Корона клинков (СИ) - Берестова Елизавета - Страница 41

— Немедленно докладывать мне о любых странных происшествиях на всём побережье, — приказал он.

За эльфом тянется кровавый след. Если Осокоря не подводит чутьё, трупы в хлебной лавке и домике травника — отнюдь не последние.

Капитан пососал чубук своей потухающей трубки и оценивающе посмотрел на мужчину, который набивался в пассажиры.

— Я чужих не беру, — сквозь зубы бросил он, — торговое судно — это вам не яхта прогулочная.

Мужчина принялся что-то объяснять, ветер трепал его чёрные до синевы волосы, выбивающиеся из-под алого шёлкового платка. Капитан слушал, а сам исподволь разглядывал незнакомца, который, несомненно, принадлежал к народу морских цыган. Поодаль к симпатичному ослику с поклажей жалась высокая девушка, почти девочка. Она стояла, скромно потупив такие же синие, как и у отца, глаза и теребила обшитый монетками платок. Монетки тихонько позвякивали.

Старший цыган говорил что-то о срочности и важности дела, из-за которого им позарез нужно покинуть остров непременно сегодня. Капитан отлично понимал все выгоды своего положения: на всём Перосе его корабль пока был единственным, а это значительно повышало планку цены за проезд.

— Я, конечно, мог бы войти в ваше положение, — проговорил капитан, когда матросы закончили грузить амфоры с органовым маслом, — но позволить вашей скотине загаживать мой корабль! — он возвёл глаза к небу.

Ослик укоризненно взглянул на капитана и протестующее топнул копытом.

— Не беспокойтесь насчёт этого, капитан, — моя дочь Лейла станет следить за нашим четвероногим другом и немедленно наведёт порядок, если он оконфузится.

Осёл громко фыркнул.

— Называйте цену, и ударим по рукам.

Капитан сразу, как только увидел этого цыгана вместе с девочкой, осликом и поклажей, догадался, что перед ним не обыкновенный ловец жемчуга и губок. Что-то неуловимое в осанке, слишком уверенная манера держаться выдавали человека с положением. Капитан прищурился и назвал сумму, превосходящую обычную плату за проезд примерно раз в пять.

— Это нас устроит.

Лодочник вытащил из простого кожаного кошелька деньги и небрежно опустил в широкую мозолистую ладонь капитана. В кошельке ещё явно оставалось немало.

— Загружайтесь, — разрешил капитан, но когда мимо него проходил ослик с поклажей, положил руку поверх вьюков и сказал: — А вдруг вы везёте контрабанду? Мне неприятности с властями не нужны. Откуда я знаю, что в ваших мешках? Может, там порошок дурман-травы? За такой груз на борту штрафом не отделаешься. Риск, он, знаете ли, дорого стоит.

Синие глаза лодочника вспыхнули недовольством.

— Свою плату, капитан, ты получил сполна, — он нервно перебросил с руки на руку опахало из цветных перьев на длинной чёрной палке, — и даже сверх того. А в вещах наших нет ровным счётом ничего предосудительного: просто одежда и немного еды на дорогу. Если ты, уважаемый, сомневаешься в правдивости моих слов, я готов пригласить любого представителя власти, чтобы он досмотрел мой груз, как, впрочем, и твой тоже.

Капитану подобное предложение совсем не пришлось по душе. В маленьком трюме его одномачтового судёнышка львиная доля любовно сложенного груза являлась не чем иным, как самой натуральной контрабандой. Поэтому он не жаловал портовых чиновников и досмотры. Ему не оставалось ничего, кроме как кивнуть и пропустить пассажиров. Однако ж от напутствия он не удержался:

— Привяжешь свою скотину на носу. И если только эта сволочь нагадит мне на палубу, выкину в море безо всяких разговоров!

— Единственная грязная скотина, которую я тут вижу, это ты, сам, капитан, — вполголоса ворчал Торки, когда его привязывали к поручням.

— Тише, — приказал Ясень, — нам только не хватает, чтобы матросы обратили внимание на говорящего осла.

Аэций, наряженный девушкой, хихикнул.

