К черту! Но если ты сделала все эти глупости… (СИ) - Ручей Наталья - Страница 56

Расслабленная поза ведьмы сменилась настороженной. Она попыталась просканировать фон подруги и ее откинули! Как котенка, потянувшегося за клубком яркой шерсти.

— Вилла, — позвала ведьма.

— Что? — спросила подруга, не оборачиваясь. А именно глаза почему-то интересовали ведьму. И волновали глаза больше, чем затянувшееся молчание.

— Ты скоро?

Смешок.

— А ты знала? — Вилла повернулась.

И ее взгляд…

Дуана встала, будто кто-то невидимый тянул ее за ниточку. Подошла к подруге, приблизившись настолько, что ощутила на лице ее дыхание. Прохлада. Несмотря на духоту города и закрытые окна в доме.

Прохлада, несмотря на теплый взгляд — рентген. Ощущения были такими, будто принимая горячий душ, она вместо мочалки натиралась ежовой рукавичкой. Открывая поры, выбивая из них грязь и отмершие частички, заглядывая вглубь, не осталось ли чего. Но… Вилла не могла читать мысли. Не могла копошиться в ее голове с таким невинным видом. Не так ли?

— Знала о чем?

— Кто мой отец. Ты знала, ведь так?

И снова взгляд с хитринкой, и снова добрый, убеждающий: не переживай, ты мой друг; но ведьма почувствовала, как тело покрылось мурашками. То ли от вопроса, прозвучавшего так некстати, то ли от взгляда обычной корри, которая не могла и не обладала магическими способностями, но сейчас определенно удерживала контроль над ведьмой. То ли от внезапного порыва ветра, который, пробежавшись по оранжевым занавескам, изморозью осел на позвоночнике.

— Да, — не стала лгать.

Знала всегда, но впервые поняла, кто перед ней. Поняла и почувствовала нечто похожее на… страх.

— Вилла…

Остановила себя на полуслове, не веря, всматривалась в веснушчатое лицо. Не корри перед ней. Не девочка, которая рыдала над разорванными бусами и не решалась пройти через зеркало к желаемому.

Взрослая девушка, в глазах которой, не таясь, искрятся страсть и любовь.

Дочь императора.

Ее императорское высочество.

— Прости… — ведьма почувствовала, что задыхается под ее взглядом, и вина клещами стиснула грудь. Слова давались с трудом, ноги дрогнули. Неимоверным усилием она подавила внезапный порыв опуститься на колени. — Прости…

Взгляд Виллы стал жестче. Или всегда таким был? Нет, встряхнула головой ведьма, никогда не замечала в них серого тумана, и никогда он не выворачивал душу так, что хотелось кричать и молить, пока не получишь прощения, и слабость… Предательская слабость пугала сильнее холодных глаз, которые считывали мысли с изяществом и накручивали приказ на сознание:

— Ты никому не скажешь, что перенесла меня в Анидат.

Ведьма кивнула, тут же встряхнула головой, сопротивляясь. Подумала пассивно, что все равно разболтает Алиша…

— Мама меня не предаст, а ты об этом забудешь.

Подтекст читался четко: «не предаст в отличие от тебя…»

И не ясно, что холодней: глаза или голос? И от чего больше тянуло плакать и каяться на согнутых ногах, пока не рассыплются коленные чашечки? Упрек. Или нет? Упрек. Она знает… Прочла… С легкостью пропустила через себя столько лет, и так быстро…

— Ты, действительно, дочь императора… — выдавила пораженно.

— Я знаю. Присядь.

Ноги ведьмы послушно подкосились, и она с удивлением поняла две вещи: она не проверила, куда садится — просто тупо повиновалась; и диван минуту назад стоял у окна, а не позади нее. Голова закружилась от волны новостей и открытий.

— Я скоро, — пообещала Вилла и поднялась по лестнице в свою комнату.

Соблазн задержаться в доме огромен, но ностальгия грозила нахлынуть лавиной и смести ту хрупкую грань, что удерживала от крушения. Минута — не больше, дала себе слово. Подошла к окну, открыла, с любовью глядя на зеленые ветви старого дуба, тянущиеся к подоконнику, желтые лучи солнца, настырно заглядывающие в окно, несмотря на преграду, улицу, по которой неслась толпа пыльных мальчишек.

