Джаханнам, или До встречи в Аду - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 110

• Предыдущая
• 110/129
• Следующая

Маирбек с Русланом побежали к заложникам, отсекая сидевших с краю людей.

– К стене! К стене! Иди к стене!

Заложники испуганно вставали. Маирбек схватил за шиворот высокую сорокалетнюю женщину:

– И ты тоже!

– Что вы собираетесь делать? – закричал Карневич.

Халид поднял руку, и все в зале замерли. Только у стены всхлипывала молодая девушка.

– Я хочу, чтобы все знали, что происходит и почему, – сказал Халид, – русские свиньи нарушили свое слово. Я обещал отпустить заложников, если Данила Баров заплатит мне выкуп. Деньги шли через счет компании, которая принадлежит руководителю операции. Генералу Плотникову. И как только двести миллионов долларов поступили на счет, он приказал начать штурм. Ваш элитный спецназ мертв. Его больше нет. Федералы нарушили свое слово, но я сдержу свое. Я обещал расстреливать по пятьдесят заложников за каждую попытку нарушения периметра, и я их расстреляю.

Люди, сидевшие с краю, бросились вглубь, к мазутовозам.

– Сидеть! Всем сидеть!

В воздух ударила автоматная очередь, и под ноги Карневичу свалился мертвый голубь.

– Ты. И ты. И ты.

Людей вылавливали из зала, как мальков из аквариума. Заложники с ужасом отползали от жертв. Толстенький инженер извивался в руках Руслана.

– Это не я! – кричал он, – не на меня указали, вон, на него!

С таким же успехом мышь могла бы урезонивать мышеловку.

– Еще четверо. Вон, в углу.

Двое чеченцев схватили полную женщину в спецовке и старых разношенных кроссовках. Мужчина, сидевший рядом с ней, упал на колени:

– Она моя жена, – закричал он, – вы не можете!

– Хорошо, – сказал Маирбек, – я расстреляю вас вместе.

Людей за шиворот подтаскивали к стене, и они падали там, как мешки с мукой. «Господи! Они же убьют их на наших глазах!» – вдруг понял Карневич. В следующую секунду Маирбек перешагнул через лежавшего рядом Мишина и схватил за шиворот Карневича:

– Вставай.

«Но постойте, – вспыхнуло в голове Сергея, – они же не могут, вот так… Я вообще американский гражданин!» Он открыл было рот, но тут же понял, что чеченцам совершенно все равно: американец ли директор, мужчина, женщина… Разве когда вы травите тараканов, вы спрашиваете у них паспорт?

– Халид, отпусти этих людей.

Зал замер. Карневич задрал голову, пытаясь разглядеть, откуда идет этот спокойный голос.

Наверху, над мазутовозами и боевиками, на отметке пять и восемь стоял Данила Баров.

Черт его знает, как он успел туда залезть во время всеобщей суматохи, – видимо, чеченцы были слишком увлечены охотой на заложников и контролировали в этот момент только выходы из зала, не ожидая, что кто-то полезет наверх: туда, где выхода никакого не было, а были лишь железные сетки лестниц и переходов, делавшие из человека превосходную мишень.

Так или иначе, Баров стоял на самом краю решетчатой площадки, в шести метрах над полом, там, где когда-то к генераторам шли чугунные трубы. Теперь генераторов не было, и труб тоже, и вместо ограждения на площадке ничего не было, кроме обрывков перил и какой-то железной петли, за которую и держался москвич.

– Халид, отпусти этих людей. И я заплачу тебе миллион долларов за каждого. Пятьдесят миллионов долларов, Халид.

Хасаев по-прежнему стоял, сложив руки на груди. Стволы в руках сопровождавших его боевиков выцеливали Барова. Целиться в такую мишень было одно удовольствие.

– Иди вниз, Данила Александрович. Ты заплатишь эти деньги и так. За собственную шкуру.

– Нет, Халид. Я не заплачу. Здесь шесть метров и бетон вместо пола. Отпусти этих людей, иначе я умру вместе с ними.

Данила слегка покачнулся, балансируя на самом краю площадки, и поспешно сжал рукой подвернувшийся обломок перил. Халид расхохотался.

– Ты вздумал пугать меня, Данила? Ты такое же мясо, как они.

– Для того, кто считает людей мясом, я гораздо более ценная вырезка. Я еще нужен тебе. Ты слишком хороший шахматист, Халид, чтобы жертвовать ферзем в миттельшпиле.

