Любимая - Кэнфилд Сандра - Страница 29

• Предыдущая
• 29/70
• Следующая

– Это же абсурд, – возразил Роуэн, повинуясь голосу здравого смысла.

– Разве? – простота Микаэлы начинала действовать ему на нервы.

– Ну, ладно, давайте предположим, что вы правы, – фыркнул он. – Вы имеете в виду, что когда-то она ждала меня?

Микаэла передернула плечами. Крестик у нее на шее закачался.

– Что такое время, доктор Джейкоб? Может, его вовсе не существует? Вот секунда. Она промелькнула, и ее больше нет. Разве можем мы утверждать, что она была? И уверять, что ее больше нет, что после того, как мы пережили ее, она перестала существовать где-нибудь в другом месте, в другом времени?

Услыхав это, Роуэн встал, подошел к окну и принялся смотреть на пылающий южный день. Уже почти полдень, и скоро удушающая жара накроет город. Он повернулся и посмотрел в глаза гадалке.

– Я видел ее, – признался Роуэн. – И даже побывал в 1880 году. – Микаэла промолчала, и он добавил: – Вы не верите мне.

– Я верю тому, что вы говорите. Реальность этой беседы словно молотом ударила Роуэна. Он зло воскликнул:

– Разве это не должно казаться странным всем, кроме меня? Неужели весь мир сошел с ума?

– Вы не сумасшедший, – мягко возразила Микаэла. – Вы – человек, у которого есть предназначение.

– И в чем конкретно состоит мое предназначение?

– Этого я не знаю. Вы должны понять это самостоятельно. Моя миссия завершилась, когда я вернула портрет. – Перевернув верхнюю карту и вглядевшись в нее, женщина добавила: – Могу лишь сказать, что здесь замешан еще один незнакомец. Я не знаю, в чем состоит его или ее роль. Мне известно только одно – этот человек существует, и кроме того, – тут она перевернула еще одну карту, оказавшуюся символом смерти, – то, на что вы решитесь, подвергнет вас опасности. Даже не знаю, останетесь ли вы в живых.

Словно припомнив что-то, Микаэла встала и, жестом попросив гостя подождать, вышла из комнаты. Роуэн слышал, как она, не торопясь, поднялась на второй этаж. Солнечные лучи заливали светом всю комнату, и на него вновь нахлынуло ощущение нереальности происходящего. Неужели он и в самом деле сидит в этом маленьком розовом домике? Неужели и вправду он беседует с этой странной женщиной, которая уверяет, что обладает возможностью читать прошлое и предсказывать будущее?

Через несколько минут Микаэла вернулась, неся маленькую книжечку в кожаном переплете, потрескавшемся в ветхом, как само время.

– Она принадлежала Энджелине, – пояснила гадалка.

Роуэн вспомнил, что видел, как Энджелина торопливо записывала что-то в маленькую книжку – может быть, дневник? – а потом спрятала ее во внутреннем дворике. Микаэла протянула Роуэну ветхий томик. Он оказался реальным… реальнее, чем зыбкий мир вокруг. Провожая Роуэна до двери, Микаэла посоветовала:

– Читайте. Прислушайтесь к ней. Почувствуйте ее.

– И что мне делать потом?

– Сами поймете, – был ответ. – Только вы, и никто другой, будете знать это.

Зазвонил телефон. Он звонил и звонил весь вечер, пока, наконец, не захлебнулся на середине гудка. Звук на секунду повис в тишине. Роуэн не слышал, как звонил телефон и, более того, не подозревал о его существовании. Его внимание было сосредоточено на пыльном дневнике с ломкими страничками, обладателем которого он стал несколько часов назад. Он сидел в кресле в гостиной. Над камином висел портрет, на столе лежала магнолия, а Роуэн был поглощен чтением.

Я не в состоянии спать. Невозможно привыкнуть к этой жаре. О, как я скучаю по милому Руану! Единственное, чего бы мне хотелось – никогда не выходить замуж за этого ужасного человека! Как я могла не подозревать о том, каков он на самом деле?

Сегодня Хлоя выглядит лучше. Что бы я делала без нее? Она – моя единственная отрада. Я все сделаю, все вынесу ради нее.

Сегодня шел дождь, и город, словно чайник, исходит паром. Хлое трудно дышать, и я весь день просидела у ее постели. Вечером с нею останется Люки.

Ночь длинна. Я прислушиваюсь к его шагам и ловлю себя на том, что они мерещатся мне в каждом звуке. Ненавижу эти шаги, но тишина – она страшнее, ибо она говорит о том, что все еще впереди.

