На Севере дальнем - Шундик Николай Елисеевич - Страница 16

• Предыдущая
• 16/71
• Следующая

Директор минуту помолчал и задумчиво добавил:

— Вот как оно получается, дорогая Нина Ивановна. Все это уже мелочи по сравнению с тем, что было раньше, и, одна­ко, мы, педагоги, не имеем права оставлять эти мелочи без внимания...

После разговора с директором Нина Ивановна долго хо­дила по берегу моря, думая о Тавыле, о своей первой бесе­де с его отцом.

Нину Ивановну назначили старшей пионервожатой. Ком­соргу это очень понравилось.

— Вот теперь ты по пионерской части мне сильно помо­гать будешь. Комсомол же должен руководить пионерами, — полушутливо сказал он Нине Ивановне, входя с ней в пио­нерскую комнату.

Взяв один из горнов, Тынэт оглушительно затрубил.

Нина Ивановна закрыла уши руками; смеясь, подбежала к Тынэту, вырвала у него горн.

— Ну, тогда я барабанить буду! — потянулся Тынэт к ба­рабану.

Нина Ивановна схватила его за руки, улыбнулась.

— Как маленький все равно!

— Ай, как хорошо, Нина, что ты к нам приехала! — по­чему-то тихо проговорил Тынэт, останавливаясь около длин­ного стола, покрытого красной скатертью. — Скоро у нас бу­дут перевыборы, в комсомольское бюро тебя выберем...

— Послушай, Тынэт, а почему у тебя не все пуговицы на гимнастерке? — вдруг спросила Нина Ивановна.

Тынэт покраснел, что-то хотел сказать в оправдание, но возразить было нечего.

— Чего так смутился? Я ведь не обидное сказала тебе,— промолвила Нина Ивановна и мягко дотронулась до незастегнутой пуговицы на кармане гимнастерки Тынэта.

— Я пришью пуговицы! Честное слово, пришью! Если хо­чешь, еще десять штук лишних пришью!

— Лишних не надо, — возразила Нина Ивановна. — Все лишнее всегда плохо.

Тынэт долго молчал, то сворачивая в трубку, то развора­чивая журнал «Мурзилка».

— Ну почему же ты молчишь?

— Сейчас, сейчас буду говорить, — преодолевая нелов­кость, пообещал Тынэт. — Все скажу. Вот что я скажу тебе: учи меня! За пятый, шестой, за седьмой класс учи! Четы­ре класса я кончил, теперь дальше учиться хочу. Будешь учить?

— Буду.

— Ай, хорошо! Дай хоть один разок в горн подудеть или в барабан постучать!

— Не дам! Ты вот лучше скажи, комсорг, как тебе пио­нерская комната нравится.

— Нравится, сильно нравится!

— Нет, верно, еще не вполне нравится, — возразила Нина Ивановна, — иначе ты давно такую же комсомольскую ком­нату оборудовал бы в нашем колхозном клубе.

— Комсомольскую комнату? А как? У нас же нет бара­банов этих, горна тоже нет...

— А ты подумай.

Тынэт обвел пристальным взглядом пионерскую комнату, остановил свое внимание на аккуратно оформленном плакате с торжественным пионерским обещанием, на пионерской стен­ной газете, на графике успеваемости.

— Можно сделать комсомольскую комнату! — наконец сказал он. — Хорошо сделать можно. На одной стене портрет Ленина будет. На другой — красный переходящий вымпел, который наша комсомольская бригада получила. Стенгазету мы тоже выпускать можем. Соцдоговоры на стенку повесить можно. Устав комсомола на большой лист перепишем.

— А когда возьмешься за это дело? — спросила Нина Ива­новна. — Я со своими пионерами могу помочь.

—  Сейчас возьмусь! Да, да, сейчас возьмусь!

В пионерскую комнату вошли Петя и Кэукай.

—  Вот хорошо, что мы увидели тебя, Тынэт! — сказал Пе­тя. — Скажи нам, почему это твой дедушка до сих пор в дом переходить не хочет?

Тынэт помрачнел. Опустившись на стул, он подпер голову руками и, немного помолчав, сказал:

— Наверное, я возьму его на руки и насильно перетащу. Говорить с ним я уже больше не могу. Все слова, и хорошие и плохие, какие знаю, сказал ему — все равно ничего не вы­ходит.

— А может, еще не все слова пришли тебе в голову? — спросил Кэукай.

— Говорю вам — все, значит, все! — сердито возразил Ты­нэт.— На руках перетащить придется, а ярангу сжечь, чтоб он опять не убежал туда.

