Недалеко от Земли - Караваев Роман - Страница 61

• Предыдущая
• 61/96
• Следующая

По дороге в деревню Никита рассказывал разные смешные истории, случавшиеся с ним в прежней жизни, девушка звонко смеялась, а меньшой Плотников только хитро и понимающе прищуривался, не покушаясь, впрочем, на то, что со всей очевидностью возникло между его сестрой и вновь обретенным старшим другом. По-своему он тоже был умиротворен и даже счастлив. Соседские пацаны теперь умрут от зависти, и хотя Никита сказал, что надо избегать гордыни и похвальбы, но один-то раз похвастаться все же не мешало. Тем более, что есть чем. Играй степенно трусиґл рядом с Федором, деликатно не обращая внимания на хозяина с его пассией, мол, у вас – своя компания, а у нас – своя.

Прасковья Кузьминишна встретила их на крыльце старого, но еще крепкого и ухоженного деревянного дома, вытирая мокрые руки полотняным полотенцем. Оказалась она женщиной приятной, совсем не деревенской наружности, статной и довольно улыбчивой. Увидев Никиту, она тут же забыла о своем справедливом желании устроить детям нагоняй, растерялась и только и сказала: «Никак гости к нам». Уже позже, когда они сидели за покрытым цветастой скатертью столом, уставленным всевозможными разносолами, извлеченными из погреба по случаю нежданного знакомства, вели неторопливую беседу и прихлебывали из объемистых кружек свежезаваренный чай, когда первые впечатления друг о друге достаточно сложились и по ходу выяснения за разговором различных мелких подробностей в значительной мере оправдались, когда от внимательного и оценивающего взгляда хозяйки не укрылось трепетное отношение героя деревенских слухов к ее дочери, вдруг с простодушной бабьей прямотой прозвучало: «А ты, Никита, никак в зятья ко мне набиваешься?» «Набиваюсь, – не дрогнув, ответил лесник. – И надеюсь, что вы мне не откажете». «Ха», – сказал Федор, удостоверившись в правильности своих наблюдений, и с независимым видом удалился из горницы. «Давно она по тебе сохла, – разглаживая скатерть, Прасковья Кузьминишна подняла испытующий взгляд на гостя. – Дождалась вот. Видать, судьба. Не обижай ее, Никита… хотя чего это я. И так вижу, мужик ты хороший. А она-то уж у меня…» Маша, побледнев и потупив взор, сидела молча, такого скорого материнского откровения она никак не ожидала. «В общем, доверяю я тебе дочь, – глаза хозяйки потемнели. – А там уж сами смотрите».

Дальнейший разговор Никита запомнил плохо, вернее, совсем не запомнил, потому что голова вдруг стала тяжелой, мысли расплывчатыми, а сердце засбоило, и по телу разошлась волна слабости. «Что это со мной? – удивился он. – Совсем сдурел от радости?» Кое-как собравшись, все-таки многолетний тренинг – великая вещь, Никита постарался, чтобы его внутреннее смятение хотя бы внешне было незаметно.

Когда наступила пора прощаться, он уже вполне взял себя в руки и даже, удивляясь невесть откуда взявшейся храбрости, испросил у Прасковьи Кузьминишны разрешения на то, чтобы Маша с Федором погостили у него несколько дней. Та посмотрела на лесника долгим взглядом и молвила: «А это уж она сама пусть решает». Девушка проводила его до калитки, и там, в уже сгустившихся сумерках, прильнула к нему, поцеловала в колючий подбородок и шепнула: «Мы обязательно придем завтра».

Всю обратную дорогу Никиту просто распирало от необычных для него чувств. Пожалуй, такой легкости и совершенно фантастического ощущения грядущих праздничных перемен он не помнил с юности. Верный пес, всегда чуткий к настроению хозяина, носился вокруг него широкими кругами и изредка ликующе взлаивал.

А ночью бывшего спецназовца опять скрутил застарелый кошмар. Снова распускался на броне зловещий огненный бутон, и Никиту корежило и разрывало на части, а Играй тыкался холодным мокрым носом во вцепившиеся в покрывало пальцы и жалобно повизгивал. Снова когда-то чудом выживший воин дрожащей рукой отирал со лба ледяной пот, пытаясь разглядеть, что таится в плотно обступившем его мраке. И снова бесконечно тянулись часы, оставшиеся до утра, они могли принести успокоительное забытье, но могли и еще больше разбередить терзаемую видениями душу.

Новый день должен был все изменить. Откуда-то Никита знал это. Или его согревала рожденная накануне надежда. На будущее, в которое придет Маша.

