Против течения - Картленд Барбара - Страница 30

• Предыдущая
• 30/56
• Следующая

— Дорогие мои, старайтесь быть хорошими ради меня, — попросила она еще раз.

— Вот он! — взволнованно сказала Энтониета.

Они повернули на дорожку, и Галивер предстал перед ними, отраженный в воде, — симфония зеленого и серебра.

— Вот это да! Это похоже на кино! — пробормотал Энтони. На его милом и умном лице появилось выражение удивления и восхищения.

«Кино», — эхом отозвалось в мыслях Энн. Какую роль сыграет в их жизни мистер Уотни? Что ему ответить?

— Я расцениваю это предложение как наглое, — строго сказал Джон. — Я сам поговорю с ним, когда он позвонит.

Энн пристально смотрела на него.

— Не думаю, что он сделал это из наглости, — спокойно возразила она. — Он был очень искренним. И теперь, когда я обдумала тот разговор, я вспомнила, что слышала его имя. Я не такой уж поклонник кино, у меня для этого не оставалось времени, но все-таки имя его где-то слышала. В любом случае не составит труда навести справки о нем и о его компании.

— Неужели действительно имеет значение, кто он? — спросил Джон. — Ты не заинтересована в такого рода предложениях, и делу конец.

— Думаю, ты не все понимаешь, Джон, — миролюбиво сказала Энн. — Признаюсь, сначала и я была огорошена, но, подумав, я решила, что должна все основательно разузнать. Это может стать великолепным шансом для близнецов.

— Шансом? — удивился Джон. — Не хочешь ли сказать, Энн, что допускаешь хотя бы на минуту, что они будут сниматься в фильмах?

— Почему бы нет?

— Почему нет? — сердито повторил Джон ее вопрос. — Все это нелепо, невозможно, и я уже сказал, что считаю величайшей наглостью со стороны этого Уотни делать тебе столь смехотворное предложение.

Энн встала с мягкого кресла и подошла к камину. Она постояла некоторое время, глядя на красиво сложенные, но не зажженные дрова, потом повернулась к мужу с решительным выражением на лице.

— Я думаю, наш спор основан на недоразумении, — сказала она. — И хотела бы кое-что прояснить раз и навсегда.

— И это означает…

— Следующее. Когда я согласилась выйти за тебя замуж, ты очень великодушно взял на себя заботы о моей семье — о Майре, Энтони и Энтониете. Но ничего не было сказано о том, что я не смогу вносить изменения в это соглашение. Или что при представившемся благоприятном случае каждый из нас не будет стараться заработать деньги по собственной инициативе. Нам не по душе жить на подаяние, никому из нас.

— Это не подаяние, — перебил ее Джон.

— Тогда зависимость, если ты предпочитаешь другое слово. Я не хотела менять свою жизнь, ты знаешь об этом, но, поскольку я не могла остаться свободной и содержать семью, я… я…

— Ты вышла за меня замуж, — в голосе Джона прозвучала горечь.

— Вот именно. — Энн была довольна, что он произнес те прямые слова, которые она не решалась сказать. — И тут словно с неба падает случай — великолепная, почти чудесная возможность для близнецов стать независимыми.

— Но им же в ущерб, — сказал Джон. — Если ты это сделаешь, Энн, ты будешь сожалеть всю жизнь. Я хочу определить Энтони в приличную школу, дать Энтониете порядочное образование. Если ты позволишь им превратиться в диковинку, подтолкнешь их в мир, с которым они не могут иметь ничего общего ни сейчас, ни позже, каким ты представляешь себе их будущее?

— Дело не в этом, — сказала Энн. — Ты человек щедрый, очень щедрый. Я не отрицаю этого, но тем не менее неужели ты считаешь правильным то, что близнецы, да и любой из нас, будут полностью и совершенно зависимыми от тебя?

Наступила очередь Джона встать с кресла. Прежде чем ответить, он медленно прошел по комнате взад и вперед. Энн следила за ним. На ее лице появилось выражение, новое для Джона, но слишком хорошо знакомое ее родным — выражение упрямства, непреклонного решения поступить по-своему. Майра сказала однажды: «Если Энн залезла в бутылку, спорить с ней бесполезно».