Сегодня мы сидели во дворе. Мне нравится этот дворик, но я ненавижу и его. Он позволяет отдохнуть от этого дома, и все-таки это тоже тюрьма, тюрьма, увитая цветами. Он запретил мне покидать дом без него или же без его верного пса – ирландца.

Хлоя хотела завести какого-нибудь зверька, но он запретил это. Странно, но я согласна с ним. Невозможно со спокойной совестью заставить человека или животное жить в этом доме.

Снова зазвонил телефон. Как прежде, Роуэн не обратил на него внимания, погрузившись в мир Энджелины. Он вчитывался в каждую строку так, словно она была написана специально для него. Иногда записи велись ежедневно, иногда через день, или даже с недельным интервалом. Постепенно тон их становился все, мрачнее. Роуэна охватил ужас, но даже ради спасения своей жизни он не мог бы оторваться от пожелтевших страниц.

Он становится все более ненасытным, словно им повелевают голодные демоны. Как человек может знать так много о боли? Кроме причинения физических страданий, он прекрасно умеет играть на моих чувствах. В этом он достиг неслыханных высот.

Единственное, что его интересует, – власть, контроль надо мной. Мне кажется, я даже не нравлюсь ему. Я уверена, что он меня не любит. Он не представляет себе, что означает это слово. Он не любит даже самого себя. Нет, ему нужно лишь полностью поработить меня.

Я разыскала дагерротипный портрет его матери. Он разозлился на меня за то, что я его нашла, и на себя за то, что увидел эту фотографию. Он приказал мне никогда не говорить с ним о матери, не упоминать о ней. Затем он выбежал из дома и вернулся лишь утром.

Последний абзац Роуэн прочел с огромным интересом. Может, мать жестоко обращалась с мальчиком? Наверно, малыш ждал любви, но ее не было. Энджелина написала, что он не любит даже самого себя. Возможно, неким странным образом он считал, что вина за недостаток заботы со стороны матери лежит на нем? Что раз его не любят, значит, он недостоин любви.

«Черт возьми, – подумал Роуэн. – Я не психиатр. Я не могу заниматься психическими и эмоциональными проблемами Галена Ламартина». И, более того, Роуэн понимал, что сейчас эта проблема слишком близка ему, чтобы он мог хладнокровно рассуждать о ней. Он являлся лицом заинтересованным. Заинтересованным в привидении? В женщине, жившей более ста лет назад? Да. Он не мог объяснить этого, равно как не мог и отрицать. И этот личный интерес побудил его читать дальше, хотя с каждой страницей это становилось все труднее.

Он явился прошлой ночью.

Эта запись была трогательной и одновременно страшной благодаря своей краткости. Кроме того, поражал факт, что ни в одной из дневниковых записей Энджелина не назвала своего мужа по имени. Роуэн жаждал узнать, что произошло, когда Гален явился в комнату своей жены. Об этом ничего не говорилось. Только намеки, отрывочные и неясные. Не может же правда оказаться такой ужасной, как картины, подсовываемые Роуэну его пылким и не в меру разгулявшимся воображением. Или может?

Я впадаю в отчаяние. Каждый день я отправляюсь к мессе. Ежедневно молюсь, пока не обдираю пальцы о четки. Я охрипла, повторяя: «Богородице, дева, радуйся…» Господь не оставит меня. Он пошлет кого-нибудь спасти меня. А пока я ищу утешения у отца Джона. Хотя ему неизвестно, как тяжело у меня на сердце, он чувствует, что я в отчаянии. Он обещает молиться за меня и говорит, что ни при каких обстоятельствах не следует терять веру в Бога.

Несколько часов назад Микаэла 0'Кейй сказала Роуэну, что он послан, чтобы освободить Энджелину. В глубине души он верил ей.

Глядя на записи, сделанные почерком Энджелины, видя, как она верила в то, что ее освободят, он испытывал странное чувство. Оно пугало его. Он не знал, что делать, и не представлял, во что ввязывается.

Роуэн снова подумал о рыжеволосой женщине в черном, с которой виделся утром. Кто такая эта Микаэла О'Кейн? О какой прабабке она рассказывала? Что она замышляет? Господи, Боже мой, она же гадалка! Может, все это – изощренный вымысел, блеф. Что ему о ней известно, помимо того, что она вернула портрет, прикрываясь историей о том, что, якобы, карты приказали ей так поступить. Она не взяла денег, и все-таки… Все-таки…

• Предыдущая
• 29/70
• Следующая