Необычайное путешествие - Кузнецова Вера Нестеровна - Страница 41

• Предыдущая
• 41/73
• Следующая

Они подходили к небольшому мосту, построенному для пешеходов через узкую, вонючую речку, черную от грязи и отбросов. На ее низменном берегу был ряд зеленовато-черных, покрытых плесенью луж.

Выше моста расположились кожевенные заводы, еще выше красильни, отбросы которых сливались в эту же речку. Дальше шел ряд домов, черных от дыма, с разбитыми стеклами окон. Фоном этому пейзажу служило кладбище для бедных, а в стороне возвышался работный дом, огороженный высокими зубчатыми стенами и действительно напоминавший тюрьму.

Они перешли мост и уже перебирались через кучи мусора и нечистот к домам, когда Вася услышал душераздирающий хохот вперемежку с воплями и стонами, исходившими из дома, огороженного колючей проволокой.

— Что здесь такое? — спросил он, приостановившись.

— Здесь дом для умалишенных бедняков, — ответила Мэри Шарп. — Если вам неприятно, можно обойти его и пройти другим переулком.

— Я не боюсь, — запротестовал Вася. — Я просто не понял, что здесь такое. — И он демонстративно пошел вперед.

Здание дома для умалишенных, или, как его называли короче, «сумасшедший дом», когда-то было выкрашено в желтую краску, ставшую просто грязной. Зарешеченные окна без стекол давали возможность прохожим слышать все, что происходило в стенах этого печального заведения.

Когда они уже миновали «сумасшедший дом», Васе показалось, что их хозяйку кто-то окликнул по имени, и он остановился.

— Мэри! Мэри Шарп! — услышал он вторично.

Миссис Шарп тоже услышала голос, зовущий ее. Она подошла к проволоке, стараясь определить, кому принадлежит бледное лицо, показавшееся в решетке окна.

— Боже мой! Это вы, Анни! — воскликнула она. — Когда я была последний раз у моего бедного Джо, вы ведь были совершенно здоровы!

Обливаясь слезами, стоявшая за решеткой женщина рассказала, что надзирательница работного дома отправила ее сюда в наказание за то, что она отказалась идти в церковь.

— А как я могла идти, вы подумайте, милая Мэри? Ведь моя девочка заболела. Бедняжка всю ночь металась в бреду и заснула у меня на руках только к утру. Когда я попробовала положить ее, девочка опять проснулась и заплакала. Ну, как я могла идти молиться, зная, что в это время моя дочка плачет и зовет меня!

— Здесь мне ничуть не хуже, чем в работном доме, но я страшно беспокоюсь за девочку. Я ее не видела уже две недели! Умоляю вас, Мэри! Узнайте как-нибудь, что с ней. А когда пойдете обратно, скажите мне. Вы ведь это сделаете для меня, моя дорогая?

— Конечно, Анни. Можете не беспокоиться, — горячо ответила миссис Шарп. — Я взяла бы к себе вашу крошку на время, пока вас не выпустят отсюда, но ведь вы сами знаете, как мы живем. А как там мой старик?

Прежде чем ответить, Анни несколько замялась.

— Ну, все равно, вы сами узнаете, — сказала она. — Его заставили разбивать камни. От тяжелой работы рана на его руке открылась, сильно загрязнилась и гноится. Тогда его поставили к водяному насосу, чтобы он качал воду здоровой рукой. Но он был сильно истощен. Он попробовал обратиться с жалобой, но после этого с ним стали обращаться еще хуже. Лучше бы вы его взяли оттуда. По крайней мере, он хоть умер бы у вас на руках.

Смертельно побледнев, Мэри Шарп быстро пошла к работному дому.

— Не забудьте узнать о моей девочке! — со слезами кричала ей вслед Анни.

В будке перед воротами работного дома сидел старый сторож, одетый в форменную одежду тюремного образца, присвоенную всем обитателям этого филантропического учреждения.

— Разрешите мне пройти на свидание с Джоржем Шарпом, — задыхаясь от волнения и быстрой ходьбы, попросила Мэри. — Я узнала, что он болен и принесла ему немного еды.

— Вы ведь знаете порядок, мэм, — ответил сторож. Свидания даются только по разрешению старшего надзирателя. Я сейчас пойду и доложу ему. Посидите минутку здесь на скамеечке. Мне приказано открыть ворота для вывоза покойника. Потом я сейчас же пройду к надзирателю.

Мэри Шарп послушно села на указанное ей место. Девочка, лежавшая теперь на руках Валерика, раскапризничалась, и мать, взяв ее на руки, отломила кусочек сэндвича. Но малютка отталкивала хлеб и тянулась к бутылке с молоком.

