Необычайное путешествие - Кузнецова Вера Нестеровна - Страница 42

• Предыдущая
• 42/73
• Следующая

— Здравствуй, Мэри. Это я, твой брат Робби, — сказал фермер размякшим от нежности голосом. — А я уж думал, что мы никогда не встретимся. Вот бы не подумал, что это ты! Ведь я помню тебя молодой и красивой.

А мне, знаешь ли, повезло в жизни. Когда я с перепугу убежал из дома, то зашел так далеко, что не мог найти дорогу обратно. Меня подобрал старый фермер, у которого все дети почему-то умирали в грудном возрасте. Узнав, что у меня нет родителей, он усыновил меня. Когда я подрос, я работал с ним в поле, огороде и в саду. Моя приемная мать имела в Лондоне постоянных покупателей и всегда выгодно сбывала наши продукты. Иногда она брала с собой в город и меня. Тогда я искал вас, пока она развозила по своим клиентам сливки, масло, бекон и овощи. Но на нашей старой квартире оказались уже другие люди. Они сказали мне, что ты вышла замуж за рабочего по имени Джорж Шарп, но нового твоего адреса никто не мог сказать. Недавно мои старики умерли, и я остался полным хозяином фермы. Сейчас у меня только один работник — вот этот Джемс, да я нанял одну женщину поденно ухаживать за скотом и птицей. Когда ты сможешь работать, я ее, конечно, рассчитаю. А где наш бедный братишка, которого я тогда нечаянно ошпарил?

— Умер, — еле шевеля губами, ответила Мэри. Фермер набожно снял шляпу и перекрестился.

— Значит, я все-таки братоубийца, — сказал он. — Хотя по закону я и не виноват, но все равно этот грех лежит на моей душе. Чтобы искупить его, я сделаю все, что смогу для тебя и твоих ребятишек. Ведь это все твои дети? О, они уже годятся для легкой работы по хозяйству! Но я тебя мучаю разговором, а ты выглядишь совсем больной. Бедняжка! Выпей еще немного виски — это подкрепит тебя.

Отойдя в сторону, чтобы не мешать семейным разговорам, Вася, Валерик и Кюльжан решали, как им теперь быть с просьбой женщины из дома умалишенных. Мэри Шарп явно о ней забыла, и в ее положении это было вполне простительно. Но не принести весточки бедной Анни о ее малютке было просто жестоко.

Пока ребята обсуждали этот вопрос, Джемс занял свое место на козлах, ловко развернул фургон и поставил его лошадьми к городу.

— Садитесь, ребятишки, побыстрее, — крикнул фермер. — Я подвезу вас обратно. Мы с Мэри договорились, что я увезу ее с детьми на свою ферму. Вы можете остаться в ее квартире. Сестре она больше не понадобится. А за то, что вы не бросили ее в беде, я вам оставлю немного продуктов на первое время, пока вы устроитесь на работу. Давайте сюда ее малышку! Боже! Одни кости да кожа. Ну, да у меня для нее молока хватит. Я и свиней откармливаю простоквашей.

— Миссис Шарп, — сказал Вася. — Мои товарищи пусть едут с вами, а я останусь и попробую пробраться в этот проклятый работный дом. Ведь мы ничего не узнали о девочке, о которой просила ваша знакомая Анни.

— Я буду очень благодарна за это, — с признательностью сказала Мэри Шарп. — С этим горем, что на меня свалилось, я совсем позабыла о ее просьбе. Возьмите этот узелок с едой, что я приготовила для бедного Джо. Возьмите же… Девочка Анни тоже в этом нуждается.

Вася взял узелок.

— Миссис Шарп, — спохватился он, когда фургон уже тронулся. — А как же я узнаю девочку? Мне неизвестно даже, как ее зовут!

— Ее имя Женни. Ей лет пять. У нее совсем белые, как лен, волосики. Ну, прощайте, мой милый. Я никогда вас не забуду. Ведь вы помогли мне найти моего брата. Наконец-то мне хоть раз в жизни повезло!

И фургон тронулся, увозя в Лондон Мэри Шарп, оказавшуюся в батрачках у родного брата.

Были сумерки, когда Вася вновь очутился под зубчатыми стенами работного дома, этого последнего убежища бедняков. Он хотел пробраться туда незамеченным, но это было сделать трудно. Ворота открывались только по распоряжению старшего надзирателя для въезда и выезда каких-либо подвод, принадлежавших работному дому.

