Эмблема с секретом - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 44

– Да ты просто маньяк! – сказала Барбара и рассмеялась.

– За это надо выпить! – провозгласил Том, появившийся перед ними с заветной бутылкой «Реми Мартен» в одной руке и гроздью коньячных бокалов в другой.

– Ого!

Джон зааплодировал.

– Это особый «Мартен ХО»! – с гордостью объявил Том, расставляя и наполняя бокалы. – «Экстра олд» – особо старый. Ему сто лет. Любимый напиток королевы Елизаветы! Чтоб я так жил!

Джон, как положено, поколдовал над бокалом, разгоняя напиток по стенкам, согревая его теплом ладоней и вдыхая аромат. Отсалютовал Барбаре, заговорщически подмигнул. Барбара хихикнула в ответ.

Попробовал. Ничего особенного. Коньяк как коньяк. Он решил, что просто слишком пьян. Догоняться столетним «Реми Мартен», конечно, не лучшая идея…

– Джон, старина! Ты видишь, мне для тебя ничего не жалко! – проорал ему на ухо Том. Коньяк он выпил одним махом, как водку. – Ты – мой лучший друг!

– Джон, я бы на твоем месте отдала этот несчастный значок, – сказала Барбара. Том ей почему-то показался вдруг каким-то жалким и непутевым. – Обычная титановая втулка, к тому же бракованная, сколько таких ты перещупал! Тем более у нас их два! И пойдем лучше потанцуем!

Джон посмотрел в опустевший бокал.

– Что-то я не распробовал, кажется, – с улыбкой заметил он.

Барбара покачала головой: как тебе не стыдно! Том тупо посмотрел на нее, потом на Джона.

– А-а? Что? Никаких проблем, старина!

Покачнувшись и расплескав коньяк себе на брюки, он наполнил его бокал до краев.

– Том, ты пьян! – воскликнула Элси.

– Д-для друга!.. Н-ничего не жалко! – хрюкнул Том.

– Мне тоже, – сказал Джон.

Он снова отстегнул значок и с шутливой торжественностью вручил его Тому.

– Забирай, дружище. Он твой. Если нам еще вручат какую-нибудь такую фигню… Можешь считать, что она уже у тебя в кармане.

Он поднял бокал.

– Твое здоровье, Том! Твое здоровье, Элси!

Возвращались поздно. Редкие встречные машины мигали им фарами: где-то впереди на Род-Айленд авеню заступил на ночное дежурство дорожный патруль.

– Не гони, слышишь? – сонным голосом пробормотала Барбара.

– Нормально. Я почти протрезвел, – сказал Джон.

Она откинула сиденье, устраиваясь поудобнее.

– Зато Том упился в дым, бедняга, – сказала она спустя некоторое время.

– Да.

– Странный он парень.

– Я тебя предупреждал. Зато теперь можешь похвалиться перед подругами, что пила знаменитый французский коньяк.

– Бр-р, – сказала она. – Вот это уже точно было лишнее…

– Возможно. Зато я выиграл наш спор, – сказал Джон.

– Какой еще спор?

– Ты что, забыла? – Джон удивленно приподнял брови. В его глазах отражались зеленые и красные огни придорожной рекламы. – Мы с тобой спорили, что если Том проставит коньяк, то я ночую у тебя. Вот. И еще, что этой ночью ты делаешь все, что я захочу.

Она приподняла голову и недоверчиво посмотрела на него.

– Ты врешь, эй! – сказала она. – Не было такого!

– Было, было. Ты просто не помнишь. – Он вздохнул и добавил: – Пить надо меньше, дорогая.

Она хотела как-то возмутиться, возразить, рассердиться, в конце концов… Но вместо этого неожиданно для самой себя зевнула.

– Ты ужасный проходимец, Джон Стивенс, – пробормотала она, снова впадая в сладкую дорожную дрему.

25 августа 2011 г.

Москва, Кремль

Оказывается, чужая тема Евсеева не отпустила. Внезапно его вызвали на экстренное заседание комиссии по ракетным ЧП, причем отказаться было невозможно. Радовало одно: подведут итоги – и комиссию распустят. Или соберут еще раз через месяц-другой. Но особо мешать основной работе не будут. Не должны по крайней мере.