— Ты что это, шутишь или серьезно говоришь? — обеспо­коилась Нина Ивановна. — Наверное, опять, как с трубкой Экэчо, сделать хочешь?

— Да так... шучу и не шучу. Сержусь... — неопределенно отозвался Тынэт.

— А вот мы с Петей думали-думали и кое-что придумали...

—  Попросить вас хотели, — перебил Петя Кэукая, обра­щаясь к Нине Ивановне, — чтобы на совете дружины нашему отряду поручили разговаривать с Кэргылем.

— Да, да, чтобы нам поручили разговаривать с Кэргы­лем!— снова вмешался в разговор Кэукай.— Один раз ска­жем, второй раз скажем, еще и еще говорить будем, пока не согласится Кэргыль ярангу покинуть.

—  Где вам! — Тынэт безнадежно махнул рукой.

— А вот если мы лично говорить будем — согласится! — уверенно заявил Петя. — Всем отрядом нагрянем к нему. Не станет же он колотить нас клюкой!

—  Кто его знает... может, и поколотит. Он у меня такой ста­рик. Вот вчера я сказал ему, что на руках его в дом перета­щу, так он как стукнул меня палкой своей... до сих пор болит.

Петя и Кэукай переглянулись.

— Ничего, ребята, все это мы с вами хорошо продумаем. Вместе наступление на Кэргыля поведем, — пообещала учи­тельница. — Ваше предложение мне очень понравилось.

— А хороший старик, очень хороший! Сильно я люблю его, — задумчиво сказал Тынэт.

— Нина Ивановна, а сейчас нам с Кэукаем можно сходить к Кэргылю? — спросил Петя. — Про дом мы ему пока ничего говорить не будем, а только так... сделаем разведку.

— Ну что ж, делайте разведку, — согласилась учитель­ница.

Кэукай и Петя торопливо ушли.

— А что ж, кто его знает... может, старик и послушается этих агитаторов, — с проблеском надежды в голосе сказал Тынэт. — Он такой у меня — странный очень и, потом, сильно детей любит. Ну, если не послушается, на руках, как ребенка,перенесу, — упрямо повторил он.

— Вот что, Тынэт, давай договоримся так: и ты со мной и я с тобой по всем важным делам будем советоваться, — по­просила Нина Ивановна. — Вот сейчас, например, я хочу посо­ветовать тебе не только не переносить Кэргыля в новый дом силой, но даже и не намекать ему об этом...

— Ай, как хорошо ты сказала, Нина! Советоваться! — по­вторил Тынэт, не сводя с девушки восторженных глаз. — Бу­дем советоваться, всегда с тобой будем советоваться!

— Ну, вот и хорошо. А с завтрашнего дня мы с тобой на­чинаем учиться. Только знай, Тынэт: я очень строгая учи­тельница. Если станешь относиться к делу несерьезно, буду ругать и очень буду сердиться.

— Как так — несерьезно? Почему такое говоришь — не­серьезно? — почти возмутился Тынэт и, тут же улыбнувшись, мягко добавил: — Вот хорошо, теперь у Тынэта есть учитель. До свидания пока! Пойду в клуб, думать буду, как комсомоль­скую комнату сделать.

Петя и Кэукай застали Кэргыля в яранге за любимым его занятием: старик вырезал что-то из моржового клыка. Вокруг него на нерпичьих шкурах лежали резцы, похожие на замоч­ные ключи, всякие буравчики, пилочки, долота, кривые и пря­мые ножи, рашпили, напильники самой различной формы и величины.

Увидев мальчиков, Кэргыль сердито подергал свою ре­денькую седую бородку, потом неожиданно улыбнулся и ска­зал гостям, чтобы они расстелили оленьи шкуры и сели.

— Как много всяких пилочек, буравчиков! — удивился Петя.

А Кэукай не отрывал своих восхищенных глаз от вещи, которую вырезал Кэргыль из клыка.

— Какая красивая трубка! — восторгался мальчик.

Взяв кусочек стриженой оленьей шкуры, Кэргыль принял­ся отшлифовывать трубку.

— Скажи, а это ты не для Экэчо делаешь? — вдруг, сам не зная почему, спросил Кэукай.

Ничего не ответив, Кэргыль пососал трубку, подул в нее, затем набил табаком, прикурил.

— На-ка, попробуй, потяни, — предложил он Кэукаю.— Еще совсем недавно все чукотские дети в твои годы курили...

— А разве хорошо это было? — робко спросил Кэукай.

— Плохо, совсем плохо было. Кашлять рано начинали люди, грудь рано портили, — нахмурился Кэргыль и тут же обратился к Пете: — Может, ты потянешь?

• Предыдущая
• 16/71
• Следующая