Вот один из них случайно сбил девочку в красивом розовом платье. Она упала на землю и захныкала, увидев, что теперь оно вовсе не новое. Мальчик, насупившись и исподлобья посматривая на невиданное капризное чудо, подошел ближе. Словесная перепалка, и вот, карамель переместилась с одной ладони в другую.

Казалось, кто-то рисует эту сцену для Виллы. Дескать, смотри, ничего в мире не изменилось, ты просто повернулась не в ту сторону.

Настырное желание идти дальше, добиться цели, подпитывалось теперь охотой жить, дышать, творить, любить.

Дом мог быть старым, маленьким и для кого-то неуютным, но не зря он послужил толчком к бурлящим потокам силы. Ничто так не питает дерево, как его корни.

Глаза открылись не только на прошлое, но и тех, кто окружал в прошлом. Более того, указали причину, почему они это делали. Еще минута в гостиной — и ведьму сошкрябывали бы вечно голодные гиены, но Вилле удалось сдержать рвущуюся наружу ярость. Отчасти, охладила логика, потому что ей нужно вернуться в Ристет, а телепортация — пока еще темная лошадка и неясно, прилагается ли к ней седло. К тому же, только идиот сожжет гнилые мосты, не зная наперед, есть ли впереди тропинка получше.

Вилла улыбкой поблагодарила художника, наполнившего ее душу теплом, закрыла окно и отошла вглубь комнаты. Деревянная шкатулка, на полке над столом, между книгами, распахнув крышку после щелчка, отдала драгоценность. Вилла прижала к губам камень, подаренный Доном на четырнадцатилетие. Улыбнувшись мечтательно, сомкнула его в кулаке. Все, пора. Император, конечно, в курсе, где она и почему, но другим жителям замка знать необязательно.

По крайней мере, пока.

К тому же, для них это пустяк, подумаешь: черная жемчужина. Не белая же! Не оглядываясь, чтобы не усомниться в правильности своих решений, Вилла чуть замешкалась у порога и вышла из комнаты.

Ступени скрипом провожали ее уход, словно предчувствовали новое расставание, но рефлексировать не время и не место. Потоки с трудом контролируемой силы и ярости крутились внутри холодным клубком ядовитых змей, просились на свободу, требовали ее с алчностью. Покачнувшись, Вилла чудом успела ухватиться за перила.

— Ты в порядке? — подскочила ведьма.

— В Ристет, — отдала приказ.

На разговоры и тем более, объяснения, нет сил. Ярость от близости ведьмы недоуменно булькнула — как водка в термосе, потянулась, требуя свое, призывая обиду подключиться к нападению.

Картинки из прошлого ведьмы, которые считала Вилла, замелькали перед глазами упреком, а внезапная боль требовала чем-то жертвовать. Отдай, что просим, отдай, что законно, заслуженно наше или плати сама! Что выберешь?!

— Дуана, — хрипя, повторила Вилла, — в Ристет.

— Мне нужно тебе объяснить…

— Позже.

Пауза, тихий стон, а может быть, показалось; сожаление и серая дымка вместо знакомых, понимающих глаз.

— Ты была права: некоторые женщины стоят всех моих грубых эпитетов, и даже больше. В Ристет. Немедленно.

Ведьма, опустив глаза, обняла ее, чтобы телепортировать.

Ошибки нет, с горечью подумала Вилла, хотя она и внове читать мысли. И друзей у нее теперь нет, потому что отношения с Доном давно сменились другими, запутанными, отчасти болезненными, но глубокими, а Дуана… именно она превратила его в ту сущность, которой он отныне является.

В Наб и Городе Забытых Желаний Вилла тосковала по свету и солнечным лучам, а сейчас ей не хватало сумеречного покоя и вуали ночи, которые позволили бы, не закрывая глаз, не зашторивая окон, очутиться в уютном коконе.

Ее тело все еще дрожало от потоков силы, которая напомнила о себе так внезапно и так небрежно разрушила привычный мир. Император говорил, что ее дар только просыпается. Только… А что будет, когда он проснется? Как заявит о себе? Что даст взамен опустошению, которое сжимало сердце, выворачивало душу наизнанку и требовало давить, мстить, крушить только потому что можешь! Теперь ты знаешь и можешь!

Монотонное раскачивание в кресле-кочалке удерживало на грани. Казалось, одно резкое движение, чей-то шепот, и сорвешься. Не упадешь — наоборот, воспаришь над прошлым и прошлыми, поднимешься так высоко, что многое обмельчает, вот только никто не гарантировал, что сможешь вернуться. И захочешь ли?