Манолито Очкарик - Линдо Эльвира - Страница 10

• Предыдущая
• 10/22
• Следующая

Я сейчас тебе расскажу историю настоящей любви, что называется, от и до. Короче, приходит дедушка забирать меня с карате… А то папа говорит, что я сутулюсь и щурюсь, как китаец, и это никуда не годится, потому что жалко смотреть, как я сутулюсь и щурюсь, как страшный и ужасный доктор Фу Манчу из комиксов, а таких длинных когтей не отрастил. Ногти у меня черные, но короткие, это я на случай, если кому интересно.

Так вот, приходит дедушка за мной на карате и говорит:

— А где же твой лучший друг Ушан?

— Свинья он, а не лучший друг, — отвечаю я, не особо скрывая, что меня прямо-таки распирает от самой черной ненависти.

Я рассказал деду, что пока я тут махал ногами на карате, чтобы перестать сутулиться и щуриться, как этот самый китаец, которым я с роду не был, этот подлюга Ушан увел к себе домой Сусанку смотреть мультики про «Тасманского дьявола». И ведь знает же, наглая рожа, что Сусану в этом году я себе выбрал еще в первый день школы, а то в том году все прямо как с цепи сорвались и быстренько расхватали всех девчонок, так что незанятой осталась одна Джессика по прозвищу Толстуха. Ну, мы с ней два дня побыли женихом и невестой. В первый день я решил завести какой-нибудь интересный разговор и спросил:

— А чего ты такая жирная?

— А я буду оперной певицей, когда вырасту, — говорит она.

На следующий день эта жиртрестина решила отыграться. Злопамятная оказалась толстуха. Подходит ко мне и говорит:

— А ты чего в очках ходишь, а, Очкарик?

— Чтобы мне их бил мой друг Джиад, самый крутой парень в классе.

Больше мы с ней не разговаривали. А в этом году Джессику по прозвищу Толстуха, которая теперь никакая не толстуха, выбрал себе один чувак, который говорит, что он красивее меня. Он говорит, что красивее меня, потому что ходит без очков, а мне дедушка сказал, что девчонки потом, когда вырастают, больше любят чуваков в очках, потому что у них почти всегда денег больше. В общем, я еще покажу этому красавчику лет этак через пятьдесят пять!

Ну так вот, я тебе уже два часа как сказал, что Сусана Грязные Трусики ушла с Ушаном смотреть «Тасманского дьявола». Я пожаловался дедушке, что эта Сусанка никаких правил не признает, ей по фигу, кто там ее выбрал. Она с кем хочешь пойдет, если ей чего-нибудь за это дадут. Вот и получается, что у нее сто пятьдесят разных женихов, а у меня всего одна девчонка, и то это, считай, так, одни разговоры. А дедушка сказал, мало просто выбрать себе девчонку, надо ей признаться, что она тебе нравится, отвести в парк с Висельным деревом и сказать: «Ты мне нравишься утром, и днем, и вечером, и все двадцать четыре часа в сутки». И так день, другой, третий, и целую вечность, и на земле, и в космическом пространстве. Дедушка говорит, все на свете люди хоть раз в жизни что-нибудь такое говорили. Вообще-то я был не особо уверен, что мне так уж надо в чем-то там признаваться, но мама всегда говорит: «Не выделяйся, делай как все, вечно у тебя все не как у людей».

Короче, на следующий день я сказал Сусанке, чтобы она после школы приходила в парк с Висельным деревом, потому что мне надо ей сказать одну очень важную вещь. Сусанка сказала, что в это время начинается «Тасманский дьявол», а «Тасманского дьявола» она не пропустит ни за какие коврижки. А еще она сказала, чтобы я выкладывал эту свою важную вещь прямо тут, не отходя от кассы, потому что в парк с Висельным деревом она больше не ходит, а то как-то на днях подобрала там шприц, отнесла его маме в подарок, а мама мало того, что спасибо не сказала, так еще и завелась с пол-оборота и давай кричать: «Больше я тебя гулять не пущу, ни сегодня, ни завтра, вообще никогда не пущу!» В общем, теперь Сусанка ходит только по гостям, полдничать и смотреть «Тасманского дьявола», потому что дома ни у кого шприцы на полу не валяются, если, конечно, папа у мальчика фельдшером не работает.

