Белый ниндзя - ван Ластбадер Эрик - Страница 40

• Предыдущая
• 40/138
• Следующая

Извиваясь на животе, мальчики подползают к черепахам. Цзяо Сиа прикасается к панцирю первой попавшейся, и Со-Пенг как зачарованный наблюдает, как она не спеша втягивает внутрь голову и ноги. Теперь ей не страшен самый свирепый хищник. Мальчики переворачивают черепаху, забирают ее яйца.

Вернувшись под укрытие зарослей папоротника и пальмовых ветвей, они осторожно надбивают яйца, с чмоканием и довольным сопением лакомятся запретным деликатесом.

Потом, когда Со-Пенгу было лет 11, его семья переехала в Сингапур. Он часто вспоминал друга детства, думая, как сложилась дальнейшая судьба Цзяо Сиа и суждено ли им когда-нибудь вновь посидеть в тиши залива, наблюдая запретное зрелище.

Принимая во внимание вольные нравы Сингапура, можно только удивляться, что Со-Пенг не ввязался во что-нибудь противозаконное. И еще более удивительно, что свое истинное призвание он открыл благодаря двум зверским убийствам.

Это произошло в самый разгар лета, такого жаркого, что даже старожилы удивлялись. Солнце нещадно палило с небес, и даже в прибрежной полосе, где обычно было более прохладно, дышать было нечем. Океан застыл в душном мареве, в воздухе ни ветерка. Вращающиеся у потолка лопасти огромных вентиляторов не приносили ни малейшего облегчения. И вот тогда-то и случилось это: двое купцов были убиты с промежутком в десять дней.

Убийства сильно взволновали местную общественность, вообще-то привычную к делам такого рода. Британские власти заявили, что это дело рук контрабандистов, выясняющих между собой отношения. Поскольку убийства произошли четвертого и четырнадцатого числа, а число четыре у китайцев, считается «числом смерти», пошел слух, что здесь, по-видимому, какая-то кровная месть. Малайцы тоже склонялись к версии кровной мести, поскольку обе жертвы, мусульмане, были найдены с засунутыми в рот кусками свинины, а свинина для людей их веры — «харам». Но и они были убеждены, что убийцы, конечно же, европейцы: никакой мусульманин, а тем более буддист, не станет так кощунствовать. У Лианг, матери Со-Пенга, была совершенно другая версия. Она видела странные восьмиконечные звезды, которые полицая извлекла из горла у обоих жертв, к вот однажды за ужином Лианг высказала предположение, что убийцей является тандзян.

Тандзян, сообщила она, не исповедует никакой религии, не поклоняется никакому богу и поэтому может кощунствовать, сколько ему заблагорассудится. Эти люди живут но их собственным законам, придерживаются морали, значительно отличающейся от морали человеческого общества.

Мрак их души напоминает ночь, в которой обитает всяческое зло.

Этот разговор она затеяла, конечно, с одной целью — припугнуть детей. В своей воспитательной программе она часто использовала сугубо мужскую методику запугивания. Да и вообще в характере ее сильно сказывалось мужское («янь», как говорят китайцы) начало. Кроме того, она была вынуждена осуществлять функции и отца, и матери, поскольку для ее мужа дети представляли интерес только как неизбежные продукты сексуального акта, до которого он был большим охотником.

Когда Со-Пенг спросил ее, зачем она рассказывает эти страсти, мать ответила: — Чтобы побольше учились и поменьше шатались по городу.

— Так, значит, ты все наврала про тандзянов?

— Нет, это не ложь, — ответила она. — Но и не правда.

Со-Пенг задумался, потом спросил: — Это что, загадка?

Лианг лишь улыбнулась ему: — Ты у меня совсем взрослый. — В улыбке ее сквозила материнская гордость.

Оставшись один на кухне, Со-Пенг беспокойно ходил туда-сюда, обдумывая то, что ему сказала мать. Они жили в большом доме, расположенном в престижной части города, поскольку отец, по настоянию Лианг, вложил два года назад значительную сумму в новую кампанию по импорту черного перца, раттана, кокосовых орехов с Борнео, — и предприятие приносило хорошие доходы.

Скоро тишина в доме стала невыносимой. Снаружи раздавались ребячьи голоса, которые постепенно становились все более раздраженными. Со-Пенг вышел на улицу, решив посмотреть, в чем дело.

