Матросы «гасят» дикарей - Зверев Сергей Иванович - Страница 30
- Предыдущая
- 30/50
- Следующая
Он дважды выстрелил по носу, даже взмокшая «беретта» не подвела. Вторая пуля влетела в открытый рот, зевать не будешь, придурок! Громила повалился уже готовым хладным трупом, но за ним, взбешенный, уже лез второй, относительно светлокожий, с азиатскими чертами, в майке с Микки Маусом, дырявых штанах с обвисшей мотней. Этого проходимца Глеб отправил вдогонку за первым, вбив две пули в грудь, нечего тут сверкать раскосыми глазами! Появился и третий, вернее, только автомат, который он выставил из-за косяка и начал поливать, не глядя. Глеб выстрелил по руке и попал. Бандит выронил «калашников», взревел благим матом, и еще две пули он отправил в косяк, толщина стенки минимальная, трудно не проткнуть… У Глеба возникла мысль соорудить баррикаду из мертвых тел, тогда ни одна скотина сюда не пройдет! В коридоре воцарился гвалт, какое-то время никто не приближался к проему. Он бросился к девушкам, схватил Барбару за плечи, повалил на пол, сейчас эти ублюдки начнут стрелять по стенам! Схватил Катю, оттащил ее от американки, уткнул в пол.
– Лежите, не шевелитесь… – прохрипел он, падая рядом.
Пули кромсали стены, вырывали клочья, истошно визжали бандиты, изводя боезапас.
Глеб закрылся руками, видел перед собой искаженное от страха лицо Кати, красивые глаза, объятые ужасом. Он должен ее спасти, как угодно спасти! Пусть не сейчас, позднее, но будь он проклят, если этого не сделает! А посему он должен выжить, поскольку мертвые кавалеры красивым девушкам на хрен не нужны. Ее губы что-то шептали: «Уходи, быстрее уходи…» Ясен пень, что уйти втроем уже не получится. И тут оборвалась стрельба, Глеб перекатился поближе к проему, живописно обрамленному мертвыми телами. За проемом красовался еще один в стоптанных желтых кроссовках фирмы «Адидас», Глеб вытянул руку с пистолетом. А если убьют, что ж, жизнь была богата на события, он неплохо поработал, многое сделал… И тут Дымов вновь наткнулся на объятые ужасом глаза девушки, она буквально съедала его взглядом, что-то шептала, умоляла…
Он не сделал все, что мог. Нельзя умирать! Да и не хочется, если честно. Глеб обхватил рукоятку обеими руками и покосился через плечо. До иллюминатора три метра. Вроде шире он стал, бандитские пули раскрошили раму, обрамляющую отверстие в деревянном корпусе. Под окном валялось битое стекло. Стонали девушки, боясь пошевелиться. А за распахнутой дверью снова назревала активность, послышался грубый окрик, чьи-то шаги. «Сейчас разродятся, – подумал Глеб. – И под прикрытием автоматчика полезут в дверь. И тогда уже не выскочишь…»
– Эй, не стреляйте! – прокричал он по-английски. – Я сдаюсь! Девушки не виноваты, я сам к ним пришел! Вы слышите? Не стреляйте, я сдаюсь!
За дверью воцарилась задумчивая тишина. Тянуть резину не стоило. Глеб чувствовал себя предателем, было жутко неловко перед девчонками. Сам пришел, вселил в них надежду… Он поднялся, сделал шаг, разогнался. В коридоре кто-то ахнул, выплюнул ругательство. Его раскусили! Он вышвырнул «беретту» в рваное отверстие, прибавил шаг, прыгнул, вытягивая руки перед собой. Идеального прыжка не получилось. Он же не лев, прыгающий через горящее кольцо! Плечи обожгло одуряющей болью, хорошо хоть головой не зацепился. Толчка не хватило, вместо того, чтобы пулей вылететь из иллюминатора, он вывалился на две трети корпуса, ударился коленями о рваный край и, сломавшись, кувыркаясь, колотясь о борт разными частями тела, в том числе и головой, загремел в воду. Сознания он не утратил, это было непозволительной роскошью в его положении, поэтому, когда воду начал насыщать металл, поплыл ко дну, яростно молотя ногами, схватился за какую-то корягу, стал ждать. Боль ломала, сознание держалось на соплях, он упорно сопротивлялся процессам, протекающим в организме, куда-то поплыл, прижимаясь к дну, усеянному гнилушками. Хотелось верить, что плывет к берегу. Стрельба оборвалась, барк ушел, не такая уж он и важная персона, чтобы прерывать движение под пулями спецназа. Какое-то время Глеб отдавал отчет своим поступкам, плыл к поверхности. Потом начал путаться в ветвях плавучих деревьев, загромоздивших прибрежную зону, они хватали его, но он вырывался из ловушки. Силы оставляли. Над головой сияло лазоревое небо, Глеб рвался к нему всей душой, но злые духи речного мира вцепились в одежду, что-то зловеще шептали в оба уха, тянули обратно. Он вырвался рывком из плена, ударился обо что-то твердое, а потом уж совершенно ничего не помнил…
Его подтаскивали к катеру багром. Антонович возмущался, разве можно боевого русского офицера, имеющего столько заслуг перед Родиной, каким-то багром? Но Мэрлок, втихомолку ухмыляясь, перегнулся через борт, зацепил Глеба за ботинок, сдернул с плавучей ивы, на которой он загорал в бессознательном состоянии, и подволок к борту. А Становой в это время вторым багром придерживал командира за шею, чтобы голова не утонула. Операция прошла относительно успешно, его трясли, переворачивали с ног на голову, разминали грудную клетку, и через какое-то время распростертый на палубе Дымов начал приходить в себя. Все было мутное, серое, трудно дышалось, сознание упорно не хотело возвращаться в непоседливое тело.