Ну, я и позвал ее в гости. Мне же лучше: у нас дома топят, а в парке с Висельным деревом холодрыга собачья. Мама положила нам пару подушек на пол, чтобы мы не испачкали ей диван, а то она его пять лет назад обтянула новой обивкой. Это потому что накануне я сказал:

— Завтра к нам придет в гости Сусана Грязные Трусики.

Мама меня отругала и сказала, что хуже ничего про девочку и сказать нельзя, и вообще нечего девочкам под юбки заглядывать, и хватит об этом. Только когда Сусанка пришла к нам в гости и задрала платье, чтобы усесться на диван (это она всегда так делает: задирает платье, прежде чем куда-нибудь сесть), мама первая давай высматривать, какие там у нее трусики. И тут же решила усадить нас на пол, на подушки. А потом позвала меня на кухню и тихонечко так спрашивает, как ни в чем не бывало, можно подумать, сама вчера не ругалась:

— Ей что, мама не дает чистые трусики каждое утро?

Пришлось объяснять, что дает, только Сусанины трусики — это великая загадка природы, в самый раз для программы «Удивительное рядом». Ее мама приходила к «сите» Асунсьон и рассказывала, что трусики у Сусанки вечно все в земле, даже когда она весь день напролет ходит в спортивных штанах, и что надо бы позвать в Испанию ученых со всего мира, чтобы они разобрались, как это трусики, которые утром выходят из дома под спортивными штанами беленькие и чистые, к обеду возвращаются совсем черные. Почему? Тайна, покрытая мраком. Ну вот, я все рассказываю как есть, а мама мне на это:

— Хватит, Манолито, оставь ты в покое эти трусики, а то ты как заведешься, тебя не остановишь. Давай, иди лучше к своей подружке.

Такая уж у меня мама: ей отвечай только «да» и «нет», чтобы можно было поскорее отвернуться и поболтать по телефону с подружками. Поэтому она больше любит Придурка, чем меня, он у нас все делает тихой сапой. Моей маме только такие мальчики и нравятся, поэтому она и вышла замуж за папу. Папа у меня разговаривает только три раза в год: под Новый год, в свой день рождения и еще когда мадридский «Реал» выигрывает.

Так вот, я пошел опять к Сусане, а она возьми и скажи, что у Ушана телек круче, чем у меня, потому что у него экран не знаю на сколько дюймов больше, и что какао она пьет только с шоколадными шариками. Пришлось попросить дедушку сходить за шоколадными шариками. Я сказал, что если он меня выручит, я этого в жизни не забуду, даже когда он уже совсем умрет. Дедушка ушел, бурча себе под нос:

— Елки-палки, ну и девчонка, всем от нее досталось на орехи.

Тут кончился этот чертов «Тасманский дьявол», и пора было выдавать мое знаменитое признание:

— Знаешь… Я хотел тебе сказать… Мне ужасно нравится твой обруч.

Больше я ничего не смог из себя выдавить. А она мне:

— Не надейся — не получишь.

Конечно, я мог придумать чего-нибудь и получше, только она тоже хороша: нашла, что ответить. Тут мы оба довольно-таки капитально зависли. Сидели мы, сидели, пялились на рекламу, и вдруг она мне выдает:

— Слушай, а может, ты гомик?

Этого я уж никак не ожидал. Пришлось объяснять:

— Мне твой обруч нравится у тебя на голове, а не у меня.

Тут она начала ржать, как лошадь, и сказала, что представила себе, как я стою в своих очках, с челкой, которая у меня немножко торчит, и с обручем на голове. Прицепилась, как банный лист: «Надень да надень». А я ей: «не надену», а она мне; «ну надень». Я сказал:

— Ладно, нацеплю я твой обруч, только, чур, тогда ты будешь моя невеста.

А она говорит:

— Ладно, ладно.

Ей прямо до ужаса было надо, чтобы я нацепил этот чертов обруч. Ну, я и нацепил. Вечно я так: все мной командуют, кому не лень. Наверно, в жизни никто так ни над кем не смеялся, как Сусанка надо мной: она прямо-таки покатывалась со смеху, показывала на меня пальцем, теребила юбку и дрыгала ногами. Придурок, глядя на нее, тоже начал хохотать, этому лишь бы поржать, все равно, над кем. Мама пришла посмотреть, с какой это радости у нас такое веселье. Увидела меня с обручем на голове и говорит:

• Предыдущая
• 10/22
• Следующая