Небо на двоих - Мельникова Ирина Александровна - Страница 58
- Предыдущая
- 58/69
- Следующая
Мы вышли на склон, покрытый снежником. За ночь его верхний слой подмерз и превратился в ледяную корку.
– Как же мы спустимся? – спросила я у Шалико, оглядывая склон и не находя места, удобного для спуска.
– Должна быть тропинка, – сказал он, озираясь. – Пропала куда-то… Почему?
Мы походили по краю обрыва, но ничего похожего на тропу не нашли. Она до этого все время крутилась у нас под ногами – слабая, едва заметная – и вдруг исчезла, словно ее стерли гигантским ластиком.
– Напрасно мы влезли в снег, – сказал Вадим, – не надо было сходить с тропы.
Мы стояли на небольшой площадке, зажатой справа и слева отвесными скалами. Видно, вышли не в том месте. Перед нами стоял выбор – двигаться вниз и искать тропу или взбираться на скалы и идти по ним до тех пор, пока не найдется более или менее подходящее место для спуска. В конце концов решили разделиться. Мы с Вадимом пошли по скалам, огибавшим снежник, Шалико отправился назад искать тропу. На всякий случай изредка, подражая крику улара, перекликались.
Полоска на востоке становилась все шире, шире. Вот-вот начнет светать, а мы продолжали топтаться на склоне, не зная, что предпринять. Скоро вернулся Шалико. Оказывается, мы вышли правильно, но тропа спряталась под небывалым для начала лета мощным снежным покровом.
О том, чтобы навесить веревки, не было и речи, вырубать ступени в снегу – тем более. Мы потеряли время, отыскивая тропу, и должны были спешить. Иначе пришлось бы еще сутки отсиживаться в неприветливых холодных скалах, выжидая, когда снова стемнеет.
И тогда Вадим принял решение.
– Будем спускаться на своих двоих. Оля, – глянул он на меня с тревогой, – ты умеешь пользоваться ледорубом при спуске?
Я сердито фыркнула. За кого он меня принимает? Я шесть лет занималась альпинизмом!
На Вадима моя обиженная физиономия не произвела впечатления. Он заставил показать, как я буду держать ледоруб при торможении, предупредил об опасности залететь в камни. И мы заскользили вниз.
Сначала все шло хорошо. Я летела по склону, как на горных лыжах, оставляя за собой шлейф снежной пыли от ледоруба. Как мне пригодились навыки катания на трассах Чегета и Домбая! Работали те же мышцы – ноги, спина, плечи. Слева я заметила Шалико, справа Вадима. Они явно не выпускали меня из виду. Но, засмотревшись, как лихо завершил вираж Вадим и какой пируэт выполнил Шалико, я прозевала трещину в снежнике…
Доли секунды, поздно уходить в сторону: там краем глаза я рассмотрела нагромождение черных камней. «Нет, камни – верная гибель», – успела подумать я. И тут ледоруб выбило из рук. Он, кувыркаясь, взлетел в воздух и вонзился в снег далеко за моей спиной. Но я этого уже не видела…
Мгновение – и вспышка боли во всем теле чуть не погасила сознание. Боль, невыносимая вначале, вызвала новую вспышку – удивления, но не силе удара, а его одушевленной злости, непонятной жестокости. Вместе с толчком и болью я поняла, что перелетела через трещину, а не провалилась в нее, как ожидала. И тогда боль, как удар электрического разряда, оживила меня. Я почувствовала, что руками, ногами, животом и даже подбородком стараюсь зацепиться, втиснуться, удержаться на жестком, обжигающем, беспощадно рвущемся из-под меня снежном покрывале.
Меня несло вниз, крутило, бросало, вертело, сначала на животе, затем я изловчилась и перевернулась на спину. Лицо саднило, видно, ободрала о наст, острую ледяную терку. Потом скорость падения уменьшилась. Я уже могла в какой-то мере управлять своим телом. Теперь мне удавалось держаться в сидячем положении. Стараясь не налететь на обломки скал, я изо всех сил на ходу отгребала руками и тормозила ногами, моля бога, чтобы не кувыркнуться через голову.
Но вот остановилась. Вернее, тело мое остановилось. Я с трудом встала, сначала на четвереньки, затем – в полный рост, и почувствовала, что трясусь. Особенно дрожали ноги. Живот стянуло спазмом, и меня вырвало. Неприглядное зрелище. Я воровато огляделась по сторонам. Шалико и Вадим быстро приближались ко мне с двух сторон. Вадим что-то кричал. Должно быть, приказывал оставаться на месте. Но зачем ему видеть содержимое моего желудка?
