Я - истребитель - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 26

• Предыдущая
• 26/79
• Следующая

Чем поставил комиссара в тупик. Судя по его виду, информацию он добудет по-любому.

— Ну, в принципе не плохо, есть, конечно, шероховатости в рассказе, но пойдет, потом отшлифуете, — изучая документы, которые я доставал из планшета и по мере рассказа клал перед ним, буркнул комиссар.

— Распишись вот тут. И помни, что майор Никитин за тебя поручился.

Внимательно посмотрев на своего будущего командира, я кивнул.

Прочитав написанное, чем вызвал одобрительный смешок Никитина, я расписался, где сказали, и вышел в коридор. Понимание того, что теперь постоянно буду под наблюдением, не давало мне возможности расслабиться.

— Что, уже все? — спросил у меня подошедший Никифоров. Вид он имел слегка бледный, но довольный.

— Да, велели ждать, — кивнул я.

Когда мы выходили из здания, нам пришлось посторониться, пропуская генерала Павлова. Вид у него — мертвый не позавидует. Настолько бледным он был.

— В штаб фронта, немедленно!

Что было примечательно, так это тот самый полковник Миронов, несущий привезенный мною портфель.

— Ну все, хватит, пора в полк, — проговорил майор, провожая их взглядом.

В полку мне не понравилось. Где капониры, где зенитки? Где маскировка?.. Нет, маскировка, конечно, была, но какая? Самолеты стоят фактически открыто, разве что под деревьями, да некоторые под масксетями. Насчет зенитных средств. Один счетверенный «Максим» и снятый со сбитого лаптежника крупняк. Это не зенитки, а так, для самоуспокоения.

Я внимательно осматривался, когда мы ехали по полю к палаткам, в которых размещался штаб.

«М-да, навоюем мы тут», — подумал я, отлипнув от окна. Проехали очередного часового и группу механиков, что-то тащивших к полуразобранному СБ, стоявшему совершенно открыто, без всякой маскировки.

— Давай сперва в санчасть, а потом уж и ко мне, — приказал Никитин и велел выглянувшему на шум подъехавшей машины дежурному показать, где санчасть.

— М-да, видок у тебя, — внимательно осмотрев меня, хмыкнул дежурный.

— Вы, товарищ лейтенант, три дня по немецким тылам поползайте, и у вас такой же будет.

На мою отповедь лейтенант только беззлобно рассмеялся.

— Лейтенант Буров. Виталий. Вечный дежурный, можно сказать, — протянул он руку.

— Сержант Вячеслав Суворов. Летчик-истребитель, прибыл к вам для дальнейшего прохождения службы.

— О как! Так это ты на новом истребителе будешь летать?

— Я.

— Тяжело тебе будет. Непростой аппарат.

— Почему? Мне нравится. Для сопровождения бомбовозов самое то. Движок, конечно, слабоват, но вооруженность о-го-го!

— Ты что, летал на них? — искренне удивился Виталий.

— Летал. Честно скажу, тяжело было, пока не дался он мне. А потом я на нем такое вытворял, что у-у-у! — закончил я, чтобы не завраться.

— Вот медсанчасть. Там военврач Лютикова заведует. Марина. Ух, строгая! — кивнул он на землянку.

— Разберемся.

— Марина Васильевна, я к вам нового пациента привел. Никитин приказал осмотреть и доложить результат ему лично, — сказал дежурный высокой миловидной женщине лет двадцати восьми, что-то писавшей за столом.

— Проходите, — показала она мне на кушетку у окна.

— Ну, давай. Я в штаб, а то там Синяков за меня остался, а он еще то недоразумение. Еще натворит что-нибудь. — Лейтенант развернулся и выскочил из землянки.

Врач мне понравилась, в моем вкусе. Тем более белая шапочка и халатик очень красили ее.

— Что у вас? — спросила она, отрываясь от записей.

— Как воспитанный человек, я сперва представлюсь. Вячеслав Суворов, летчик-истребитель. Очень рад с вами познакомиться.

— Ну что ж, очень приятно. Так что у вас за ранение?

— Осколочное в спину.

— Раздевайтесь и ложитесь на кушетку.

Пока она доставала из шкафчика инструменты, я быстро разделся, но лечь не успел.

Обернувшись, Марина Васильевна густо покраснела:

— До пояса. Я имела в виду до пояса.

