Волчий вой - Срибный Игорь Леонидович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/36
• Следующая

           Гнат зажал рану рукой, пытаясь остановить кровотечение, но кровь шла все сильнее. Видимо, клинок повредил кровеносный сосуд. Чувствуя, как медленно наваливается слабость, Заруба намотал повод на руку, чтобы не упасть, и доверился коню.

           Едва Янычар пересек линию ворот радуты, Гнат помутневшим взором оглядел знакомое подворье, и потерял сознание.

           Вожак стаи, с ним молодой крепкий волк и молодая волчица, уцелевшие в мгновения смертельной опасности, сумевшие уйти из-под копыт сотни лошадей немыслимым напряжением сил, инстинктивно выбрав единственно верный безопасный путь, не ушли далеко от места, где люди снова убивали друг друга.

           Вожак привел их на курган, с вершины которого картина погони была видна, как на ладони. Глядя своими желтыми глазами, немало повидавшими на своем веку, на эту смертельную гонку, старый волк  силился разгадать извечную загадку жизни. Он своим волчьим умом пытался понять, зачем люди, у которых так много конского мяса, что они его не едят, а передвигаются на нем, убивают друг друга. У них – у волков убийство целесообразно, поскольку служит целям пропитания, а значит, жизни. Но люди, убивая себе подобных, бросают их тела на поле брани, или закапывают в землю, не употребляя в пищу. Поедают же овец, которые и для волков – лакомство. Ловят в петли и поедают зайцев и птицу степную, которые и волку в пищу годятся.  Волка же, завидев, тоже пытаются убить и часто убивают, хотя волк не нападет на человека, разве что, почувствовав смертельную угрозу с его стороны.

           Вот и сейчас остановил бег своей значительно поредевшей стаи вожак для того, чтобы накормить собратьев кониной и поддержать волчьи силы, коих почти не осталось. Знал вожак, что после людского побоища по степи будут бегать десятки лошадей, потерявших всадников, становясь легкой добычей волков. Знал и, потому терпеливо ждал.     Молодой волк попытался было рвануть с кургана, завидев, как две лошади, с которых упали седоки, медленно рысят в степь. Но вожак поднялся с места и грозным рыком осадил его. Сам он однажды вот так же погнался за конем, но комок раскаленного металла, выпущенный человеческой рукой, догнал его, разорвав бедро, и засел в мышцах, надолго лишив волка возможности передвигаться. Опытный зверь знал теперь, что нужно выждать, пока люди уйдут, и лишь потом начинать охоту на лошадей.

          Однако молодому волку не сиделось на месте. Он опять встал и, вытянув лобастую голову, втянул раздувшимися ноздрями воздух. В морозном, искрящемся кристаллами инея воздухе, явственно запахло кровью. Это почувствовал и вожак, но продолжал неподвижно сидеть на месте. Только коротко, предостерегающе взглянул на молодого.

          А молодой, вытянув морду и навострив уши, неотрывно смотрел на уходящий от  кургана отрог, от которого так явно и так сладко тянуло свежей, горячей кровью. От нетерпения он взбил снег лапами и крутанулся на месте так резко, что под ним показалась голая промерзшая земля…

         Волк оскалился, и вытянулся для прыжка: из-за отрога кургана вышел, прихрамывая, пегий конь. И седло, и попона, навьюченные на его мощный круп были залиты кровью, которая тяжелыми каплями срывалась на ослепительно белый снег, прожигая его. Кровь стекала и по подрагивающему в судорогах бедру коня, на котором зияла глубокая рубленая рана. Он шел, куда глаза глядят, вне себя от боли, ослабев от потери крови.