Но у Джона не было намерения сдаваться: он просто изменил тактику. Он остановился перед Энн и посмотрел на нее сверху вниз. Его лицо было серьезным, брови насуплены, но когда Энн подняла на него глаза, у нее почему-то возникло впечатление, что на самом деле он не такой неуязвимый, каким выглядит.

— Послушай, Энн, — сказал он мягко, — давай попытаемся оба быть более рассудительными. Я бы хотел получить возможность убедиться, что делаю правильный выбор. Я бы хотел иметь возможность дать Энтони и Энтониете то, чего они никогда в своей жизни не получали. Но я не могу этого сделать за ночь, и мы не увидим результата, пока не пройдет по меньшей мере год или около того. Дай мне шанс, и если я провалюсь…

— Если ты провалишься, — сказала Энн, — тогда они останутся зависимыми от тебя, я предполагаю… вроде Вивьен?

Она не собиралась добавлять двух последних слов, но они, казалось, сами слетели с языка, и, как только она произнесла их, ей стало стыдно — она инстинктивно поняла, что использовала дешевый прием.

Джон не позволил себе потерять терпение.

— Вивьен и ее брат — мои ближайшие родственники, — сказал он. — Мать взяла на себя ответственность за них, когда они осиротели. И если они оказались на моем содержании, то только потому, что они родственники, а вовсе не потому, что я имел особенную возможность выбирать.

— В то время как меня ты, разумеется, выбрал, — сказала Энн со слабой улыбкой, которая почему-то ухитрилась стать горькой. — И я согласилась на твои условия, но из этого не следует, что обстоятельства не могут изменить состояние дел.

— Если бы обстоятельства или дела были благоприятны, я бы согласился, ты же знаешь, — сухо сказал Джон.

— Так вот, я считаю, что и то, и другое благоприятны, — ответила Энн. — И если близнецам будет предложен по-настоящему выгодный контракт, который принесет им много денег, я уверена, никто из нас не имеет права встать на их пути.

— А я говорю тебе, эта идея нелепа и смешна! — воскликнул Джон.

Он был на грани потери самообладания. Энн еще не видела его таким. Она тоже рассердилась, но сохранила способность оставаться внешне спокойной, говорить бесстрастным тоном, который, она знала, гораздо эффективнее, чем демонстрация возмущения по поводу того, что Джон узурпирует власть.

— Я не согласна. И поскольку решение предоставлено мне как единственному родственнику близнецов, я встречусь с мистером Уотни и по крайней мере выслушаю его предложения.

— А если я скажу, что запрещаю? — в вопросе Джона послышался удар хлыста. Он подошел ближе к Энн, и она в первый раз ощутила почти сверхъестественную силу, появившуюся в нем одновременно с негодованием. Тем не менее она дерзко подняла голову и посмотрела ему прямо в лицо.

— Я тебя не послушаюсь.

— Я заставлю. Ведь ты моя жена.

В его глазах было что-то подстрекнувшее Энн к мятежу. Она хотела уколоть его и сказала:

— Только на бумаге.

Произнося эти слова, в тот самый момент, когда они слетели с языка, Энн поняла, что совершила ошибку. Руки Джона поднялись и тяжело легли ей на плечи. Сперва она удивилась, но тут же обнаружила, что совершенно необъяснимо дрожит от его прикосновения. Джон пристально смотрел ей в глаза, и хотя решимость оказать сопротивление не покинула ее, но вдруг она осознала, что не может отвести от него глаз. Она была полностью в его власти и впервые за всю свою жизнь по-настоящему испугалась человека.

Паника Энн росла. Она хотела вырваться на свободу, но почему-то не могла двинуться и стояла дрожа, сознавая, что какая-то неведомая сила соединяет их, сознавая, что Джон видит такие ее глубины, как будто исследует душу. И наконец после молчания, которое показалось Энн вечностью, он тихо сказал:

— Не заводи меня слишком далеко, Энн.

Она хотела понять, что это значит, но все еще была неспособна мыслить. Она знала только, что хочет освободиться и что все ее существо парализовано страхом. Все это совершенно отличалось от того, чего она ожидала. Она не могла думать, не могла даже говорить.

• Предыдущая
• 30/56
• Следующая