Теперь склон был совсем пологим, гладким, и над ним не выступали камни.
Я помахала рукой, дескать, все в порядке, шагнула на снег и – снова полетела вниз. Это была насмешка над моим первым падением, ее замедленным повторением. Я снова вскочила на ноги, снова шлепнулась на снег и поняла, что от напряжения, страха и всего пережитого меня просто не держат ноги. Я села на снег и, отталкиваясь руками, с истерической яростью снова заскользила вниз. Наконец поверхность снега стала совсем ровной, почти горизонтальной. Я встала и пошла по снегу, а потом по траве и камням. Меня пошатывало, кружилась голова, но я ощущала неодолимый прилив сил, злорадную жажду мести. Чувствовала, что кто-то очень надеялся меня уничтожить, извести под корень, подло, из-за угла, без всякого повода и предупреждения.
«Эти сволочи хотели меня прикончить», – не то подумала, не то сказала я вслух. И добавила: «Но им не удалось». Потом, упав на колени, в голос заплакала.
Сквозь рыдания я слышала крик улара, затем меня позвали по имени. Вадим и Шалико подбежали одновременно.
– Жива! Жива! – как исступленный, повторял Вадим. А Шалико с изумленным видом качал головой и что-то бормотал сквозь зубы по-свански.
Еще через час мы вплотную подошли к границе. Я в недоумении присмотрелась. Разве это граница? Ни тебе знакомых по фильмам полосатых столбов с гербом Родины, ни контрольной полосы… Возможно, они где-то имелись, но не на здешних отвесных скалах, не на дне провалов, куда ни подняться, ни спуститься без альпинистского снаряжения и специальной подготовки. В заросшем держидеревом и лианами ущелье особой нужды в колючей проволоке тоже не было. Шалико привел нас верно – точно к узкому проходу в скалах. И здесь мы распрощались с нашим проводником.
Часа два мы с Добровым карабкались по горам вверх, затем спускались вниз, с трудом одолели узкий карниз над рычащим речным потоком и наконец, когда солнце взошло над горизонтом, вышли к белой скале, торчавшей над глубоким ущельем, как одинокий зуб во рту. Под нами расстилалась большая, плавно уходившая вниз ложбина с рыжими и черными пятнами пасущихся коров, со светлой зеленью травы и темной зеленью пихт, стоявших, как сказочные витязи, по краю. Между деревьями виднелись какие-то строения.
– Пастуший кош, – пояснил Вадим.
Мы спустились в ложбину по крутой тропе, терпеливо петлявшей между скалами, прошагали под пихтами и вышли на лужайку. Возле покрытой корой и смахивающей на балаган хижины горел костер, а над костром в казане варилось мясо. Рядом с хижиной была привязана невысокая горная лошадка.
Пастух с длинными седыми усами, в огромной папахе и в черной бурке, опершись на алабаш руками и подбородком, наблюдал за нами, как мы осторожно ступали по мокрым от росы камням.
– Турыст? – спросил он. – Заблудылса? Кушат будэшь, а?
– Россия… – тихо пробормотал Вадим и улыбнулся старику. – Спасибо, отец! Кушать будем обязательно!
Ближе к вечеру мы уже сидели в маршрутке, которая отвезла нас в Майкоп. До Москвы мы добирались рейсовым автобусом – на огромном «Мерседесе» с кондиционером и душем. Билеты в кассе покупать не стали – Вадим договорился с водителем, и тот за приличную сумму подсадил нас недалеко от автовокзала. Почти всю дорогу до столицы я проспала. И очень удивилась, когда Вадим тронул меня за плечо:
– Просыпайся, нам скоро выходить…
Глава 32
Мы прибыли в Москву рано утром. Еще в пути во время остановок Вадим выходил наружу и кому-то звонил, о чем-то договаривался, что-то кому-то доказывал и на кого-то сердился. Это я определяла по его лицу, когда наблюдала за ним из окна автобуса. Суть переговоров Доброва осталась для меня тайной за семью печатями. Он не торопился посвящать меня в свои секреты, а я опасалась лишний раз спросить, потому что видела, как меняется его настроение с приближением к Москве. Меняется в худшую сторону. И я уже не ждала ничего хорошего от будущего – дело времени, чтобы наручники защелкнулись на моих руках. Так что вскоре сомнения переросли в уверенность.
- Предыдущая
- 58/69
- Следующая