          Вожак, быстро огляделся и, не видя опасности, бросился к коню. Опережая его, в несколько скачков достиг коня и, высоко подпрыгнув, вцепился клыками ему в шею молодой волк. Но недаром старый волк сдерживал нетерпение молодого. Почуяв смертельную опасность, конь уклонился от прыжка волка, и клыки зверя ухватили только мышцы со складками шкуры. И как ни ослабел от потери крови конь, ему достало сил, чтобы подняться на дыбы и, мотнув тяжелой породистой головой, посаженной на мощную шею, сбросить с нее волка. Молодой, распластавшись в воздухе, отлетел далеко в сторону. Но тут подоспел вожак, который поднырнул под брюхо коня и вспорол ему пах. От дикой боли передние ноги коня подогнулись, и он упал на колени. Вывернувшись из-под тяжелой туши, едва не накрывшей его, вожак мертвой хваткой вцепился в горло коню, чувствуя, как в его пасть медленно, а затем все быстрее и быстрее вливается горячая кровь коня. Конь попытался подняться, но с другой стороны в его горло глубоко вонзились клыки волчицы. Напрягая быстро убывающие силы, конь все же смог встать на ноги, но сбросить тяжесть двух  волков с себя, сил уже не достало. Скосив лиловый глаз, он увидел надвигающегося на него сзади третьего волка и, вложив в удар все свое предсмертное отчаяние, лягнул его задними ногами.

           Через несколько минут все было кончено. Волчица, повизгивая иногда от удовольствия по щенячьи, огромными кусками вырывала мясо с шеи коня и глотала его, не прожевывая. Вожак, насладившись кровью, которой его морда была покрыта почти до глаз, насыщался неспешно – туша всецело принадлежала им двоим, и ее не надо было делить с огромной стаей.

           Молодой волк лежал в нескольких аршинах от них. Удар копыта пришелся ему в голову, выбив правый глаз и раскроив череп. Он со смертельной тоской во взоре смотрел единственным глазом, как насыщаются его собратья, и чувствовал,  как жизнь медленно, по капле покидает его большое, еще  не так давно сильное, крепкое тело.

           Кондрат не видел в круговерти рубки, как Гнат получил ранение, но видел, что с казаком происходит что-то неладное по тому, как неудобно, боком тот сидел на коне, постепенно склоняясь к конской гриве. Теперь вся надежда была на коня, и Кондрат надеялся, что знаменитый в казачьих кругах Янычар, не подведет. А конь, между тем, летел, как ветер, и уже был у ворот заставы.

            Кондрат бегом спустился с помоста и подбежал к Янычару. Заруба каким-то отрешенным взором поглядел куда-то вдоль частокола и медленно начал валиться из седла. Коноводы-джуры подхватили тело Гната и осторожно сняли его с коня. Тут же подбежал дед Мазур со своей извечной котомкой, в которой находились его чудодейственные мази и порошки, и начал потихоньку раздевать Зарубу, обнажая глубокую рану на груди. Дед Мазур был в прошлой жизни монахом и двадцать пять лет прожил в Межигирском монастыре, занимаясь монастырской пасекой. О пчелах он знал больше, чем о мирской жизни. Из продуктов пчеловодства, в основном, и делал он свои волшебные составы. Жизнь в монастыре научила его и искусству врачевания и траво-лечения, так как могли монахи положиться в случае болезни или травмы лишь на Сына Божия да на свои способности. Вместе с тем, случилось так, что жизнь в монастыре в какой-то момент сломала его веру в христианское учение, и он отрекся от него. Невзирая на то, что виной тому послужил человеческий фактор, дед Мазур вернулся к старым славянским верованиям и богам, и ушел к запорожцам на Сечь. Запорожцы, терпимые к любым вероисповеданиям, тем не менее, считали христианство неотъемлемой часть своей жизни, хотя и не пытались понять сути православия – просто верили в силу Сына Божьего. Но дед Мазур был выдающимся лекарем, и ему прощали  нетрадиционные верования. Тем более, что при лечении применял он особое певучее поэтическое наречие, которое так нравилось раненным казакам.  

             - Ну – то, ничого, ничого, - бормотал дед, обтирая края раны чистой тряпицей. – До костей не достало басурманское жало, а кровушку мы сейчас, сейчас остановим.

             Дед открыл берестяную трубочку, запечатанную тщательно подогнанной деревянной пробкой, и посыпал  рану мелко истолченным порошком серо-зеленого цвета. На глазах у присутствующих кровь тут же остановилась, а края раны как будто, сошлись. А дед, пошарив в своей волшебной котомке, извлек из нее небольшую стеклянную бутылочку. Осторожно взболтав ее содержимое, он влил несколько капель вязкой тягучей жидкости Зарубе в рот и поднялся с колен.

• Предыдущая
• 6/36
• Следующая