Утро, как всегда, он встретил на поляне, раскручивая спирали боевых комплексов. А до медитации дело снова не дошло. Едва солнце повисло над верхушками самых высоких елей, Играй радостно тявкнул и усиленно завилял хвостом. По тропинке, за много лет утоптанной лесником до каменной твердости, шли Маша с Федором. «Ну, вот и все, – подумал Никита. – Прощай, прежняя жизнь!» Он расплылся в улыбке и шагнул им навстречу:

– Здравствуйте, пташки ранние! Наверное, не выспались, а?

– Ты-то тоже не в постели, чай, валяешься, – по-взрослому ответствовал Федор. – Ну и мы – люди привычные.

Никита насмешливо фыркнул, а Маша, приобняв брата за плечи, сказала:

– Еле добудилась этого привычного человека. Спал, как сурок.

И легко коснулась руки обитателя лесной глуши. Того словно током ударило. «Да ты никак боишься, а, старлей? – мелькнула шальная мысль. – Боишься поверить в свое счастье? В то, что наступает время перемен? Совсем одичал в тайге…» И он, совершив над собой приятное насилие, накрыл ее узкую, прохладную ладошку своей широкой огрубевшей дланью и снова улыбнулся, на этот раз с облегчением и благодарностью.

Потом он, как и накануне, гонял Федора по поляне, пока с мальчишки семь потов не сошло, еще около получаса они уделили внутреннему созерцанию, когда мокрого, как мышь, адепта боевых искусств сушили ласковые лучи еще не вовсю разошедшегося солнца. Маша все это время заинтересованно наблюдала за ними, сидя на окраине поляны и почесывая за ухом прикорнувшего рядом Играя, вконец разомлевшего от привалившего фарта. А после финального, медленного и глубокого, выдоха Никита предложил гостям совершить омовение, благо речка недалеко, и вода уже успела прогреться. Так и сделали.

В общем, когда наступил вечер, выяснилось, что день пролетел, как единый счастливый миг, и масса впечатлений слилась в сплошное, яркое и эмоциональное пятно.

После ужина, устроенного на веранде, Никита запалил во дворе костер, и они сидели, глядя на трепещущий под легким ветерком огонь, разгоняющий подбиравшийся вплотную мрак и заслоняющий казавшиеся особенно крупными в этот вечер звезды. Федор, впрочем, долго не задержался. Глаза его стали слипаться, и благодушный хозяин, подхватив мальчишку на руки, отнес его в одну из комнат, примыкавших к гостиной, раздел и уложил в кровать. К костру он вернулся, держа в руках бутылку «Хванчкары» и два бокала.

Присев, он вытащил пробку, разлил в тонкостенные вместилища просвечивающее багрянцем в отблесках костра вино и перехваченным голосом сказал:

– Маша… я хочу выпить за нашу встречу… Мне трудно говорить сейчас…

– Не говори, – серьезно ответила девушка, глядя на него блестящими глазами. – Потом. Давай, просто выпьем.

Они сделали по три медленных глотка и, не сговариваясь, разом отставили бокалы. Маша встала, обойдя костер, подошла к нему вплотную и положила руки на его плечи. Никита растерянно поднялся, ощущая неповторимый аромат луговых трав, казалось, окутывающий тоненькую фигурку его избранницы с ног до головы, робко обнял ее за талию и осторожно привлек к себе. Губы их встретились.

И мир опять взорвался и раскололся на разноцветные брызги, только на этот раз взрыв принес не боль, а невыразимое наслаждение. Не сознавая более поступков своих, он подхватил Машу и так, бережно неся возлюбленную, совершенно не чувствуя веса и только ощущая тело ее, нежное и словно сотканное из лунного света, пошел к дому. Не чуя под собой ног, поднялся на второй этаж, подцепил носком ботинка приоткрытую дверь в спальню и шагнул к своему ложу.

До сих пор воспоминания об их первой ночи вызывали в нем сладкую истому. Маша была неистова. Казалось, все, что копилось в ней годами в ожидании близости с любимым, выплеснулось через край в единый миг. Она не стеснялась, как можно было бы ожидать от деревенской девушки, правда, к тому времени ставшей уже городской, она предавалась любви, забыв обо всем на свете, напрягаясь всем телом и распахивая душу. Никита же просто растворился в этом тайфуне страсти, стремясь не упустить ни одного порыва и ни одного трепетного касания. Мир вокруг них перестал существовать, и время остановилось.

• Предыдущая
• 61/96
• Следующая