Гроб хрустальный. Версия 2.0 - Кузнецов Сергей Юрьевич - Страница 23
- Предыдущая
- 23/56
- Следующая
Несколько лет назад все пили цветные ликеры с запахом альдегида, пили спирт "Рояль", которым было легко отравиться, пили ликер "Амаретто". Саша говорила про кого-то: он из тех мужиков, которые верят, что если девушку угостить "Амаретто" с шампанским, она не устоит.
Никогда не проверял, честно говоря. С той же Сашей мы легко обходились без всяких спиртных напитков.
Я не знаю, куда они подевались: спирт "Рояль", ликеры с запахом альдегида и "Амаретто", делавший любого мужчину неотразимым. Не знаю, куда делась Саша, крупная блондинка, воплощение мечты самца-производителя. Потому и расстались, если в двух словах.
Два пакета беру я, два отдаю Глебу. Идти недалеко, и дорога знакома: круглосуточный супермаркет, ближайший к Хрустальному. Расстояния все сокращаются: в Универ я ездил ровно час, на работу – сорок пять минут. Теперь же самый долгий маршрут – до ближайшего магазина. Десять минут, очень неспешным шагом. Вероятно, это и называется: акклиматизироваться в Москве.
Мне казалось, сорок пять минут – достаточный срок, чтобы все, чем я занимался на работе, испарилось из головы. Чтобы регистры мозга очистились, оперативная или какая там еще память готова была к восприятию мира. Но я заблуждался: сорока пяти минут никак не хватало.
Мы поднимаемся с Глебом по лестнице, лифт не работает. На стене между третьим и четвертым этажом кто-то написал: "Буду пагибать малодым". Глеб удивляется безграмотности.
– Это цитата, – объясняю я, – "Мистер Малой". Типа концепт: в Америке рэп читают негры, у нас должны быть кавказцы. Вот и акцент: "буду пагибать малодым, буду пагибать, буду пагибать".
– Live fast, die young, – переводя дыхание, говорит Глеб.
Молодыми мы уже не успели, думаю я. Молодым я был, когда водку давали по талонам, а Саша еще не беспокоилась, будут ли у нее дети. Молодые думают о другом, иногда – о смерти, но чаще – о том, как выглядеть красивей, приодеться понарядней, соблазнить представителей того пола, который их интересует, – одни приподнимают юбку, другие мешают "Амаретто" с шампанским. И тот, и другой рецепт иногда сбоят – но чаще срабатывают.
Мы сгрузили продукты на кухне, в ожидании гостей я сел за компьютер. Удобно, когда офис находится там, где живешь. Арсен еще не обновился, на странице Мая Ивановича Мухина, виртуального пенсионера из Тарту, всего две новые ссылки: одна – на какого-то московского кинокритика, сделавшего себе хомяк на израильском сервере, другая – на очередной корпоративный проект Тима Шварцера. На Geocities – новый выпуск "Марусиных рус":
Я решила сегодня подумать о лучшем, что у нас есть: о наших детях. Во-первых, их приятно делать, во-вторых, мы любим их, когда они маленькие, и стараемся не потерять это чувство, когда они подрастут. И потому для всех малышей я предлагаю сегодня Азбуку русского Интернета.
Пусть Андрей будет А, потому что с него начался и алфавит, и русский Интернет.
Пусть Бен будет Б, потому что без его программ ничего бы не работало.
Пусть Тим будет В, потому что он и так в каждой бочке затычка. И потому что тогда его домен будет называться не Тим.ру, а просто В.ру.
На Г у нас слишком много претендентов, поэтому оставим на время нашу Азбуку.
Мне приятно, что с меня начался русский Интернет. Всегда хотел быть отцом-основателем. Каким-никаким, а все-таки отцом.
Я был бы хорошим отцом. Заботливым и вместе с тем – строгим. Если бы у меня родилась девочка, я бы вырастил из нее принцессу, если мальчик – мудреца и воина. Саша никогда не сомневалась в этом – во всяком случае, до тех пор, пока думала, что у нас могут быть дети.
Я прихожу на кухню, там уже пьют принесенную нами водку. Именинница ушла в парикмахерскую, велела принимать гостей без нее, если опоздает. Гостей, кажется, еще нет – если не считать гостями дюжину людей, постоянно околачивающихся в Хрустальном.
Глеб пересказывает только что прочитанную мной русу. Странное дело – слышать в пересказе то, что две минуты назад видел на мониторе.
