Неподвижно летящая стрела - Бош Диана Борисовна - Страница 36

• Предыдущая
• 36/51
• Следующая

Макар вздохнул.

— Я уже не жилец. Маму вот только сильно жалко…

— Не раскисай раньше времени, давай, рассказывай дальше.

— После кафе я пошел домой. Уже когда подходил, увидел Михаила с отцом. Григорий Николаевич бросился ко мне, схватил за куртку и опять начал орать про долг и про деньги. Теперь уже посыпались угрозы. Старченко-старший сказал, что если я немедленно не верну деньги, то он меня посадит в тюрьму, а у моего отца будут большие неприятности.

— И что ответил ты?

— Я повернулся к Михаилу и говорю: «Скажи, Миша, только честно, разве я у тебя деньги когда-нибудь занимал?» И представляете, он промолчал! Только голову опустил и сопит. А как только его отец в сторону отошел — ему кто-то на мобильник позвонил, он тут же мне скороговоркой и говорит: «Выручай, отец убьет меня, если узнает, что я еще и тебе должен!»

— А ты что?

— Я отказался. Ты, говорю, понимаешь, о чем просишь? Тебя убьет, а меня что, помилует? Мне показалось, Михаил понял. Потому что, когда Григорий Николаевич вернулся, он вдруг выпалил, что денег мне никогда не отдавал. Я вздохнул облегченно, подумал, проблема решена. Мы разошлись мирно, и я поехал домой. Но минут через десять-пятнадцать позвонила мать Михаила Старченко, и все началось сначала.

— Что тогда произошло?

— Она очень спокойно представилась и ледяным тоном сказала, что или я отдаю им деньги, или она меня посадит. Потому что она бывший следователь и всех, кого нужно, знает. Недели через две я узнал, что Григорий Старченко написал на меня в полицию, заявив, что я вымогал деньги у его сына Михаила. Я рассказал все отцу, и он написал встречное заявление. Воды можно?

— Конечно, — Марк достал из тумбочки стакан и налил воды. — На, пей.

Макар жадно выпил, вытер ладонью рот.

— Спасибо, — он отставил стакан в сторону.

— Что за история с телефоном? Я читал материалы дела, следователь Александров настойчиво интересовался тем, куда ты дел телефон. Что случилось с твоим телефоном и откуда такой интерес к нему у Александрова?

— А я почем знаю, — буркнул Макар, моментально насторожившись.

— Макар, я на твоей стороне, ты забываешь. И я хочу понять всю эту историю с телефоном. В деле говорится, что Старченко брал в кредит мобильный телефон и якобы отдал его в счет долга тебе.

— Все было совсем не так.

— А как?

— Это он сам брал у меня сотовый телефон. Как-то раз пришел и говорит: «Выручай, потерял телефон. Дай на время, пока себе не куплю». Я отдал старый, у меня все равно без дела валялся. Через две недели спрашиваю, а он отвечает, что телефон мой продал. Обещал деньги вернуть, но так и не вернул. По поводу того, что он брал в кредит мобильник, я вообще ничего не знаю.

— С бильярдным кием что за история была?

— Никакой истории! Миша дал мне поиграть, у него хороший, дорогой, от известной фирмы.

— Сам?

— Да! Вы мне не верите… Я пару раз только с ним в бильярдный клуб сходил.

— Сколько времени у тебя находилась чужая вещь?

— Около месяца. Потом этот кий нашел мой отец и сказал, чтоб я его немедленно вернул. Я пошел с друзьями к Михаилу и отдал ему кий.

— Ладно, поехали дальше.

Марк положил перед собой копию документа с данными судебно-медицинской экспертизы и зачитал вслух:

— Что скажешь по этому поводу? Тебя сильно били?

— Да… и не только это… — прошептал еле слышно Макар, низко опустив голову.

— Что еще?

Макар покраснел.

— Я не хочу об этом говорить. Мне стыдно.

— Чего хотели от тебя?

— Требовали, чтобы признался в убийстве Старченко.

— То есть ты утверждаешь, что его не убивал.

