скучно. Супруга, следуя примеру мужа, принимает схиму. Брат и сестра во Христе живут и молятся, укрепляя друг дружку духовно и телесно. Грех? Так венчанные же!

«Найти посадника в Волынь будет непросто, – размышлял Иван. – Княжество не меньше Галицкого, десятки городов, тысячи весей… Волынцы воинственны и горделивы, держать их в узде трудно. Боярин с таким не справится – слушать не станут. Пригласить князя? Посадником не согласится – невместно. Вот если дали б в удел… Счас! Натащит родни, рассадит по городам, глянь – и Волынь уже не твоя. Вышибай затем с насиженного места!»

После первых лет княжения Иван ясно осознавал: главной его проблемой стал дефицит управленцев. Здесь их звали князьями, посадниками и тиунами, что не меняло дело. Управленцы должны проводить в жизнь затеянные преобразования, а как быть, если не умеют? Или, что того хуже, не хотят? Они привыкли, что князю нужна дань, остальное его не волнует. Посадники грабили люд, отстегивая князю положенное, не забывая, естественно, про свой карман. При этом мало заботясь, сыт ли смерд, хватит ему хлеба до нового урожая и сыщется ли зерно, чтобы засеять ниву? Иван грабеж запретил. Велел люд не обижать и следить, чтоб бояре этим не баловались. Как справиться, если обучен другому?

Нерадивых посадников меняли. Новые грабить опасались (смерды пожаловаться могли), зато крутили дела с купцами. Брали мзду, взамен освобождая от дани. Купцы, ясен пень, не жаловались. Мздоимцев ловили за руку, уличенные, они кидались в ноги, вопя, что бес попутал. Мольбы на князя с Малыгой не действовали, жулики получали пинка и лишались имущества, нажитого непосильным трудом. Не помогало. Вновь назначенные посадники начинали правление с разведки мест, где можно поживиться. Честные встречались редко. Галицких бояр, а именно из их среды рекрутировались посадники, Иван с Малыгой знали плохо. Князьям они не доверяли. Оставались ватага и ближняя дружина. Только Господь, даровав братьям по оружию умение владеть мечом, копьем и луком, не озаботился наделить их управленческими способностями. Пробовали… Получались хуже, чем у бояр. Те хоть дело знали.

Управленцев следовало готовить, но как? Школа сирот, затеянная в Галиче, работала успешно, но учились в ней отроки. Когда еще войдут в зрелость! Посадники требовались здесь и сейчас. Где взять?..

Пока Иван думал, смоки летели, то взбираясь ввысь, то сваливаясь в планирование. Груз, который они несли, был легок, змеи летели быстро. К вечеру отряд пересек границу княжеств.

Заночевали на речном берегу. Пока Зых с Олятой ловили рыбу, Иван с Малыгой развели костер и сварили кашу. Стоял тихий, летний вечер. Светила луна, трещали кузнечики, от реки несло свежестью и запахом рыбы. Смоки на берегу чавкали, пожирая свой ужин. Люди тоже ели, запивая кашу пивом из баклаг, и не разговаривали: устали. После ужина повалились на расстеленные войлоки и затихли. Ивану, однако, не спалось. Он долго ворочался и забылся не скоро.

• Предыдущая
• 17/70
• Следующая