В океане «Тигрис» - Сенкевич Юрий Александрович - Страница 36

• Предыдущая
• 36/74
• Следующая

Сказал ему, что, видимо, из-за моего присутствия на борту планы экспедиции под угрозой и надо искать выход. Хватит дипломатических умолчаний.

Тур, к моему удовольствию, и не собирался отмалчиваться. Я не застал его врасплох, он ждал разговора и внутренне к нему готовился.

— Обсудим ситуацию спокойно. Самое худшее, что нам грозит, — это запрещение лично тебе, Юрий, сходить на сушу. На борту ты экстерриториален и защищен флагом ООН, а на берегу — увы. Давай думать, что делать.

— Известно что. Надуем спасательный плот, вы меня отбуксируете в море за трехмильную зону, и там я поживу на свободе, пока вы знакомитесь с памятниками древней арабской культуры.

— Это бы можно, — задумался Тур. — Но там глубины около шестидесяти метров. Как стать на якорь? И кто гарантирует, что тебя не протаранит какой-нибудь корабль?

Заведомо ироническое предложение он рассматривал всерьез! Да что ж это, мы же оба знаем, как в таких случаях по морской этике должен поступать капитан! Он должен категорически отказаться от захода в порт! Неужели чувство товарищества столь гибко и растяжимо?

Взглянули в глаза, он мне, я ему — и расхохотались. Оба разыграли друг друга, причем он меня куда тоньше.

— Не волнуйся, — подвел Тур итог. — «Галф-компани» достаточно могущественна.

Эта компания, опекающая нас, ведет все корабельные дела Омана, с ее мнением власти не могут не считаться.

— Иди шей свою сумку. Вполне вероятно к тому же, что загвоздка вовсе и не в тебе.

НОРМАН — ХОРОШИЙ АКТЕР

Через некоторое время, сидя за столом, я услышал, что Норман начинает очередной сеанс связи. Почему-то его голос доносился не из хижины — наверно, вытащил аппаратуру на палубу, так как вечереет и внутри кубрика темновато.

Голос Нормана звучал чрезвычайно отчетливо: «Итак, вы говорите, что сложность в русском члене экипажа?»

Вот и наступила ясность. «Слышишь? — Тур поблизости скреб ножом «вахтограф». — Определилось. Решай, капитан».

Тур ухмыльнулся: «А ты пойди посмотри, что они там делают».

Перед входом в хижину в наушниках, с микрофоном в руках расположился Норман. На него уставилась стеклянным глазом кинокамера Норриса.

Творилась обыкновенная съемочная показуха. Норман имитировал радиоконтакт и болтал, что в голову взбредет. Мне одновременно стало и обидно — нашли о чем трепаться, — и радостно: не пришло еще время переселяться в спасательный плот.

Как бы то ни было, а положение мое щекотливое пока что.

МАТРА ВЕЧЕРОМ

К закату оказались на траверзе Маската, миновали город и вошли в порт Матру, то есть действовали по принципу «а Васька слушает, да ест». Мол, не сомневаемся, что впустите, не сегодня, так завтра. На берегу, очевидно, полагают так же, потому что никто нас не задержал.

Удобная гавань, огражденная молами. В гавани полно гигантских кораблей и дау. Мы стали среди дау на якорь. В 23 часа подошел полицейский катер, с него осведомились, все ли у нас в порядке, и предупредили, что навестят наутро в 8. Заботливость с привкусом гласного надзора. Бог с ними, в чужой монастырь со своим уставом не лезь.

За ужином разговор вертелся вокруг фашизма и антифашизма. Тур рассказывал о своем собрате по «Кон-Тики» Кнуте Хауглянде, радисте-подпольщике, о его достойных Клосса и Штирлица подвигах. Все, кроме Детлефа, внимали с живым интересом.

Не спится. Включил приемник, настроился на московскую волну, и во владениях его султанского величества вполголоса звучит наш «Маяк».

СНОВА МАТРА ВЕЧЕРОМ

Продолжаю спустя сутки. Тот же залив, та же гавань. Берега живописны, город окружен скалистыми холмами, на вершине одного из них — старинная португальская крепость, вроде «Ласточкина гнезда» в Крыму, только побольше.

Весь день прождали разрешения на визит. Бумагу должен подписать собственноручно султан, а Е. В. не до нас. У него высокий гость из Сомали и неприятности на границе с Народно-Демократическим Йеменом. Поэтому получить пропуск для гражданина социалистической страны особенно затруднительно.