Темное пространство машинного зала вокруг Барова кружилось вместе с его головой. Пальцы были словно из ваты. На висках блестел холодный пот. Баров очень боялся, что сейчас поскользнется и полетит вниз, но еще больше он боялся, что у него не хватит духа выполнить свою угрозу.

Халид смотрел на Барова, и зрачок его был как крестик прицела. Потом взгляд его на мгновение сместился чуть дальше, и Халид, выхватывая из-за пояса десантный нож, шагнул к стене, возле которой скорчились смертники.

Шаг – и лезвие ножа уперлось в шею стоящей на коленях заложницы. Сорокалетняя женщина отчаянно закричала.

– Как тебя зовут? – спросил Халид.

– Я Надя. Надя Васильева, о Господи, отпустите, у меня… дети…

– Ты кем работаешь?

– Я… оператор установки ароматизации.

– И много ты зарабатываешь?

– Пять тысяч четыреста семьдесят, но это с налогами, а так, когда вычитают…

– И где твой дом?

– У меня – квартира. Здесь недалеко, на проспекте Нефтехимиков, заводская, пятиэтажка, такая… одна комната, но большая, мы ее ширмой разделили… Потому что мальчик взрослеет…

Халид поднял голову, подумал – и внезапно что-то сказал по-чеченски. В следующую секунду Руслан швырнул к стене еще одного заложника, и это был Артем Суриков.

Заложница, схваченная Халидом, даже не дышала. По ее дряблой шее стекала одинокая капля крови.

– Ну что же, Данила, – сказал Халид, – если ты прыгнешь, я отпущу этих людей. Без денег. Я хочу посмотреть, как русский олигарх умрет за своих рабочих.

Мгновение он и Баров смотрели зрачок в зрачок. Губы Халида слегка изогнулись. Если бы это был не Халид, можно было б сказать, что он улыбался. «Глупо, – подумал Баров, – как глупо. Никогда не блефуй перед чеченцем». Бетон на полу был серый и весь в подтеках мазута. Обиднее всего было умирать за Сурикова. Никогда, даже в самом страшном сне, Данила не мог бы представить, что он умрет, чтобы убийца его дочери смог жить.

«Представь, что это штормовое море и что ты ныряешь в него с борта своей яхты, как в прошлом году», – приказал себе Баров.

Пожал плечами, поднял руки над головой и нырнул безукоризненно красивой «ласточкой», описывая в воздухе полутораметровую дугу.

Трехлапая «кошка», брошенная боевиком, стоявшим на метр ниже, взвилась в воздух одновременно с ним. Скользнула по поясу Барова, едва не выпустив кишки, впилась в бедро, разорвала штанину и поехала по ноге вверх, раздирая пойманную добычу. Баров дико закричал.

Через мгновение он раскачивался посереди зала, как насаженная на мясницкий крюк, истекающая кровью говяжья тушка. Баров орал. Он пытался сдержать крик, но боль и шок были слишком сильны.

Колебания чудовищного маятника становились постепенно все меньше, и через три минуты Баров повис вверх ногами в полутора метрах над полом. Кто-то из чеченцев перегнулся с лестницы и накинул ему на ноги веревочную петлю. Серые грязные брюки снова намокали бордовым. На бетонном полу под Баровым быстро скопилась лужа крови. Баров больше не кричал, хотя и был в полном сознании.

Халид подошел к нему и потрогал дулом автомата рот.

– Ты не язык откусил, Данила? – спросил он. – Жаль. Самый твой опасный орган.

Потом круто повернулся и пошел с сопровождавшими его боевиками к выходу из зала. Пятьдесят заложников остались у бетонной стены, целые и невредимые. Едва за Халидом закрылись ворота, они кинулись к Барову.

– Опустите его! – закричал Валера Мишин, – да опускайте же!

Суриков лежал ничком, плакал и целовал бетон.

Через минуту Баров лежал поверх расстеленных на бетоне ватников, и Мишин рвал с него намокшие от крови брюки. Рана, оставленная кошкой, была ужасна: стальная лапа вошла в тело чуть пониже ляжки и пошла бороной, раздирая жилы, сухожилия и связки, загоняемая притяжением земли в податливую, как пластилин, плоть.

– Сейчас, сейчас, – бормотал сержант, – все будет хорошо. От этого не умирают.

Он очень хорошо знал, что от этого умирают. Двое его товарищей умерли от шока и кровопотери при ранениях, выглядевших менее серьезными, чем это.

• Предыдущая
• 110/129
• Следующая