Промзона - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 48

• Предыдущая
• 48/100
• Следующая

– Я наверное пойду, – сказала Настя.

– Погоди, – сказал Ахрозов. – У него шесть детей, да. Все от голода пухнут. А ты думаешь, Сляб это ценит? Он меня выкинет, за то, что я человека убил. Когда я все тут расчищу. А я для него человека убил. А, Настя? Я прав был или нет?

Настя промолчала.

– А воровать перестали, – сказал Ахрозов. Закрыл глаза и добавил: – Это режиссеришку бы так… Как ты думаешь?

– Я думаю, что тебе лучше в ресторан не ехать, – сказала Настя, – лучше я домой пойду.

Она поднялась, и Ахрозов неожиданно легко поднялся перед ней и перегородил ей путь к выходу.

– Не уходи, – сказал Ахрозов. Его руки внезапно оказались у нее на плечах. Ахрозов выпил в этот вечер довольно много, но то ли оттого, что это был дорогой коньяк, то ли еще почему, а только спиртным от него особенно не пахло. Так, скорее табаком и каким-то особым мужским запахом – крепкого, сильного мужика.

– Мне пора, – сказала Настя.

– Я для тебя слишком старый, да?

Настя помотала головой.

– Мне пора, – повторила она.

Ахрозов был ненамного выше Насти, и так как Настя любила высокие каблучки, то сейчас они стояли почти совершенно вровень. Глаза Ахрозова, серые и подернутые какой-то дымкой, неотрывно глядели в глаза Насти.

– Все для Дениса, да? – хрипло спросил Ахрозов.

– У меня с Денисом ничего нет, – ответила Настя.

– Тогда останься.

Настя молчала. Ей было страшно жалко Ахрозова, но она боялась ему об этом сказать. Ахрозов был не из тех мужиков, которые обрадуются, если их пожалеет женщина. «Это у него просто пьяная придурь, – подумала Настя, – у него была куча баб, а у меня не было ни одного мужчины, и если бы здесь была любая другая женщина, он вел бы себя точно также. А завтра он и не вспомнит».

Ахрозов неожиданно плавно соскользнул на колени и теперь смотрел на Настю снизу вверх. Насте внезапно стало страшно. Очень страшно. В серых глазах Ахрозова разгоралась какая-то непонятная заря.

Потом в пансионате внезапно погас свет. Ахрозов вскочил с колен и метнулся к окну. За озером, где находились цеха, расстилалась непроглядная чернота: только белые крупные звезды отражались в туской воде шламохранилища.

– Твою мать, – сказал Ахрозов, – они отключили комбинат!

На столе жалобно зачирикал интерком.

ГЛАВА ШЕСТАЯ, в которой служба безопасности Павлогорского ГОКа штурмует электрическую подстанцию, а Степан Бельский ведет переговоры с «Аэроспасиаль»

Денис вернулся в Павлогорск двадцать девятого августа.

Количество охранников у дверей удвоилось, а самое дверь защищала прочная стальная решетка. Комбинат, под бдительным оком Гриши, переходил на осадное положение.

За неделю, прошедшую со времени прошлого приезда Черяги, электричество отключали три раза. Формальной причиной служил недостаток топлива на Павлогорской ГРЭС, но почему-то под веерное отключение попал только Павлогорский ГОК да еще небольшая птицефабрика, с которой у мэра были свои счеты. С вагонами дело обстояло по-прежнему скверно.

Было уже семь часов вечера, и заводоуправление изрядно опустело.

Денис зашел на второй этаж и прошел в приемную директора. В большом аквариуме плавали красные рыбки, дверь из предбанника в кабинет стояла раскрытая. Денис зашел в кабинет, но и там никого не было. В предбаннике хлопнула дверь, послышались женские голоса. Видимо, это вернулась секретарша, Люба, и с ней еще какая-то женщина. Денис уже повернулся было, чтобы выйти, но тут послышался жаркий-жаркий шепот, срывающийся на визг.

– Денис Федорович как уехал, она на следующий день в кабинет заявилась. Юбочка до попы, кофточка до пупа… А про печенье знаешь?

Ответа не последовало, и женщина защебетала дальше:

– Они в пансионат приехали, а Сашку-то он отослал прочь, и знаешь, че сказал? Печенья, говорит, нам купи! В час ночи! Уж не знаю, в какой они там позе это печенье ели… Люба, да ты чего плачешь?

