Путешествие мясника - Пауэлл Джули - Страница 11
- Предыдущая
- 11/68
- Следующая
Д. склонен к мифотворчеству. Я обнаружила в нем эту черту очень давно, во время тех нескольких ночей в студенческом общежитии, и заново открыла ее девять лет спустя, когда он переехал в Нью-Йорк и без особых усилий снова заманил меня к себе в постель. Он любит (или, вернее, «любил» — похоже, теперь мне придется привыкать к этому проклятому прошедшему времени), лежа на смятых, влажных простынях, еще не разомкнув объятий, порассуждать о предназначении и судьбе, которая свела нас именно здесь и именно сегодня. Я практически дословно помню одну из таких наших бесед, хотя с того времени прошел уже почти год.
— Понятно же, — завел он, — что это с самого начала была судьба.
Я в это время любовалась синяком, который оставили его зубы у меня на руке, чуть повыше локтя.
— Почему понятно?
— Ну взять хотя бы тот первый раз, когда я тебя увидел. Помнишь, как ты со своим Эриком явилась к нам домой?
В школе Эрик отставал от меня на один класс и, когда я уже училась на первом курсе, заканчивал школу и разъезжал по колледжам, выбирая тот, что придется ему по вкусу. Под этим предлогом он в первый раз и навестил меня. А Д. жил в том же городе, где я училась, и посещал соседний колледж. (Вся эта история так бесконечна и запутанна, и сюжетные линии в ней так тесно переплетены, что у меня не хватит сил и терпения изложить ее целиком. Это все равно что пытаться пересказать сюжет какой-нибудь триста сорок пятой серии «Баффи», а заодно и того, что происходило во всех предыдущих.)
— Ну так вот, мои почтенные родители имели привычку сдавать свободную комнату будущим студентам, а на меня не стесняясь взваливали всю грязную работу. И в тот день мне поручили дождаться этого Эрика. И вот я как дурак его весь день жду, а потом он является ну с о-оочень сексуальной девочкой.
Тут Д. укусил меня за плечо так, что я взвизгнула, и прижался своим голым передом к моему голому заду.
— Ой-ой-ой, — моментально отреагировала я, — а что это у нас здесь?
— Не перебивай, я же рассказываю.
Он глубоко зарывается пальцами в мои волосы и переворачивает меня на спину.
— И этот Эрик мне говорит: «Нет, нет, спасибо, мне ничего не надо, потому что я буду спать со своей девушкой». «Вот оно как», — соображаю я…
— Я этого вообще не помню.
— Ты забыла?
Он уже сверху и устраивает мое колено у себя на плече.
— О-о-о-х…
А ведь я и впрямь не замечала этого смуглого, худого паренька, которому еще предстояло стать Д., до тех пор, пока четыре года спустя кто-то не познакомил нас на вечеринке. Эрик, которому я хранила безупречную верность все это время, на год уехал учиться за границу; я писала ему длинные бессвязные письма и отправляла посылки. И совсем не думала о мальчике из соседнего колледжа.
А потом, незадолго до выпуска, я пришла в общежитие этого соседнего колледжа на очередную вечеринку, где, как и следовало ожидать, было много выпивки и (этого я, признаться, совсем не ожидала) вдобавок плотно закрытая дверь, преступные, упоительные поцелуи, голос Эл Грина со старой пластинки и, разумеется, секс. Мы с Д. так и не пришли к общему мнению о том, кто кого соблазнил: он считает, что я его, а я — наоборот. Но главный вопрос тут, наверное, не «кто», а «почему». Если бы вы спросили меня об этом тогда, я бы, конечно, ответила, что все дело в гормонах, дескать, мне совершенно не нравился этот костлявый парень с глубоко посаженными глазами, губами, как у Мика Джаггера и безвольным подбородком. Я бы даже не упомянула о том, как вдруг в два раза быстрее забилось сердце, когда в ту ночь я услышала стук в дверь и поняла, что это он, потому что никто другой не мог прийти ко мне в это время. Я бы ни слова не сказала о том, как он снова и снова заставлял меня кричать, хотя мне было ужасно стыдно, и я все время помнила, насколько тонкие стены у нас в общежитии.
