Против течения - Картленд Барбара - Страница 32
- Предыдущая
- 32/56
- Следующая
Даже сейчас она боялась Джона, очень боялась. Может быть, она чувствовала, что рано или поздно он поймет ее?
Она приложила ладони к щекам и сказала откровенно, искренне, из глубины сердца:
— Я потерялась. Потерялась и боюсь. Все здесь слишком величественное. Слишком величественное для моего понимания.
— О нет, это не так, — мягко возразил Синклер. — Вы освоитесь очень скоро. А потеряли вы человека, в котором черпали силу. Ведь вам пришлось принять множество больших и важных решений. Не позволяйте себе паниковать, воображая, что все ваши поступки неверны. Настоящая причина в том, что события разворачиваются слишком быстро. Прислушивайтесь к голосу инстинкта, чтобы понять, что верно и где правда. И не давайте глазам уводить вас с пути. Сердце — лучший гид.
— Именно такие вещи говорил мне папа, — прошептала Энн.
— Такие вещи он будет говорить вам и впредь, если вы готовы слушать.
Энн быстро взглянула на него. В глазах ее стояли слезы.
— Вы в это верите?
— Я в этом уверен, — ответил Синклер.
Она улыбнулась ему, и губы ее задрожали:
— Значит, все остальное не так уж существенно, не так ли?
— Ничто иное не будет иметь значения, если вы будете слушать и если вас поведут по жизни те, кто вас любит. Их много, знаете ли вы это? И тех, кто оставил нас, и тех, кто все еще с нами.
Последние слова он сказал твердо, словно хотел напомнить о них, но не успел. В этот момент дверь открылась и в библиотеку с шумом ввалились близнецы. Джон следовал за ними.
— О Энн, мы осматривали дом и нашли самый великолепный бальный зал, а пол в нем такой скользкий! Мы покатались на нем. В доме шесть лестниц! Можешь ли ты поверить? Шесть лестниц в одном доме! И мы собираемся подняться на крышу. Баркер сказал нам, что в ясный день оттуда видны шесть графств и море.
Близнецы перевели дыхание, и Энн получила возможность произнести:
— Послушайте, дорогие, я не собираюсь останавливать вас, но вам необходимо кое-что выслушать. Помните того мужчину, который сегодня утром ехал с вами в поезде?
— Толстяка? — спросила Энтониета.
— Мистера Уотни? — уточнил Энтони.
— Правильно. И видели, как он говорил со мной на станции? — Близнецы кивнули. — Ну так вот, он киномагнат.
— Да, он говорил нам, — перебил Энтони, — и объяснил, каким образом он монтирует фильм после того, как съемки закончены.
— Когда он говорил со мной, — продолжала Энн, — он сказал, что, как он думает, имеется возможность для вас обоих играть роли в фильмах. Он собирался звонить мне по этому поводу. Но прежде чем ответить ему, я хотела знать, что вы думаете об этой идее.
Повисло мертвое молчание. Затем Энтониета спросила:
— Ты имеешь в виду, что мы станем кинозвездами? Энтони и мне?
— И я, — поправила ее Энн. — Да, он сказал, что даст вам крупную роль и, конечно, вы заработаете немало денег.
— Он рассказал о своей студии, — сказал Энтони. — Она недалеко от Лондона, но, конечно, для некоторых съемок они используют настоящие вещи. Один фильм они снимали в Девоншире.
— Я получу прелестные платья? — спросила Энтониета.
— Это зависит от обстоятельств, — ответила Энн. — Пока он не сделал таких конкретных предложений. Но мы подумали, что вы захотите сказать нам, как вы к этому относитесь, прежде чем он позвонит. Вы получите контракт на определенное время — полгода, год, может больше.
Близнецы повернулись друг к другу. Глядя на них, Энн заметила, как замечала часто до этого, что с серьезным выражением лиц они казались более взрослыми и рассудительными, чем были на самом деле, а в случае необходимости — и она знала это слишком хорошо — серьезность маскировала их проказливость и озорство. Она знала также, что, глядя друг на друга, они полностью соединялись. Очень редко один из них хотел чего-то или наслаждался чем-то без другого. А сейчас они замолчали на несколько мгновений, и Энн понимала, что они переговариваются без слов на уровне инстинкта, и их общение более тонкое, чем обычное словесное общение людей.
