Глубже - Гордон Родерик - Страница 3

— Готов идти? — прокричал он Честеру.

Его друг кивнул и неуверенно поднялся на ноги. Крепко держась за бортик платформы, он старался сопротивляться непрестанному качанию поезда, который как раз проходил несколько поворотов в туннеле.

На Честере была короткая куртка и толстые штаны, обычная в Колонии одежда, но когда от движения полы куртки распахнулись, Уилл пришел в ужас от увиденного.

За внушительное телосложение Честера прозвали в школе Честерский шкаф, но теперь от него мало что осталось. Если только Уилла не обманывал неверный свет, лицо друга вытянулось и похудело, Честер заметно сбросил вес, казался слабым, почти истощенным. Уилл не питал иллюзий по поводу кошмарных условий содержания в тюрьме. Вскоре после того, как они с Честером наткнулись на подземный мир, их поймали полицейские из Колонии, бросившие мальчиков в одну из душных и темных тюремных камер. Но Уилла продержали там всего пару недель — мучения Честера продолжались куда дольше. Он просидел там много месяцев.

Уилл вдруг понял, что смотрит на друга не отрываясь, и быстро отвел глаза. Его мучило чувство вины, ведь он знал, что сам виноват во всем, что пришлось вынести Честеру. Он и только он один отвечает за то, что втянул Честера в эту историю, движимый собственной опрометчивостью и навязчивым желанием найти пропавшего отца.

Честер что-то сказал, но Уилл не расслышал ни слова, разглядывая друга в лучах светосферы, которую держал в руках — он пытался прочесть мысли Честера. Из-за едкого дыма, окутывавшего спешившие вперед вагоны, лицо мальчика, там, где его не защищала одежда, было покрыто слоем грязи. Сажа была так густа, что лицо напоминало одну большую черную кляксу с белками глаз посередине.

Уилл немногое успел разглядеть, но было ясно, что Честер не в лучшей форме. Под грязью виднелись пурпурные пятна: кое-где краснела поврежденная кожа. Волосы Честера так выросли, что начали завиваться на концах и теперь от грязи прилипали к голове. По тому, как на него уставился сам Честер, Уилл понял, что и сам выглядит не лучше.

Он смущенно провел рукой по собственной светлой, но довольно грязной шевелюре, которую не стриг уже много месяцев.

Однако сейчас у них имелись дела поважнее. Подойдя к задней стенке вагона, Уилл уже собрался подниматься вверх, но вдруг остановился и повернулся к другу. Честер стоял на ногах с большим трудом, хотя сложно было сказать: быть может, ему просто мешало дерганье и раскачивание вагона.

— Ты сможешь? — прокричал Уилл.

Честер неохотно кивнул.

— Уверен? — снова крикнул Уилл.

— Да! — заорал в ответ Честер, на этот раз кивнув поэнергичнее.

Однако перебираться из вагона в вагон было непросто, и после каждой такой пробежки Честеру требовалось все больше и больше времени на отдых. Не упрощало их маневр и то, что поезд, судя по всему, набирал скорость. Казалось, мальчикам приходилось противостоять десятибалльному шторму: ветер жестоко бил в лицо, стоило вдохнуть — и легкие наполнялись вонючим дымом. К тому же им грозили куски горящего пепла, пролетавшие над головами, словно огромные светлячки. По мере того как поезд продолжил ускоряться, пепла в горячем потоке воздуха стало так много, что дымный сумрак вокруг мальчиков засветился оранжевым. По крайней мере, Уиллу больше не нужна была светосфера.

Они продвигались очень медленно, потом еще медленнее, ведь Честеру все труднее было держаться на ногах.

Очень скоро стало ясно, что самому ему не добраться. Честер упал на четвереньки и теперь мог лишь с трудом ползти за Уиллом, опустив голову. Тот не мог безучастно наблюдать за мучениями друга. Не слушая возражения Честера, мальчик обхватил друга рукой за пояс и помог ему подняться на ноги.

Лишь ценой огромных усилий ему удалось перетащить Честера через оставшиеся бортики вагонов, да и по дороге Уиллу приходилось поддерживать его каждую секунду. Одна ошибка: и один из них, а то и оба упали бы под массивные колеса.

Уилл безмерно обрадовался, увидев, что им осталось преодолеть всего один вагон — у него уже не осталось сил тащить друга дальше. Он поддержал Честера, и они добрались до последнего бортика и ухватились за него.