Когда кораблик, поймав ветер единственным парусом, заскользил по волнам, Аэций уже сидел на одеяле и приканчивал свою долю нехитрой трапезы. Ослик-Торки выразительно заводил глаза и жевал корочки хлеба, хотя мальчик успел подсунуть ему пару кусков окорока, пока никто не видел.

Аэций смотрел на исчезающий в дымке остров и думал, как много событий произошло с тех пор, как он всего два дня назад перешагнул порог хлебной лавки. В заброшенном саду среди корявых олив, они перекрасили волосы отваром обезьяньего ореха в чёрный цвет, а Торки похлопотал о новой одежде. Теперь мальчик знал, что светловолосый эльф его дядя, а вовсе не отец, как ему подумалось сперва. К сожалению, о родителях ему так и не рассказали. Ясень пресёк все вопросы, чётко сказав, что у них нет времени для серьёзного разговора, поэтому не стоит досаждать эльфа вопросами, и в целях безопасности притвориться, что они отец и сын. Благо их сходство бросалось в глаза. Аэций уже собирался открыть рот, чтобы спросить, когда же, наконец, наступит время вопросов и ответов, но натолкнулся на такой суровый взгляд, что решил подождать более удобного случая. Приятель же (или слуга?) эльфа понравился ему сразу и безоговорочно. Аэцию никогда раньше не доводилось встречать фавна, хотя он и читал про них. Торки был весёлым и бесшабашным, а его способность меняться просто поражала. Вот только ослом он никак не хотел становиться.

— Вы знаете, я перевоплощаюсь в животных только в самых отчаянных ситуациях. — Заявил он, — например, для спасения жизни.

— Сейчас именно такая ситуация, — парировал Ясень, заправляя в сапоги атласные чёрные брюки с узорчатыми лампасами. — Не в меру сообразительный парень Осокорь станет искать троих. Нас же будет двое, ты станешь великолепной маскировкой и освободишь нам руки от поклажи.

— А кто такой этот сообразительный парень Осокорь? — не удержался от вопроса мальчик.

— Тот, чьи люди убили Антония и хотели забрать тебя в хлебной лавке, — мрачно пояснил Брэк.

— Но почему? Почему я кому-то нужен?

Эльф положил руку Аэцию на плечо и сказал:

— Потому что от тебя сейчас зависит очень много людей. Кто-то из них совсем не хочет этого, а кто-то желает использовать тебя в своих целях.

— А ваши цели какие?

— Мои? — поднял тёмную бровь эльф, — я всего лишь выполняю волю твоего покойного отца.

Аэций понял, что разговор окончен.

Торки превратился в ослика и продолжал ворчать:

— Толкаете меня к оборотничеству, что в Лирийской империи уголовное, между прочим, дельце. Мне даже муху нечем будет согнать, кроме хвоста.

— В море мух нет, а что касается законности, то за мной четыре солдата его императорского величества. На этом фоне не то, что ослик, вервольф безобидным покажется.

Аэций без звука переоделся в девчоночье платье, а Ясень повязал его голову платком, чтобы скрыть острые кончики ушей.

Морские цыгане или, как их называли в Сциллии лодочники, встретили их настороженно. Но когда оказалось, что их предводитель — дородный бородатый мужчина с двумя кинжалами у пояса, старый знакомый Брэка, им даже обрадовались.

— Хорошо успели, — проговорил он, пожимая руку эльфа, — мы уже снимаемся. Не спокойно стало в Осэне, торговля плохая, облавы. Того и гляди сюда опять солдаты нагрянут, как при бывшем прокураторе.

На Перосе лодочники высадили всю компанию, а сами поплыли дальше кочевать по островам. Ясень договорился с капитаном единственного корабля, что был на пристани.

Солнце садилось, и на море жара ощущалась не так сильно, как на берегу. Капитан бросил якорь в крошечной бухте, затерявшейся среди скал.

— Мы разве не поплывём ночью? — тихонько спросил Аэций.

— Нет, — ответил Брэк, — чтобы двигаться ночью, нужны специальные приборы, карты и навыки. А всего этого у нашего капитана, как ты понимаешь, нет.

— Я вообще поражаюсь, как мы до сих пор не сели на мель и не разбились о камни, — ядовито заметил Торки, которого жизнь в ослиной шкуре сделала раздражительным.