Днем я с ним совсем не разговаривала, хотя по ночам мы много болтали. Слишком велико было чувство вины. Я даже не попрощалась с ним, когда закончила колледж. Случайно у меня сохранилась одна фотография. Ее сделал папа в тот день, когда я уезжала из общежития. До сих пор не понимаю, зачем он меня тогда снял. Неудачное, какое-то расплывчатое изображение: видно, как я иду к машине с кучей барахла в руках и, кажется, совсем не обращаю внимания на парня, который маячит сбоку, у самого края карточки. На самом деле у меня испуганно заколотилось сердце, когда я увидела его. Но стыд и ужас сделали меня жестокой.
Вполне естественно было бы предположить, что на этом все и кончится.
С вырезкой, конечно, намучаешься. Зато извлечь скёрт-стейк — это раз плюнуть. Кусок мяса, со всех сторон окруженный толстыми белыми пленками, на этот раз напоминающими не подсыхающий резиновый клей, а старую слоистую бумагу. Он уютно устроился на слое белого жира в люльке из ребер. Добычу скёрт-стейков поручают мясникам, которые вообще ни черта не умеют. Это совершенно очевидная простая мышца, не слишком дорогая и нежная, и для ее извлечения не требуется никакого особого искусства обращения с ножом. Собственно, можно обойтись и вообще без ножа. Достаточно покрепче ухватиться одной рукой за край мышцы, а ладонью другой прижать к столу слой жира и вырвать стейк одним резким движением. Нож может потребоваться только в самом конце, для того чтобы перерезать пару упрямых волокон. Да, скёрт-стейк — это детская игрушка. Уж я-то знаю. Всю прошлую неделю я вырывала их десятками из десятков говяжьих пашин. Чем-то это похоже на отдирание пластыря от коленки: много пластырей и много коленок.
Это не первый разрыв у нас с Д.
Первый случился — если, конечно не считать того раза, когда в день окончания колледжа я забилась в машину к родителям, даже не попрощавшись с ним, — на третий месяц нашего романа, после того как Эрик обнаружил первые доказательства измены.
Расставание происходило в баре — местном баре в Квинсе, куда мы с Эриком часто заглядывали вместе. Д. сел в поезд и примчался ко мне сразу же, как только получил сообщение. («Он все знает», — написала я, поскольку всегда имела склонность к мелодраме.) Помню, что взяла тогда с собой Пса Роберта — в качестве алиби, а совсем не из заботы о животном. Помню, что я много плакала и мы много целовались, а бармен, который знал меня и знал Эрика и понимал, что Д. — это не Эрик, смотрел на нас неодобрительно.
В тот раз инициатива разрыва исходила от меня.
— Я должна спасти наш брак, — говорила я, и Д. соглашался. Он рукой вытирал мои слезы, и мне это нравилось. — Эрик не заслужил этого, — продолжала я.
Д. кивал и прижимал меня к себе. Он, кажется, был готов заплакать.
— Мы не должны больше встречаться, — заключила я.
Мы долго стояли у входа в метро (Пес Роберт в гробу видел такие прогулки, но вынужден был смириться), обнимались, целовались и, наверное, со стороны выглядели, как идиоты. Я вспоминала, с чего все началось: одно короткое дневное свидание, потом другое — ни к чему не обязывающий дружеский перепихон. Я думала, что расстаться будет совсем не трудно, и теперь не понимала, почему мне так плохо. Когда я впервые сказала, что люблю его, лицо Д. вдруг так странно затуманилось, как будто я смотрела на него сквозь облачко выхлопных газов.
— Ну, наверное, мы можем встретиться еще один раз, завтра, — сказала я. — Раз уж договорились.
Д. не стал спорить.
— Но это будет точно последний раз.
Интересно, кого я тогда обманывала?
На каждую коровью тушу приходится четыре скёрт-стейка — они находятся в пашине, по два с каждого бока, прямо под челкой, и примыкают к грудинной кости. Еще не дописав этого предложения, я чувствую, как тысячи остекленевших глаз с укором смотрят на меня, словно говоря: «Нам совершенно ни к чему знать все эти подробности». Два стейка с каждого бока называются наружным и внутренним. Один из них толще, шире и длиннее, а другой вкуснее, но я никогда не могла запомнить, который именно (как видите, некоторые подробности бывают лишними и для меня). Джош несколько раз объяснял, но я постоянно забываю и не хочу больше спрашивать. Знаю только, что скёрт-стейки, так же как и «стейки мясника», являются мышцами диафрагмы, отделяют грудную полость от брюшной и заставляют работать легкие животного.
- Предыдущая
- 11/68
- Следующая