Приготавливаясь, Уилл сделал несколько глубоких вдохов. Честер едва шевелил руками и ногами, будто они ему уже не повиновались. К этому времени он навалился на Уилла всем весом — и тот едва держался. Перебраться в другой вагон и так непросто, а сделать это, удерживая под мышкой нечто вроде гигантского мешка с картошкой, — почти нереально. Собрав все оставшиеся силы, Уилл перетянул друга за собой. Со стонами, тяжело дыша, с огромным напряжением они наконец оказались по другую сторону бортика и без сил упали на пол платформы.

Мальчики тут же очутились в лучах яркого света. По полу раскатились бесчисленные светосферы. Они высыпались из непрочного ящика: он смягчил падение Уилла, когда тот грохнулся на поезд. Уилл уже рассовал несколько таких светосфер по карманам, но знал, что надо что-то сделать и с остальными: меньше всего ему хотелось, чтобы кто-то из колонистов на поезде заметил непонятный свет и пришел выяснять, что случилось.

Но сейчас мальчик был занят больным другом, стараясь поставить того на ноги. Обхватив Честера рукой, Уилл пинал ногами попадавшиеся на пути шары, чтобы тот не потерял равновесие. Светосферы беспорядочно носились туда-сюда, оставляя за собой всполохи света и сталкиваясь с другими шарами, которые в свою очередь приходили в движение, словно началась цепная реакция.

Уилл хватал ртом воздух, чувствуя, как сильно он устал, пока они преодолевали последние метры. Хотя Честер и похудел, тащить его было совсем не легко. Спотыкаясь, чуть не падая, в ярком свете вращающихся светосфер Уилл со стороны казался солдатом, помогающим раненому товарищу вернуться назад, в окопы, под вспышками вражеских прожекторов, заставших их между траншеями.

Честер, казалось, почти не замечал творившегося вокруг. Со лба его стекали ручейки пота, оставлявшие полосы на саже, покрывавшей лицо. Уилл чувствовал, как сильно дрожит друг, как он дышит — часто, тяжело и неглубоко.

— Теперь недалеко! — крикнул Уилл в ухо Честеру, заставляя его двигаться вперед, когда они приблизились к части вагона, заполненной деревянными ящиками. — Кэл вон там!

Когда они подошли к мальчику, тот сидел к ним спиной. Кэл даже не отошел от разломанных ящиков, возле которых его оставил Уилл. Недавно нашедшийся младший брат Уилла был поразительно на него похож. Кэл тоже был альбиносом, с такими же белыми волосами и широкими скулами, унаследованными мальчиками от матери, которой они никогда не видели. Сейчас Кэл сидел согнувшись, осторожно потирая затылок: при падении на движущийся поезд ему повезло меньше Уилла.

Уилл помог Честеру добраться до ящика, на который его друг тяжело опустился. Подойдя к брату, Уилл слегка похлопал его по плечу, стараясь его не испугать. Имаго велел им сохранять осторожность, поскольку на поезде ехали колонисты. Но в данном случае Уиллу не стоило беспокоиться: Кэл был так занят своими ранами и болячками, что почти не отреагировал. Лишь спустя несколько секунд (и пробормотав пару неслышных за шумом поезд жалоб), Кэл наконец обернулся, все еще массируя шею.

— Кэл, я его нашел! Я нашел Честера! — закричал Уилл, но его слова практически заглушил шум поезда. Кэл и Честер встретились взглядом, но ничего не сказали — они все равно были слишком далеко друг от друга, чтобы что-то расслышать. Хотя мальчики успели (очень кратко) познакомиться раньше, это произошло в худших из всех возможных обстоятельств: их преследовали стигийцы. Времени на любезности тогда не было.

Они отвели взгляд друг от друга, и Честер сполз с ящика на пол платформы, обхватив голову руками. Путь, который они с Уиллом только что преодолели, вымотал его окончательно. Кэл занялся своей шеей. Казалось, его совершенно не удивило то, что Честер оказался на поезде — или же его это попросту не волновало.

Уилл пожал плечами.

— Боже, что за пара развалин! — сказал он, не повышая голоса, чтобы ни один из них не услышал его слов за ревом поезда. Но стоило ему вновь задуматься о будущем, грызущее изнутри беспокойство немедленно вернулось. По общему мнению, путь их лежал в места, о которых даже колонисты говорили уважительным полушепотом. Более того, быть «изгнанным», высланным туда, в дикую пустыню, считалось одним из самых страшных наказаний, какие только можно было себе представить.