— Да.

— И тебя заставили написать признательные показания.

— Да. Я после перенесенных травм и операций не выношу боли. Совсем. У меня животный страх перед физической болью остался. И еще мне грозили, что убьют всю мою семью. Сестренкой шантажировали.

— Это как?

— Дескать, сначала они на ее глазах убьют родителей, а потом придет очередь ее, — Макар тяжело задышал. — Я очень за нее испугался.

— Что дальше было?

— После того как возбудили уголовное дело, я поменял показания. Было это в присутствии назначенных адвокатов, а также адвоката Горячева. Я сказал, что не имею никакого отношения к гибели Старченко.

— К сожалению, обвинение в отношении тебя в суде будет строиться на основании твоих первичных показаний. И показаний Фокина. Но я, как твой адвокат, сделаю все, от меня зависящее, чтобы помочь тебе и установить истину. Макар, ты сказал, что боишься боли после травм и операций. Что с тобой произошло, можешь рассказать подробнее?

— Я увлекался маунтинбайкингом — это такой вид велосипедных гонок в горах. Подъемы, повороты, спуски… На одном из поворотов я слетел вниз. Руль врезался в живот, два ребра оказались сломаны, сотрясение мозга и сложная травма бедра. Я вообще не понимаю, как я выжил. В больнице собирали по кусочкам, как мозаику, — он невесело засмеялся. — Бедные мои родители, сколько я им уже горя принес… В то время у меня еще были нормальные отношения со Старченко, и он иногда приходил проведывать меня в больницу. Однажды пришел, а я от боли корчусь. Видно, действие обезболивающего уже закончилось, а новый мне не дали. Миша быстро метнулся куда-то и вернулся довольный, с таблетками трамала. Сказал, что сам принимает их иногда, чтоб расслабиться. Я выпил, стало легче. Мы с ним потом шутили, анекдоты рассказывали друг другу. Появилось чувство, что таблетку глотнул — и ты герой. Когда понял, что привыкаю, испугался. Признался родителям, они помогли избавиться от дурной привычки.

— А Старченко как? Дальше принимал трамал или нет?

— У него были с этим проблемы. Мишка плотно на колесах сидел. Мне кажется, его мать решила, будто это именно я приучил его к таблеткам. Не знаю, может, это он сам ей так рассказал.

За время, прошедшее с ареста сына, Альбина высохла и почернела. Она стала похожа на тень самой себя, какой она была когда-то. Приятели и друзья, давно и близко знакомые с ней, при встрече торопливо отводили глаза. Да она и сама старалась не сталкиваться ни с кем взглядом: тяжело видеть на лицах людей откровенную жалость.

Но сама она запрещала себе жалеть себя. Ей казалось, что если позволить себе малодушие, дать волю эмоциям, то жизнь покатится как снежный ком с горы. И тогда эта глыба, набирая скорость, подомнет под себя все, что встретит на своем пути. Все то, что еще можно попытаться спасти.

Эта борьба Альбины с самой собой изнутри сжигала ее, забирала последние силы. При росте сто семьдесят пять сантиметров она уже весила всего сорок девять килограммов. Щеки ее ввалились, глаза горели лихорадочным огнем. Днем и ночью она чувствовала себя как сжатая пружина, готовая в любой момент распрямиться. Но облегчения не наступало. Утром она просыпалась с лицом, залитым слезами, и с ноющими от физической боли мышцами.

Муж, Арсений, с тревогой поглядывал на Альбину. Сам он не так давно выписался из больницы после сердечного приступа и теперь боялся за жену. Ее душевное состояние внушало ему серьезные опасения.

Альбина шла к морю на свое любимое место у маяка. Плеск волн всегда успокаивал ее, и раньше она часто бывала здесь. Ей нравилось, сидя на берегу, наблюдать за неторопливой игрой волн. Но сейчас ей было так плохо, ничто не в радость. Все ей приходилось делать через силу, заставляя себя. Даже те вещи, которые раньше приносили удовольствие, не умиротворяли.

• Предыдущая
• 36/51
• Следующая