— Нельзя, нельзя, доченька, — терпеливо уговаривала ее Мэри. — Ведь это для твоего больного папы. Придем домой — я сварю тебе овсянки…

Занятая возней с ребенком и своими грустными мыслями, миссис Шарп только торопливо перекрестилась, когда мимо нее проехала телега с гробом, сколоченным из некрашеных досок.

Она нетерпеливо посмотрела на сторожа.

— Сейчас, сейчас, мэм, — заторопился, тот. — Я понимаю… У меня самого семья, которую я вижу очень редко.

Но прошло не меньше четверти часа, пока сторож вернулся в сопровождении надзирателя. Он был явно смущен и старался не смотреть на Мэри Шарп. Та при виде начальства быстро встала и, передав ребенка Кюльжан, низко поклонилась.

— Вы, кажется, были женой Джоржа Шарпа? — деревянным голосом спросил надзиратель.

— Почему «была», сэр? — удивилась Мэри Шарп. — Я и есть его жена… Хотя он сейчас и находится в вашем доме, но я все-таки его жена. А это его дочь, — показала она на ребенка.

— Вы были его женой, — невозмутимо поправил надзиратель. — Теперь вы, слава богу, вдова. Поскольку покойный был вам в тягость, и вы сами привели его сюда, вы должны только радоваться этому.

— Он умер? — заикаясь, спросила Мэри.

— Третьего дня. Да его только что повезли на кладбище для бедных. Вы разве не видели телегу с гробом?

С минуту Мэри Шарп стояла совершенно неподвижно, потом она вдруг резко повернулась и бросилась бежать в том направлении, куда направилась телега с телом ее мужа. Боясь за ее рассудок, ребята поспешили следом.

Добежав до широкой дороги, ведущей в Лондон, Мэри вдруг остановилась. Навстречу ей возвращалась та же телега уже без гроба. Женщина подошла к кучеру и молча вцепилась в его рукав.

— Вы отвозили на кладбище гроб с телом ее мужа, — поспешно сказал Вася, опасаясь, что кучер может грубо оттолкнуть несчастную.

— Разве его уже похоронили? — дрожащим голосом спросила Кюльжан.

— Здесь это дело недолгое, — ответил возница. — Ведь кладбище стоит на болоте. Общая яма всегда наготове. Чуть притрусят сверху землей, пока кладбищенский поп пробормочет несколько слов и… кончен путь бедняка. Это вдова его, значит? Наши-то «благодетели», видно, и с телом ей проститься не дали.

Ожесточенно сплюнув, возница с сердцем ударил вожжами лошадь и, высказав таким образом свое сочувствие, тронулся дальше.

Мэри Шарп растерянно посмотрела ему вслед, потом ее взгляд упал на дочь, опять залившуюся громким плачем. Она сделала к ней движение и вдруг, пошатнувшись, упала вниз лицом на каменную мостовую.

Кюльжан долго возилась с бедной женщиной, стараясь привести ее в чувство, но все попытки оставались безрезультатными. Между тем, оставлять ее на дороге было невозможно. Из города уже потянулись подводы и фургоны фермеров, возвращавшихся с базара.

Пара лошадей, запряженных в большой крытый фургон, увидя распростертое посредине дороги тело, резко метнулась в сторону. Из фургона выскочил фермер в плисовом костюме и широкополой шляпе.

— Ворон ловите, Джемс, — крикнул он с сердцем кучеру. — Видно, перехватили как следует в трактире?

— Я не виноват, сэр, — оправдывался тот. — Посмотрите, чего испугались лошади?

Вася быстро подошел к хозяину фургона.

— Простите, сэр, — оказал он, — прошу вас, помогите этой женщине. Она лежит без сознания, и мы не знаем, что с ней делать. Ее зовут Мэри Шарп. Ее мужа только что похоронили.

С минуту фермер стоял неподвижно, осмысливая сказанное мальчиком. Потом медленно подошел к женщине и всмотрелся в ее лицо.

— Черт возьми! Это действительно, кажется, Мэри, — пробурчал он, оглядываясь на Васю. — Эй, Джемс! Подай мою фляжку с виски.

Без малейшего усилия он поднял с мостовой бесчувственную женщину, положил на край фургона и, приподняв ее голову, попытался напоить из фляги. С трудом разжав лезвием ножа стиснутые зубы женщины, фермер добился-таки, что она сделала конвульсивный глоток, закашлялась и, наконец, открыла глаза.

• Предыдущая
• 41/73
• Следующая