Двое его младших братьев и несколько их приятелей стояли друг против друга, как две неприятельские армии. Между ними находился поскуливающий щенок. Хвостик его был зажат между йог, которые непрерывно дрожали.

Один из братьев Со-Пенга держал несчастное животное за шиворот и, не обращая внимания на его протестующий визг, тянул к себе, а один из чужих мальчиков не отдавал.

— Это наша собака! — кричал братишка Со-Пенга.

— Нет, наша! — возражал его противник. На его широком лице отражалось неподдельное негодование.

— Мы первые нашли ее, — встрял другой брат Со-Пенга. — Она наша.

— Но вы нашли ее у нашего дома, — не сдавался широколицый, распаляясь все больше и больше. — Она наша. Вы ее у нас украли!

— Вы над ней издевались! — крикнул братишка Со-Пенга, поднимая собачку на руки и указывая на ссадины на ее боках. — Вот, смотрите, что у нее здесь! Самих бы вас так избить!

— Только попробуйте! Мы вам покажем! — завопили другие мальчики.

Видя, что сейчас неминуемо начнется рукопашный бой, Со-Пенг решил вмешаться. Другим этот инцидент мог бы показаться обычным, но он увидел в нем семена, которые петом прорастут бедой. Желание утвердить свое право обладать чем-то, используя силу кулаков, вырастает даже среди таких вот невинных дацанов, как многоголовая гидра на полянке, где раскачиваются на ветру головки маков. Движение человеческого духа в сумрак ночи уже началось.

Со-Пенг появился между бойцами, когда они уже размахивали кулаками и подбирали камни с земли, готовые вступить в драку. Отняв у них скулящего пса — единственное в полном смысле невинное существо во всей компании, он взял его на руки и погладил вздрагивающие бока. Щенок моментально повернул голову и лизнул ему руку.

— Никому из вас эта собачка не принадлежит, — заявил он.

— Как это так? Послушай, брат... — Строгий взгляд Со-Пенга пресек эти беспочвенные притязания.

— Отдай его нам! — крикнул широколицый. — Он наш!

— И что же ты с ним собираешься делать? — спросил Со-Пенг, поворачиваясь к мальчику, — Бить, как и раньше?

— Я его никогда не бью! — последовало заявление, сделанное таким вызывающим тоном, который всегда красноречивейшим образом свидетельствует о неправоте говорящего.

— Еще как бьешь! — Со-Пенг решил провести небольшую воспитательную беседу. — Может быть, не желая ему зла, ты лупишь его точно таким образом, как тебя лупят родители, воспитывая. Разве не так? — Мальчик прикусил язык и потупился.

— Вот видишь! — с торжеством в голосе закричал братишка Со-Пенга. — Мы же говорили!

— Ну, а ты что собираешься делать с щенком? — обратился к нему Со-Пенг.

Мальчик пожал плечами.

— Пусть у нас живет. Пусть делает, что хочет. Какая разница?

Со-Пенг посмотрел на брата.

— Так что, ты не собираешься заботиться о нем?

— Заботиться? — сморщил нос братишка, — Так это всего-навсего собака!

— Посмотри на него. Ему больно и страшно, как и тебе самому порой бывает. Неужели ты этого не понимаешь? Видать, нет. Вы все думаете лишь о себе, и поэтому никто из вас не заслуживает дружбы и любви этого милого существа. — Мальчики потупились: презрение, прозвучавшее в голосе Со-Пенга, задело их за живое.

— Что ты с ним сделаешь? — спросил широколицый мальчик.

— Кому-нибудь отдам, — ответил Со-Пенг.

— Но мы к нему привыкли, — не сдавался тот. Со-Пенг ничего на это не возразил, только поглаживал щенка. Тот положил морду ему на руку, закрыл глаза и удовлетворенно вздохнул.

— Не отдавай его другим, — вдруг сказал мальчик. — Я... Мы будем сами о нем заботиться.

— Да, — подхватил братишка Со-Пенга. — Мы ВСЕ будем о нем заботиться, хорошо?

— Давайте его дрессировать, — предложил один из мальчиков.

— И сделаем из него сторожевую собаку! — воскликнул другой брат Со-Пенга.

И вот уже мальчики снова были вместе, с жаром обсуждая, как они будут воспитывать щенка. Со-Пенг поставил его на землю. Тот оглянулся на него, помахивая хвостом. А за ним и все ребята повернулись к Со-Пенгу. — А ты как думаешь?

• Предыдущая
• 40/138
• Следующая