Вот и сейчас сторож открыл их перед телегой, груженной старыми корабельными канатами: их должны были растрепать в пеньку старики и дети, содержавшиеся в работном доме, в уплату за оказываемые им здесь благодеяния.

Вася быстро юркнул на подводу и прикрылся большим кругом каната. Так как темнота уже наступила, его проделка сошла благополучно. Вася рассчитывал на то, что возчик поленится разгружать подводу ночью, и его предположение подтвердилось. Тот только выпряг лошадь и повел ее на конюшню. Все же, на всякий случай, мальчик быстро перекочевал под телегу.

Несколько часов он сидел в ожидании, пока все в доме улягутся спать. Наконец, наступила полная тишина. Чтобы освободить себе руки, мальчик сунул узелок с провизией глубже под канаты и, стараясь держаться в тени, прошел к главному корпусу дома.

В окнах слабо светились ночники, и Вася, оставаясь незамеченным, мог видеть почти всех, находившихся в палатах. Все окна выходили внутрь двора. Дом строился с расчетом как можно лучше изолировать его обитателей от внешнего мира.

В первой палате, в которую заглянул мальчик, были только мужчины. На каждой постели лежало по два и даже по три человека. Видимо, кровати кишели насекомыми, потому что то один, то другой, почесываясь, вдруг поднимался и начинал сонными глазами подозрительно осматривать свое ложе. На одной постели лежал громко стонущий больной, почему-то связанный веревками. Рядом сидел старик, похожий на скелет. Он сидел, качаясь из стороны в сторону, бережно поддерживая свою руку, до локтя обмотанную грязными тряпками. Детей здесь не было, и Вася перешел к следующему окну. За вставленной в него решеткой Вася увидел маленькую комнату совершенно без всякой мебели. На голом полу сидела женщина, она держала на коленях гребенка лет двух. Очевидно, это был карцер.

Следующее окно находилось в детской палате. В ней было около сорока мальчиков разного возраста, размещенных по четверо и даже по шестеро в одной постели.

Так Вася обошел все окна дома, но ни в одном не видел девочки, которая хотя бы приблизительно соответствовала данным ему приметам.

Возвращаясь к телеге мимо ряда больших собачьих конур, Вася приостановился. Из одной из них ему послышался человеческий стон. Звук повторился. После некоторого колебания мальчик отодвинул засов, на который была закрыта собачья будка, и невольно отшатнулся. На цепи сидела… женщина.

— Мальчик! Нет ли у тебя хоть корочки хлеба? — жалобно попросила она.

— Сейчас принесу, — растерянно ответил Вася и вспомнил, что сам еще с утра ничего не ел. Но он сбегал к телеге, вытащил из узелка один сэндвич и, вернувшись с ним к конуре, протянул женщине. Та с жадностью впилась зубами в черствый хлеб.

— За что вас сюда посадили? — спросил мальчик, подождав, пока заключенная утолила первые муки голода.

— Это вместо карцера, — ответила женщина. — В карцере уже места не хватает. Да наши благодетели, видно, решили, что и карцер для меня слишком слабое наказание. Слушай! Пока ты здесь, я полежу немного. В этой проклятой будке можно сидеть только скорчившись. У меня все тело болит…

И, наполовину высунувшись из конуры, бедняжка со вздохом наслаждения вытянулась во весь рост.

— Но что вы такое наделали? — продолжал допытываться Вася.

— Не выполнила дневной нормы, вот и все, — неохотно ответила женщина. — У меня вся кожа на пальцах слезла от щипки этого проклятого каната. В первый день, когда я не сделала столько, сколько задано, мне только не дали есть, а на второй посадили сюда. Да я не одна тут… В других конурах тоже есть «квартиранты». Там трое или четверо мальчиков. Я хоть одетая, а их посадили совсем голыми. Они украли на кухне вареную говядину, предназначенную для обеда надзирателей. А раздели их, чтоб они не сбежали. Голый куда пойдет? Но уже и конур для нас не хватает. Одну маленькую девочку за то, что она все время плакала и звала свою маму, заперли в мертвецкую. Бедняжка там уже третий день!

— Девочку зовут Женни? — воскликнул Вася.

— Кажется, так. Я знаю, что ее мать за что-то отправили в сумасшедший дом.

• Предыдущая
• 42/73
• Следующая