— Оденься-разденься, — бурчал я, натягивая комбинезон до пояса. Да, духан, если честно, шел от меня еще тот. Да и где мне мыться время было?

Марина Васильевна быстро освободила меня от повязки и стала внимательно осматривать спину, после чего взяла со стола какой-то большой предмет и стала водить над раной, изредка касаясь тела. В одном месте мне кольнуло. Заметив, что я дернулся, она спросила.

— Что-то есть?

— Да, колет.

— Здесь?

Путем ощупывания, вроде игры «холодно-горячо», доктор нашла и извлекла еще один осколок, после чего стала чистить рану и промывать ее. После перевязки и уколов от столбняка она сняла халат надела берет и, подхватив несколько листков, вышла, сказав перед этим:

— Лежите тут. Я через полчаса вернусь и устрою вас в стационаре, нужно полное обследование, — после чего выпорхнула наружу.

Лежать мне быстро надоело. Выглянув и убедившись, что рядом никого нет, я хотел было выбраться наружу и сходить к стоянке самолетов, посмотреть на свой и пообщаться с механиком, как кто-то заслонил собой дверной проем.

В дверях стоял невысокий крепыш в звании капитана и с интересом смотрел на меня.

— Так это ты наш новый летчик?

— Я… наверное.

— Капитан Борюсик. Командир БАО. Ну, давай на довольствие вставать будем. Документы твои у особиста, если что.

Положив на стол несколько бланков и с удобством устроившись за столом, капитан достал из кармана карандаш и вопросительно посмотрел на меня.

Вздохнув, я ответил таким же взглядом. Хрена я что понимаю в этих бумажках, пусть спрашивает.

— Так, размер обуви? — начал он и, заметив, что я себя обнюхиваю, добавил: — Банька вечером будет.

— Сорок второй.

Я быстро выкладывал в ответ на вопросы капитана свои данные, а сам изучающе разглядывал его. Сомнений не было, он мне знаком.

В параллельном классе учился Лешка Борюсик. Мы скорешились с ним на летной теме. И если я был знаменитой фигурой у нас в школе — все-таки летчик, да и фильмах снимался, то Леха пользовался другой славой. Он был перворазрядником по боксу, в основном из-за фамилии, чтобы не смеялись. Так вот, прадед у Лехи пропал без вести в первые дни войны, будучи командиром БАО в одном из бомбардировочных полков в районе Старого Быхова, и такое совпадение мне казалось странным.

Леха перенял эстафету от отца, который тоже искал деда, так что мы пересеклись с ним в одном из архивов, где я пытался раскопать что-нибудь о заинтересовавших меня летчиках, а он — о прадеде.

— Извините, а вас не Кириллом Васильевичем зовут? — спросил я у заполнявшего бланки капитана. Вопрос можно было и не задавать, он был копия с выцветшей фотографии, что я видел у Лехи дома.

Оторвавшись от явно нелюбимой для него писанины, он удивленно посмотрел на меня.

— Все правильно, это я и есть.

А вот мне было не так весело от узнавания, потому как я точно знал, что капитан Борюсик служил совершенно в другом полку.

— Ты что, меня знаешь?

— А? Что? А, да… Нет, не знаю, просто фотографию видел. Вы там стоите с женой, родителями и двумя летчиками. Капитаном и лейтенантом.

— Точно, это нас в Москве сняли, в тридцать девятом году, — обрадовался капитан.

— Да, ваша жена еще младенца держала, — припомнил я.

«Деда Лехи!» — подумал я.

— Точно! У меня же Костик в Москве родился, когда жена у моих родителей гостила, едва в роддом увезти успели.

— Это да. Но мне сказали, что вы в другом месте служите, в Старом Быхове?

— А, это я в другом полку служил. Наш семнадцатый всего месяц как сформирован, вот и понадергали народу с разных частей. Самолетов дали, и служим, — пояснил капитан.

Вот это новость! Нет, я, конечно, номера действующих бомбардировочных полков не знаю, но то, что перед самой войной было сформировано несколько, в курсе. И то, что капитана Борюсика перевели в один из них, ни в каких документах не значилось. Да и про семнадцатый полк не помнил: скорее всего, сгорел в первые дни войны, а формировать новый не стали, и такое бывало.

• Предыдущая
• 26/79
• Следующая