Регулярно наведывалась полиция, подплывал представитель «Галф-компани» и обнадеживал.

Утром распрощались со шхуной, сопровождавшей нас. Действие контракта истекло. Перегрузили с их борта на наш канистры с водой и запасы дерева. И настал час окончательно решать, что делать с великаном-парусом: выбрасывать или брать?

ПАРУС И РЕЙ

Напоминаю: вес паруса — более ста килограммов, четырнадцатиметровый рей — еще тяжелей.

Мнения разделились.

Мы с Карло были категорически против. Норман и Детлеф убеждали Тура, что парус необходим.

Немного расчетов. Площадь грота — 80 кв. м. Наш маленький (60 кв. м) и совсем маленький (18 кв. м) в сумме дают 78 кв. м, иначе говоря, почти то же самое. Если же поставим аль-курненский, распоротый и заново сшитый (72 кв. м), и добавим «носовой платок», получим целых 90 кв. м. Зачем, спрашивается, огород городить? Зачем мучиться с тяжеленной парусиной и неподъемным реем? Зачем рисковать мачтой?

Все это мы высказали Туру, подчеркнув, что сейчас у нас нет права на риск. Экспедиция слишком долго раскачивалась. Из двух — округленно — месяцев на плаву мы фактически плыли меньше двух недель, не прошли и тысячи километров. Корпус лодки погрузился за последнюю декаду по крайней мере сантиметров на десять — спешить надо, плыть, а не в судостроителей играть.

После долгих размышлений вслух Тур принял соломоново решение: парус отвязываем от рея и берем на борт, а рей оставляем на память о себе на дау. Коль на Мадагаскаре представится возможность, сделаем новый легкий рей и все-таки проведем испытания.

КОКОС И СИЗАЛЬ

Герман побывал в воде и обнаружил огорчительное: кокосовые веревки, которыми скреплены палубные поперечины растянулись. Тур не мог этому поверить намокший кокосовый канат не растягивается, а наоборот. Сиганул за борт Норман, следом — я. Что правда, то правда: между сигарой и веревками можно просунуть ладонь. Только растянулись не кокосовые, а сизалевые, те, что употреблялись при наращивании.

Вот уже три крупных дела предстоят: канаты подтягивать, рулевые весла чинить, уключины латать. Давно пора засучивать рукава, а мы топчемся у порога.

ВСЕ ЕЩЕ ЖИВОЙ

В сумерках пришла долгожданная весть: повелением Е. В. нам разрешено пришвартоваться у пирса, а также сходить на сушу, с семи утра до семи вечера.

Явился все тот же катер, привязался с правого борта и потащил нас к пирсу. И долго не мог выбрать, куда тащить, а когда выбрал, на радостях так разогнался, что мы со всего маха ткнулись в бетон боком и кормой. Поперечина заскрежетала и сместилась вправо. Четвертое дело! Тур негодовал, полиция улыбалась, представитель «Галф-компани» разводил руками.

Поздно вечером, когда мы ужинали на норвежском корабле «Тур-I», этот представитель сказал, что я, по-видимому, первый коммунист, который сошел на берег Омана не в кандалах. «И все еще живой», — в тон ему добавил я.

Глава VIII

Оман суша

ДЕТСКИЙ САД НА ПРОГУЛКЕ

Представьте себе базар, по-здешнему «сук», — улочки, где троим уже трудно разойтись, крошечные кельи-лавочки, гомон, разнообразие красок — нет, как бы ни были похожи один на другой восточные базары, привыкнуть к ним, заскучать на них невозможно.

И представьте себе бледнолицых, хотя и довольно загорелых людей, проталкивающихся сквозь шумную толпу.

У бледнолицых важная цель — запастись картошкой, яйцами, луком, но все их отвлекает и все поражает и поминутно вынуждает сворачивать в стороны.

Они останавливаются у лотка и глазеют на изделия из серебра, на чаши, перстни, браслеты, на оружие в инкрустированных ножнах. Прекрасная работа, высокое мастерство, но цены!! Впрочем, один из чужеземцев, увалень с яркой повязкой на голове, раскошеливается и за сто монет становится владельцем роскошного оманского кинжала, наподобие тех, что изображены на государственном гербе, — кривого, острого и обильно украшенного.

• Предыдущая
• 36/74
• Следующая