Балаустион - Конарев Сергей - Страница 28
- Предыдущая
- 28/235
- Следующая
Тем временем в особняке повсюду зажгли огни, со всех сторон набежали рабы и солдаты. Большая часть этой массы толпилась перед парадным входом особняка, и гудела, как растревоженное гнездо диких пчел. Внутрь, насколько мог видеть со своей позиции Леонтиск, прошли только с десяток солдат и несколько представительных членов македонского посольства.
Внезапно Леонтиск услышал голоса, приближающиеся со стороны улицы. Бежать было поздно, поэтому юный афинянин что было сил прижался к шершавому камню стены, моля всех богов, чтобы остаться незамеченным. Впрочем, эта предосторожность была напрасной: спешившие в сторону ворот трое или четверо военных прошли слишком далеко, чтобы разглядеть притаившегося наверху девятифутовой стены мальчишку. Сам он этого, впрочем, не знал, и лежал совершенно неподвижно, каждый миг ожидая окрика.
– Гиппий, что там случилось у македонцев, ты не знаешь? – донесся вместо этого голос одного из военных.
– Не имею понятия. Только что оттуда прибежал курьер, сказал только, что какой-то вооруженный злоумышленник пробрался в резиденцию македонян.
– Похоже, опять покушение на царя Кассандра, – мрачно проговорил третий. Леонтиск с волнением узнал голос отца. Юному афинянину с большим трудом удалось подавить желание немедленно спрыгнуть со стены и окликнуть родителя.
– Не исключено, – протянул первый. – Эти фанатики, наслушавшиеся «свободных» философов, способны на все.
– Великие боги, и это во время священных Игр! – воскликнул Гиппий. – Ну, будет буча, это я вам обещаю!
Голоса и шаги удалялись, стали едва слышны, затухли совсем. Леонтиск посмел оторвать лицо от камня. Со стороны особняка раздался всплеск возбуждения и крики:
– Поймали! Поймали!
– Схватили негодяя!
– Смерть ему! Смерть!
– Убийца!
Услышав это, юный афинянин окончательно пал духом и, помня наказ царевича, соскользнул со стены и поспешил вернуться к лагерю спартанцев.
– И чем это все закончилось? – она настолько увлеклась рассказом, что Леонтиск не смог отказать себе в маленьком удовольствии.
– Поистине печальной сей истории конец услышите вы в раз иной, – подражая повадке профессиональных рассказчиков, протянул он. И добавил, уже своим, обычным голосом. – Уже поздно, солнце мое. Юным девушкам вредно находиться в сырых подземельях дольше половины суток. У них от этого груди спадают.
Говоря это, он беззастенчиво вытаращился на упругие округлости, выпиравшие из-под белоснежной ткани столы, в которую была одета девушка. Проследив направление его взгляда, она порозовела – кто скажет, от смущения или от удовольствия? – и воскликнула:
– Хам! Рассказывай немедленно! Хочешь, чтобы я ночью не уснула?
– Но уже действительно поздно. Даже Полита с этой обезьяной уже успокоились, это при их-то возможностях! Да и твой папа, не приведи боги, прознает, и запретит тебе сюда приходить.
– Не запретит, – отмахнулась красавица. – Ты вот что, дружок, зубы мне не заговаривай. Рассказывай, что было дальше, иначе… иначе…
Она сжала губки, придумывая достойное его наказание.
– Что «иначе»? – поддразнил ее Леонтиск.
– Отдам тебя Полите на растерзание, вот что! Прикажу тебя связать, а она тебя заласкает до смерти!
– О-о! – Леонтиск с готовностью поднял обе руки. – Я согласен! Зови ее!
– Ах, вот как?! – брови Эльпиники угрожающе выгнулись.
– Великие боги, ты думаешь, легко сидеть тут целыми сутками, глядя на все твои прелести и не имея возможности до них даже дотронуться?
– А хочется?
– Хо, еще как, клянусь богами!
– Хм-м… – она, словно в задумчивости, опустила глаза, потом хитро посмотрела на него из-под ресниц. – Возможно, я и предоставлю тебе такую возможность… когда ты выйдешь отсюда.
По мгновенно изменившемуся выражению его лица она поняла, что сказала не то. Вспомнив о нависшей над Эврипонтидами угрозе, Леонтиск сразу помрачнел.
– Когда я выйду отсюда… когда твой отец меня отсюда выпустит, мне вряд ли захочется чего-то… – он опустил глаза в пол.