– Ай да командир, ай да молоток… – приговаривал Антонович, приводя его в чувство легкими подзатыльниками. – Просто красавец… Вот только не пойму, живой ли?
– В лоб его поцелуй, проверим, – ухмылялся Семен.
– Да, этот парень молодец, – бормотал Саймон Конноли. – Мы такого не ожидали…
– Я уже умер? – простонал слабым голосом Глеб.
– А что тебя натолкнуло на эту мысль? – забеспокоился Семен, который казался похожим на отчасти материализовавшегося духа.
– Вы говорите обо мне только хорошее…
Он снова отключался, организм отказывался жить и работать.
– Просыпайся, Глеб, – тряс его Антонович. – Пора вставать.
– Что-то срочное? – стонал он. – Пакет из штаба?
И вдруг дошло. Глеб подпрыгнул, встал на четвереньки и затряс головой, выгоняя остатки дури. Шесть участливых физиономий склонились над ним – и даже у американцев в этот час были человеческие лица. На заднем плане высовывался из рубки любопытный Карденос. Бой отгремел (было бы странно, если бы винтовки и пулеметы стреляли сами), но катер, судя по урчанию и куда-то спешащему дождевому лесу, шел вперед.
Солнце уже склонялось за деревья, духота царила невероятная. Лица людей блестели от пота.
– Ты чего такой испуганный? – сглотнул Семен. – Случилось чего? Ты побывал в прошлом и раздавил там бабочку?
– Как прошло свидание, Глеб? – неуверенно спросил Антонович. – Складывается впечатление, что ты повидался с девчонками, потрепался с ними о том о сем…
– Да… – Он откинул голову, начал выстраивать картину из обрывков воспоминаний.
Сбивчиво повествовал на примитивном английском, чтобы потом не повторять дважды.
Рассказал о том, что девчонки живы и, кажется, нетронуты, что на барке была большая буза, что в рядах противника зреет разлад, что он снял с довольствия в этой компании еще троих, и как ни крути, бандитов с каждым часом становится меньше…
– Мы знаем, что девушки живы, Дымов, – мрачно сказал осунувшийся и какой-то вялый Мэрлок. – Мы видели, как вы покинули барк, именно по этой причине вы пока живы. Примерно через минуту после этого связанных женщин вытащили на палубу, водрузили в полный рост на корму, и нам пришлось прекратить огонь. Эти ублюдки просто прикрылись женщинами! – Квадратная челюсть коммандера перекосилась от возмущения. – Они хохотали, мерзавцы, корчили нам рожи, показывали «факи». Что нам оставалось делать? Они стреляли по нам, а мы не могли стрелять по ним, пришлось отстать. Сейчас тащимся как черепахи и давно потеряли их из вида…
– Он бросил девушек… – внезапно со злостью прорычал Чеболья. – Черт меня побери, он был рядом с ними, не смог их вытащить и бросил! О, святая Розалинда…
– Ты что, дурак? – посуровел Антонович и покрутил пальцем у виска, а потом поводил сжатым кулаком под носом у блондина. Кенни что-то вякнул, глянул на соотечественников, надеясь на поддержку, но и те не совсем отчетливо понимали, зачем он это сказал. Блондин стушевался, начал покрываться румянцем.
- Предыдущая
- 30/50
- Следующая