Денис вышел из кабинета, и обе женщины замолчали. У Любы были расстроенные глаза. Вторая баба была толстая и румяная, видимо, жена одного из охранников Ахрозова.

– Где Сережа? – спокойно спросил Денис.

Сережа был в кабинете главного инженера. Кроме главного инженера, в кабинете наличествовали: Гриша Епишкин, зам по финансам, еще пара мужиков и трое девок. Стол украшали три пустых водочных бутылки и половинка полной. С бороды главного инженера свисала закуска. Дым от сигарет стоял такой, что, будь в здании система противопожарной безопасности, она бы сработала еще час назад.

– А! – сказал Ахрозов, поворачиваясь к Денису, – вот и, так сказать, высший руководящий состав. Присоединяйся, коли не брезгуешь.

Денис остановился на пороге кабинета.

– Ты не рано начал отмечать?

– Мы сегодня подстанцию взяли, – сказал Ахрозов, – подписали договор и выставили охрану. Так и передай Славке: проблем с электричеством больше не будет.

– У нас проблемы, – сказал Денис, – потому что ты набил морду Мансуру. Потому что вместо того, чтобы заниматься производством, ты машешь кулаками и таскаешь чужих девушек по кабакам.

– Это каких же чужих девушек я таскаю? Здесь, в Павлогорске, все мои девушки. Любая девушка – моя. Только свистни.

– Ну посвисти.

Гриша Епишкин подошел к Денису и обнял его за плечи.

– Денис, ну что, ты ради бога, у всех был трудный день…

– Денис Федорыч хочет сказать, – громко заговорил Ахрозов, – что у него любовь и я перешел ему дорогу.

Ахрозов попытался встать, но не смог. Чтобы набраться сил, он взял со стола бутылку, сокрушенно посмотрел на двести грамм водки, которые там оставались, и хлебнул прямо из горлышка.

– Маленькая поправка, Денис. У тебя нет права на любовь.

Ахрозов пьяно помахал пальцем.

– У тебя есть право на секс. В неограниченном количестве. Хочешь с одной девкой. Хочешь с тремя. В бассейне, в гостинице, в бане и в Таиланде. В свободное от работы время. Права на любовь у тебя нету, потому что любовь не бывает в свободное от работы время.

Денис молчал, ожидая продолжения тирады. Однако продолжения не последовало. Ахрозов шумно вздохнул, допил водку из горлышка и улегся головой на стол.

Денис вышел в полупустой коридор и некоторое время стоял неподвижно, потом достал сотовый и набрал номер.

– Афанасий Никитич? – спросил он, – это Черяга. Нам бы встретиться. Нет, сегодня.

Вечером после истории с Жуковским Майя перетащила вещи к себе на квартиру, и Джек переехал вместе с ней. Там было не так удобно, как в президентском номере, и некому было стирать и подметать пол, но Майя что-то соврала Джеку, и он покорно подчинился.

Телефон в квартире Майи зазвонил на следующий день. Майя взяла трубку, ожидая втайне услышать голос Бельского: однако это был ее брат.

– Майка, – сказал он, – там внизу стоит машина. Я хочу срочно тебя видеть.

Молчаливый водитель привез ее в представительство АМК: белый треэтажный особнячок с черепичной крышей. К изумлению Майи, ей пришлось подождать примерно минут пятнадцать в переговорной, а потом откуда-то из боковой комнаты появился Слава. Он был в белой рубашке, потный и усталый.

Извольский сел за стол и сказал:

– Я случайно поговорил с Джеком. Он был в полном восторге от аэродрома в Жуковском. Он сказал, что вас туда пригласил знакомый пилот Степан, которого вы накануне встретили в «Кремлевской».

Майя молчала.

– Джек не нашел ничего удивительного в том, что русские пилоты запросто гоняют чаи в гостинице, где чашка этого самого чая стоит половину месячной зарплаты военного. Он очень подробно описал внешность этого пилота. «Уши волка и глаза рыси», – сказал Джек. Ему не откажешь в некоторой наблюдательности.

Майя молчала.

– Бельский звонил тебе?

– Нет.

– Майя, я добуду все распечатки твоих звонков через полчаса. Я что, должен шпионить за собственной сестрой?

– Он мне звонил.

– Когда?

– Уже давно. После выставки. Он прислал цветы, а потом позвонил.

• Предыдущая
• 48/100
• Следующая