– Прости, – она виновато погладила его по руке. – Я не хотела напоминать тебе…
– Ничего, – выдохнул он.
– Я посижу еще немного, хорошо? Четверть часа.
– Хорошо. Ты спрашивала, чем закончился тот случай в Олимпии, когда схватили Пирра.
– Да, расскажи мне.
– Когда выяснилось, кто пробрался в резиденцию македонян с целью умертвить военачальника гетайров Демилла, поднялся жуткий скандал. Враги царя Павсания – верховные правители Афин и Ахейского союза – обвинили его в подсылке убийцы, святотатстве, сознательной провокации и измене. Македоняне корчили из себя невинно пострадавших и требовали от греков «справедливого решения». Разумеется, и римляне в стороне не остались. После резких выступлений македонского царя Кассандра и консула Лепида решение греков было предопределено. Собравшийся Олимпийский буле принял во внимание оправдания царя Агиса и членов лакедемонской герусии, «стремящихся к братству с остальными эллинами» и «укреплению дружеских отношений с Римом и Македонией», и потому повелел покинуть Игры не всей спартанской делегации, а только царю Павсанию и его свите. Несовершеннолетнего сына царя Пирра было решено помиловать. Его выпустили из-под стражи с тем условием, что он немедленно уедет вместе с отцом. Старейшины Спарты и царь Агис пообещали решить его судьбу по своем возвращении с Игр. Конечно, мы все, а также «спутники» и охрана царя, тут же отбыли в Спарту. Кроме нас, Игры из солидарности с царем Павсанием покинули многие спартанцы из числа тех, кто открыто ненавидел македонцев и римлян. К сожалению, немало лакедемонян – и атлетов и аристократов – остались в Олимпии, приняв сторону Агиса.
Однако самое страшное ждало нас впереди. Эфоры и Агис не желали показывать перед широким обществом – особенно перед римлянами – своих настоящего лиц. Но, вернувшись в Спарту после Игр, они обрушились на дом Эврипонтидов с сокрушительными силой и бешенством. Уже на второй день после возвращения царь Агис собрал народное собрание, апеллу, и страстно, с надрывом, рассказал спартиатам о злокозненности и коварстве царя Павсания, из личных амбиций опозорившего и поставившего под удар весь полис. Царь Павсаний показал образец тиранического самодурства. Из-за случайной ссоры на пиру он повелел сыну убить одного из знатнейших вельмож Македонии, тем самым подтвердив и без того распространенное мнение о спартанцах как о грубых полуварварах. Хвала богам, это злодеяние не вполне удалось, потому что иначе македонская армия не преминула бы появиться в пределах Лаконики с карательным походом. И тогда Спарта стояла бы перед лицом самой страшной войны в своей истории, грозящей гибелью городу и его жителям. Благодаря усилиям остальных членов спартанской делегации справедливый гнев пострадавших и их друзей удалось притушить, но не примут ли они за насмешку наши уверения в дружбе, если мы не накажем сами виновника сего злодеяния? Кроме того, царь Павсаний и его сын совершили преступление против богов: в священные для всей Греции дни Игр они обнажили оружие для святотатственного пролития человеческой крови. Они оскорбили небожителей, вызвали их гнев против всего Лакедемона. Виноват ли город и народ в безумствах царя и его сына, и не должны ли граждане спартанские примерно наказать злодеев и святотатцев и тем самым удовлетворить гнев как богов, так и людей?
Такова была обвинительная речь Агиса Агиада. Она была страстной, прекрасно построенной и весьма убедительной. Большинство спартиатов не любили римлян и македонцев, но и войны с ними не желали. А подхваченный жрецами аргумент о святотатстве окончательно отвратил благочестивые сердца лакедемонян от Павсания и его сына. Через несколько дней синедрион геронтов проголосовал за вынесенное эфорами предложение об изгнании царя из пределов Лаконики. Имущество Эврипонтида было конфисковано геронтами в пользу государства, ему самому было запрещено приближаться к Лакедемону ближе, чем на тысячу стадиев. О Пирре в постановлении собрания ничего сказано не было, но эфоры издали собственный эдикт, по которому старший сын должен был разделить судьбу отца. Мы, «спутники» царевича, собирались последовать за ним в изгнание, но Эвдамид, сын Агиса, приказал эномотии «львов» следить за нами, чтобы никто не мог не то что отправиться с Пирром, но даже проводить его в Гитий, лакедемонскую гавань.
- Предыдущая
- 28/235
- Следующая