Первым заговорил Энтони:
— Ты предоставляешь решение нам, Энн?
— Да, если вы хотите.
Энтони посмотрел через комнату на Джона, державшегося на заднем плане.
— Послушай, Джон, ты ведь сказал, что заплатишь за наше обучение в школах, разве нет? И за многое другое, о чем мы говорили до того, как Энн вышла за тебя?
— Верно, — ответил Джон.
— Ты не изменил своего решения?
Джон покачал головой:
— Нет. Я бы хотел, чтобы вам было абсолютно ясно: все мои предложения остаются в силе.
— Я думаю, — вмешалась Энн несколько раздраженно, — что это возможность для вас стать независимыми и иметь собственные деньги. Часть из них вы могли бы потратить сейчас, но, если бы вы имели успех, а это вполне вероятно, мы могли бы отложить часть денег до тех пор, пока вы не повзрослеете.
— Мы будем играть самих себя? — спросил Энтони.
— Что значит самих себя? Что будете выступать под своими именами?
— Нет. То, что мы будем играть детей, подростков, как они это называют. Они не дадут нам взрослые роли?
— Ты полагаешь, что был бы способен сыграть их? — с улыбкой спросила Энн.
Энтони посмотрел на Энтониету:
— Уверен, что нет. Ну что же, если решение должны принять мы, наш ответ: нет. Мы не хотим скакать по сцене, так ведь, Энтониета? Если Джон сделает, что обещал, мы хотели бы учиться в хорошей школе и приезжать сюда на каникулы. Из того, что говорил мистер Уотни, ясно, что фильмы снимаются целую вечность. И должно быть, ужасная скучища слоняться по студии с измазанным лицом.
Энтони замолчал, и наступила тишина. Энн глубоко вздохнула.
— Ты согласна с таким решением, Энтониета? — спросила она.
— Конечно, если Энтони так говорит, — лояльно ответила девочка.
Энн догадалась, что ей жаль прощаться с мечтой о прекрасных платьях и украшениях.
— Ну, значит, так и решили, — сказала Энн. Она не думала, что в ее голосе прозвучит такое острое разочарование.
Близнецы еще немного постояли в нерешительности. Они чувствовали, что что-то не так, но не понимали, что именно. Однако все было забыто, когда Энтони сказал:
— Нам можно идти? Баркер ждет нас, чтобы отвести на крышу.
Ответил Джон:
— Думаю, вы больше не нужны. Но если это вас не затруднит, пожалуйста, не падайте с крыши.
— Не упадем! — крикнул из дверей Энтони.
Энтониета, более женственная и ласковая, добавила:
— Мы считаем, что у тебя чудесный дом, Джон. Он больше похож на дворец, чем на обычный дом, — и тоже убежала.
Синклер встал и, подойдя к Энн, нежно положил ей руку на плечо.
— Не будьте слишком разочарованной, — сказал он. — Дети приняли правильное решение.
— Надеюсь, — грустно ответила Энн.
Не добавив больше ни слова, Синклер вышел из комнаты. И только когда дверь за ним закрылась, Энн осознала, что снова осталась наедине с Джоном.
— Что ж, ты выиграл, — сказала она, и в тоне ее больше не было вызова, только усталость.
— Неужели мы должны воевать? — Голос Джона был тихим, и Энн показалось, что в нем прозвучала просьба.
— Я не хочу воевать.
— И все же ты воюешь со мной. Не только из-за этого случая, но и из-за многих других вещей. — Энн с удивлением смотрела на него. — А между тем есть только одно, что я хочу сделать, если ты позволишь мне. Я хочу сделать тебя счастливой.
Она почувствовала, что нет слов, которыми она могла бы ответить ему, и смущение мурашками пробежало по ней. Она знала, что он смотрит на нее, ожидая ответа, но почему-то не могла ничего сказать.
Воспоминание об испытанном ею страхе вернулось, и в ней шевельнулось подозрение — эта неожиданная нежность, не может ли она быть какой-то новой хитростью, которая даст ему незаслуженное преимущество?
— Уже три часа, — сказала Энн, сравнив свои часы с часами на камине, просто чтобы что-то сказать.
— У тебя есть какое-то дело?
— Думаю пойти посмотреть, что дети делают на крыше. Кажется забавным, что меня не ждут тысячи дел, а времени, чтобы переделать их все, не хватает.
- Предыдущая
- 32/56
- Следующая