– Ты хочешь сказать, это смешно? – говорит Шаневич.
– Нет, – отвечает Глеб. – Я хочу сказать, что эту шутку мне только вчера пересказала Снежана. У нее на канале кто-то так пошутил. Про "в точка ру"
Я хочу спросить "ну и что?", но Шаневич уже понял: Оказывается эта Русина неплохо знает нашу именинницу!
Еще очко в твою пользу, Бен. Это и в самом деле мужик. Снимаю шляпу.
– Ты в Америке никогда не жил? – спрашивает Ося Глеба.
– Нет, а что?
– Ну, это американцы обычно стучат, – говорит Ося. – Русские как-то знают, что это не по-арийски.
Интересно, что значит слово "арийский" в устах еврея? Понятно, если бы так говорила Саша, кормилица-мать, натуральная блондинка, живой инкубатор, мечта поклонника евгеники – но она-то как раз никогда бы такого не сказала.
Той осенью пили липкие ликеры с запахом альдегида и цветом ненатуральных красителей. Мы сидели на кухне обнявшись, допивали бутылку "грейпфрут-лимона", совсем без закуски и плакали оба. Результаты обследования лежали у меня в сумке. Может, мы возьмем ребенка в детдоме? сказала она, но я покачал головой: Ты же понимаешь, я не могу лишить тебя радости материнства.
Судя по крикам в прихожей, Снежана уже пришла. Шаневич требует, чтобы она назвала всех, кто ходит на ее канал, а Снежана кричит Я не буду раскрывать никнеймы, и, похоже, плачет. Одним словом, день рожденья удался.
Ладно, говорит Шаневич, гости уйдут – разберемся. Не буду тебе портить праздник.
Снежана входит на кухню: два часа в парикмахерской не прошли даром. Волосы, еще недавно каштановые, сбегают по плечам белокурыми прядями. Она говорит сквозь слезы:
– Я решила сменить имидж. Фам фаталь должна быть блондинкой, как ты думаешь?
И привычно складывает губки в очаровательный кружок.
Саша тоже была блондинкой, настоящей, некрашенной блондинкой. Мы плакали обнявшись, допивая ядовито-желтый "грейпфрут-лимон", и сердце мое было разбито – как это и бывает, если свяжешься с фам фаталью.
Из прихожей доносятся голоса – пришли первые гости. Невысокая рыжая девушка лет двадцати, короткая юбка, черные колготки, грубые ботинки и короткая майка с психоделическим узором. Она целует в щеку Бена и Осю, говорит: Как я рада вас видеть, мальчики, – и тут же кидается к Снежане с криком: А вот кого я в самом деле рада видеть! С днем рождения!
Я видел рыженькую несколько раз, ее зовут Настя. Не знаю, чем она занимается: наверное, просто дружит со Снежаной. Есть такие девушки, которые существуют ни для чего – а может, для красоты и прочих секретных миссий.
К сожалению, Сашина миссия была нам обоим ясна. Она должна родить ребенка, а лучше – двух. Бесплодный мужчина не годился ей в партнеры.
Один за другим приходят гости. Антон, худощавый парень в футболке и джинсах, Борис Луганов, сероглазый блондин в черной рубашке и черных джинсах в обтяжку, жена Бена Катя.
В комнате Настя втолковывает Бену: Понимаешь, вся музыка, которую вы здесь слушаете, – вчерашний день. Сегодня можно слушать только техно.
– О боже, – бормочет Антон и быстро наливает водки.
– Вчерашний день, – отвечает Бен, – это лучшее, что у нас есть. Я вот за свои тридцать лет не слышал ничего лучше диско. Вы еще в вашем "Птюче" будете танцевать под диско, помяни мое слово.
Вчерашний день – почти всегда лучшее, что у нас есть. Хотя бы потому, что мы его пережили. "Амаретто", "Рояль", "грейпфрут-лимон" – мы ведь не отравились насмерть, правда?
На кухне Борис Луганов рассказывает Шаневичу, как на телевидении готовят победу Ельцина: Тут самое главное – правильно сделанный новостной ролик.
– Двадцать пятый кадр? – спрашивает Ося. – Не удивлюсь – ельциноиды и на такое пойдут.
– Нет, все проще. Мне в "Видео-Интернэшнл" на днях объясняли, что надо, скажем, показать речь Зюганова – а фоном тихо, но отчетливо, дать такой мерзкий звук, чтобы вызвать у зрителя раздражение. И дело в шляпе.
- Предыдущая
- 23/56
- Следующая