Заседание проходило в 14-м корпусе Кремля, рядом со Спасскими воротами. В служебных помещениях сердца России Евсеев никогда раньше не был, только по телевизору видел. Собирался он туда с трепетом. Еще бы: Кремль – самый центр российской власти, к которой он приобщится!.. Специально предупредили – явиться в форме, без телефона, оружие и спецсредства исключены, кроме служебного удостоверения иметь паспорт. Ну еще бы… Он ожидал от этого визита чего-то необычного, такого, о чем будет потом много раз рассказывать своим жадно внимающим внукам.

Но все выглядело достаточно буднично. Список на входе, проверка документов, металлодетектор… И идешь между голубых елей по ровной дорожке посередине ровного зеленого газона к солидному зданию, хорошо известному по телевизионным заставкам и газетным снимкам. Вместо огромного Георгиевского зала его проводили в относительно небольшую комнату, где уже находилось человек двадцать – тоже участники совещания. Евсеев узнал среди них Гуляева, главного конструктора НПО «Циклон», с которым они работали на эсминце «Гремящий». Подошел узнать, что происходит.

– Сам не знаю, что там стряслось такого экстренного, – вполголоса прогудел Гуляев. – Меня прямо с полигона выдернули: вертолет, потом спецрейс, всю ночь летел… Наверное, Первое лицо хочет заслушать отчет своей комиссии!

Через минуту в комнату вошел молодой человек с ясными комсомольскими очами.

– Президент ждет. Личных вопросов не задавать. И вообще не задавать вопросов, только слушайте и записывайте. Прошу пройти за мной.

Они поднялись на второй этаж, где находится так называемый «Р-2» – резервный рабочий кабинет президента. Все происходило слишком быстро, в голове у Евсеева ничего не успевало откладываться. Только заметил замаскированную рамку металлодетектора в одном дверном проеме да узкие колонки системы «Янтарь»[23] – в другом. И вымуштрованных парней в костюмах с галстуками на всех ключевых точках. Впрочем, не заметить их было невозможно. Да они и не маскировались.

И вот члены комиссии уже на месте. Оказалось, что это не сам кабинет, а примыкающий к нему актовый зал, похожий на тот, в котором проходят торжественные собрания на Лубянке. Ничего удивительного – все актовые залы в России похожи, как братья-близнецы.

На первых двух рядах уже сидели какие-то важные товарищи, о высоком социальном статусе которых свидетельствовали только их спины, потому что голову никто не повернул.

На входе парни в черных костюмах быстро вклинились в группу вошедших, отдавая каждому короткую команду ровными механическими голосами.

– Третье справа в четвертом ряду, – услышал Евсеев рядом с собой.

Спустя мгновение дошло, что речь идет о кресле. Комитетская выучка помогла. Он сел на указанное место. Тут же рядом с тяжелым вздохом опустилось – нет, рухнуло – чье-то грузное тело. Евсеев повертел головой. Гуляева рядом не было, он остался где-то сзади.

Когда вошедшие расселись, дверь справа открылась, и в зал вошел сам глава Российского государства, неожиданно показавшийся Евсееву довольно симпатичным, гораздо симпатичнее, чем по телевизору. И еще моложе. Навстречу ему бросился грузный человек с покрасневшим от волнения лицом, который, уменьшившись в росте, склонился к Президентскому уху и принялся беззвучно шевелить губами.

Все встали. Президент отстранил краснолицего, поднялся на невысокий подиум, прошел к столу, коротко кивнул собравшимся и сел в кресло. Все сели.

– Начинаем работу, – буднично сказал Президент.

Человек с красным лицом уже стоял перед подиумом за легкой трибуной, развернувшись вполоборота к Президенту. Он что-то говорил. Голос его был похож на гул трансформатора. Евсеев видел рыхлый профиль на фоне окна и пытался вникнуть в смысл слов. Но слова расплывались. Профессиональное ухо не воспринимало их, с ходу отсеивало в мусор.

Проведена большая работа…

Выявлены некоторые недостатки…

Наша первоочередная задача…

Евсеев вдруг узнал этого человека. Это был Министр обороны Севрюгин. Он старательно напряг все свое внимание, но к этому времени Севрюгин закончил и сел на место в первом ряду.